— Не злись, — посоветовал он ему, — твой отец — мудрый человек.
— Мудр-рый, — Видка аж зубами скрипнул. — Ты ему кто, что он меня, ровно щенка несмышлёного… Сват?! Брат?!
— Чужой человек, — спокойно ответил Рэлек, а про себя добавил: «…чужой, доверия не заслуживающий и опасный».
Он покачал на ладони увесистый хронометр. Солидная штучка. Небось, через десяток рук предков до отца Видки дошла. Сколько такая стоить может — так вот, навскидку, и не прикинешь даже.
— Если сбегу с ней — обидно будет, — Рэлек посмотрел на набычившегося Видку и сухо усмехнулся. Потерять бесценные часы и впрямь обидно, но если ради них сына ножом пырнут — эта беда для старика выйдет несоразмерной первой потере.
— Сбежишь, — Видка демонстративно сжал немалых размеров кулак, — не посмотрю, что ты из этих, из «мотыльков»… Понял?
Рэлек отвечать не стал, молча спрятал драгоценный прибор в карман и вернулся к костру.
* * *
Странный сон никак не шёл у него из головы. Стоило утихнуть голосам обозников, стоило ночи придвинуться ближе к затухающему огню — и Рэлек вернулся мыслями в недавний кошмар. Он не мог восстановить в памяти черты увиденных людей, но почему-то его не покидало ощущение, что эти лица он когда-то уже видел. Когда? Где?.. Нет, не получается вспомнить.
Рэлек поморщился и сплюнул на оранжево светящиеся угли. Зашипело. Сдался ему этот сон, в самом деле! Какой толк ломать голову над тем, что едва ли имеет смысл?! Кошмар и кошмар… и, право же, бес бы с ним! Пусть о смысле сновидений шарлатаны ярмарочные гадают, а ему недосуг.
Он поднялся и положил в кострище охапку толстых сосновых сучьев. Тут же затрещало, язычки пламени взметнулись вверх, швыряя в темноту пригоршни ярких искр. Огонь осветил лицо Видки, сидящего напротив. Паренёк больше не лез с разговорами, не мешал думать, да и вёл себя спокойно — не вскидывался на каждый шёпот ночного леса, не вздрагивал опасливо; по всему видать, дорожные ночёвки были для него не в диковинку. И носом не клюёт, хоть и дураку ясно: тянет его обратно под телегу, досматривать прерванный сон. Справный сын у купчины растёт, надёжная смена… А вот у него, Рэлека, ни кола, ни двора, ни продолжения…
Слева донесся шорох, и он, повернув голову, выругался про себя: «Нет, не оставит он меня в покое! Вердаммер хинт!»
Дмирт, не ожидая приглашения, уселся рядом и качнул головой, глядя на сына:
— Ступай уж, я за тебя посижу. Что-то сон не идёт ни в какую.
Вздохнув, то ли с досадой, то ли с облегчением, Видка утопал туда, где темнели возы и негромко фыркали привязанные лошади.
Помолчали, глядя в огонь. Дмирт бесцельно шуровал в костре длинной кривой веткой, Рэлек просто наблюдал, как разваливается, прогорая, охапка сухостоя. А ещё с невольным напряжением ожидал, когда бородатый приказчик, наконец, откроет рот и скажет…
— Уж не обессудь, не верю я тебе. Вон, даже спать не могу, пока ты сон мой, вроде как, бережёшь. И ведь нутром понимаю, что не разбойник и не предашь ни меня, ни людей моих… Ан, нет к тебе доверия, и всё тут… Почему так, Рэлек из Гезборга?
Вместо ответа Рэлек достал из кармана хронометр и молча вернул его владельцу. Меньше всего ему сейчас хотелось говорить на предложенную тему. Какая, в сущности, разница, доверяет ли встреченному по дороге незнакомцу хозяин двух крытых возов с каким-то очень ценным добром? Ведь нет никакого дела незнакомцу ни до тех возов, ни до того добра, ни до их хозяина. Завтра к вечеру они вместе въедут в городские ворота и забудут друг о друге. Так какого беса этому Дмирту сейчас от него надо? К чему это назойливое и осторожное вытягивание Рэлека на откровенность?
— Тебе по виду лет сорок, — заметил тобургский приказчик. — Ты ведь мог быть среди тех, кто ходил на Зейн… или не мог?
…Вой ветра, гул падающей с небес воды, треск дерева под ногами… штурмовая лестница выгибается тонкой былинкой… люди-муравьишки молча сыплются вниз — в зыбкую от ливня тьму под ногами…
— А хоть бы и мог?
Дмирт задумчиво разглядывал обгорелую ветку в своей руке. На Рэлека он не смотрел.
— И с самим Ласом Кладеном мог быть знаком?
— Мог, — Рэлек подумал и добавил: — Быть.
Ветка ткнулась почерневшим от жара концом в землю и вывела на ней неровную линию. Затем ещё одну — под острым углом к первой. Третьим штрихом Дмирт замкнул контур треугольника и продолжил вычерчивать… Рэлек уже догадался, что именно. И в самом деле, почему он не вытравил проклятую бабочку со своей щеки ещё тогда, четыре года назад? Пройдоха знахарь божился, что даже следа не осталось бы…
— Вот пойми, — пробормотал вдруг купец, — никак не верю я, что в Глет ты случайно идёшь. Ясно же, что не случайно, ан зачем-то тень на плетень наводишь. Не то меня за дурака держишь, не то сам дураком казаться хочешь. Зачем, Рэлек?
— Ну, хватит, — повернулся к Дмирту бывший «ночной мотылёк». — Не ты, почтенный, а я тут дурак дураком. Утомили твои намёки, выкладывай всё, как есть.
Ответить старик не успел. Вой прорезал ночь, будто тонкое лезвие — кусок подтаявшего масла. С низких, утробно рокочущих тонов взлетел на пик, недоступный человеческой глотке, почти ушёл за пределы слышимости, а миг спустя рухнул обратно — ниже, ниже, ниже… и вдруг — резкий обрыв «струны». И лишь напряжённая, звенящая тишина в ушах.
— Ясное Небо, спаси! — Дмирт сотворил охранный знак. — Откуда… это?!
— Из-за реки, — Рэлек, поднявшись на ноги, прислушивался. Лошади беспокойно храпели, кто-то из обозников проснулся и вскочил, чтобы их успокоить; не иначе — едва успевший задремать Видка. Из притихшего и кажущегося испуганным леса не долетало больше ни звука.
— Волк, — неуверенно предположил приказчик глухим тревожным шёпотом.
— Не совсем, — возразил Рэлек. Он недолго раздумывал, принимая решение, потом заявил: — Гляну, что там.
— Рехнулся?!
— Далеко не пойду, — Рэлек нацепил перевязь с саблей, проверил, на месте ли нож. — Только гляну, и назад. А вы от греха самострелы зарядите… только меня уж не дырявьте, когда вернусь.
— Ты вернись сперва, — проворчал Дмирт уже спокойнее — уверенность чужака как-то сама собой передалась и ему.
* * *
Собственно, Рэлек и впрямь не думал забираться далеко. Не охотиться ведь собрался, а всего лишь оглядеться. В отличие от старого приказчика, он не боялся. Саблю, и ту больше по привычке прихватил; случись худшее — хватит ему и ножа. Слух и интуиция его редко обманывали.
Пошёл напрямик через заросли, решив не возвращаться по дороге туда, где разбитые тележными колёсами колеи отворачивали от речного берега вглубь леса. Эдак хоть и по ровному, но добрых сотни три шагов топать придётся, тогда как по прямой до обрыва — вчетверо меньше.
