— Естественно, что черные встречаются намного реже, если охотятся только на них.
— Черного хайгуса поймать не так-то легко.
Они умнее рыжих и бегают быстрее, их превосходство сказывается во всем. Только великие охотники носят одежду из шкур черного хайгуса. И, разумеется, король отиноров.
— Тогда меня тоже следовало одеть в шкуры черного хайгуса, — заметил Харпириас, — чтобы продемонстрировать, какая я важная персона.
По крайней мере, нужно раздобыть мне накидку из его меха. Видишь ли, я имею некоторый опыт охотника, и…
— Оставьте хайгуса охотникам на хайгусов, друг мой. Они знают, как с ними обходиться.
Каким бы хорошим охотником вы ни были, держитесь подальше от этих презренных тварей.
Более безопасный способ продемонстрировать королю Тойкелле свое высокое положение — это вести себя с ним истинно по-королевски и с подлинным величием, как будто вы — корональ.
— Как будто… — повторил Харпириас. — А почему бы и нет? Это я могу.
В конце концов у меня в роду уже был один корональ.
— Неужели? — весьма равнодушно откликнулся Коринаам.
— Престимион. Корональ времен великого понтифекса Конфалюма. Когда Престимион в свою очередь стал понтифексом, его короналем был лорд Деккерет. Это происходило более тысячи лет назад.
— В самом деле? — произнес Коринаам. — Мои познания в истории вашего народа довольно слабы. Но если в ваших жилах течет кровь короналя, тогда вы должны суметь вести себя подобно короналю.
— Вести себя — возможно. Но не прикидываться короналем.
— Что вы хотите этим сказать?
— Тот вруун из департамента древностей, который передал мне это поручение, — Хептил Маглоир, так его звали — предположил, что здесь, наверху, мне будет легче выполнить свою задачу, если я скажу отинорам, что я и есть корональ.
— Он так и сказал? — Коринаам хихикнул. — По правде говоря, это не такая уж плохая идея.
Как вам известно, они ожидают именно короналя. Вы ведь знаете об этом?
— Да. Но я не получил официального распоряжения притвориться, что я — сам лорд Амбинол. И я не собираюсь делать ничего подобного.
— Даже ради успеха переговоров?
— Даже ради успеха, — резко ответил Харпириас — Об этом не может быть и речи.
— Да ладно вам, принц, — сказал Коринаам, и в его голосе прозвучала легкая насмешка, возможно, даже издевка. — Нет, так нет, раз вы так решили.
— Да, я так решил.
Метаморф снова тихо рассмеялся Его презрительная снисходительность выводила Харпириаса из себя. Как это похоже на метаморфа, подумал он, заниматься подобной софистикой.
Прошло уже много веков с тех пор, как пиуривары — метаморфы, изменяющие форму — существа, у которых так же много имен, как и лиц, добились политического равенства на Маджипуре; но, подобно многим молодым аристократам Замковой горы, Харпириас все же испытывал против них некое застарелое предубеждение. Он полагал, и не совсем беспочвенно, что метаморфы — создания хитрые и неискренние, что это раса интриганов, скользких и непредсказуемых, которые так и не смирились с оккупацией их планеты миллиардами пришельцев, колонизовавших Маджипур около пятнадцати тысяч лет назад. Прошло уже несколько столетий, с тех пор как во времена понтифекса Валентина пиуривары предприняли последнюю отчаянную, но безрезультатную попытку изгнать захватчиков со своей планеты.
Тогда между уцелевшими метаморфами и остальными обитателями Маджипура путем переговоров было достигнуто мирное соглашение — как считалось, ко всеобщему удовлетворению. Но все же… все же…
Им нельзя доверять, размышлял Харпириас.
Какими бы искренними и готовыми помочь они ни казались, нельзя принимать все сказанное ими на веру, так как почти всегда в их словах заложен некий двойной смысл, лукавый и предательский скрытый подтекст.
Вполне естественно, что Коринаам не видит ничего плохого в том, что Харпириасу предложили выдать себя за лорда Амбинола. Метаморф, который от природы обладает способностью принимать практически любую физическую форму, какую только пожелает, не усматривает ничего аморального в таком небольшом маскараде.
Караван двигался вперед, мимо пещер хайгусов, направляясь на все расширяющееся плато.
К полудню установилась ясная погода, с безоблачного неба щедро сияло горячее солнце. Не осталось ни намека на завывающий буран, сквозь который они ехали всего несколько часов назад. Воздух был спокоен.
Единственные видимые признаки недавно обрушившейся на экспедицию яростной метели — разбросанные там и сям темные пятна влаги — быстро исчезали.
Далеко впереди прямо по курсу высоко вздымалась одинокая треугольная гора, темно-лиловая на фоне голубого неба, похожая на торчащий вверх зуб великана. Справа и слева проплывали каменистые, резко очерченные холмы, на склонах которых виднелись негустые рощи корявых деревьев и туманные пятна синеватой травы. Время от времени Коринаам обращал внимание путешественников то на внушительную фигуру покрытого белым мехом ститмоя, стоящего на вершине неприступного утеса, то на пасущееся стадо грациозных мазиготивелей, прыгающих от одной полоски травы к другой, то на зоркого горного ястреба, описывающего медленные, прицельные круги высоко над головой.
У Харпириаса создавалось ощущение, что в Граничье Кинтора жизнь постоянно идет на грани какой-то большой драмы. Тишина, огромные просторы, чистота и прозрачность воздуха, странный, искореженный ландшафт и его редкие обитатели — все это усиливало впечатление и вызывало глубочайшее изумление. Несмотря на весь свой гнев по поводу цепочки событий, которые привели его в эти горы, он теперь ничуть не сожалел, что попал сюда, и был уверен, что навсегда запомнит великолепие этих мест.
В это время года солнце здесь оставалось на небе и в те часы, которые Харпириас в обычных условиях привык считать ночными. Так как день, по-видимому, не собирался заканчиваться, он спрашивал себя, заставит ли их Коринаам продолжать путь до самой полуночи или даже дольше. Да и голод уже давал о себе знать. И как раз в этот момент метаморф предложил ему отдать приказ свернуть налево, в открывшееся перед ними боковое ущелье.
— Там есть стоянка охотников, — объяснил Коринаам. — Они обычно проводят здесь лето.
Видите черный дым от костра? Они продадут нам мяса на ужин.
Обитатели гор вышли им навстречу задолго до того, как караван достиг лагеря. Очевидно, они давно знали Коринаама и неоднократно имели с ним дело, поскольку приветствовали его довольно сердечно. Последовал долгий обмен многословными любезностями на грубом, лающем горском диалекте, однако Харпириас сумел разобрать только отдельные слова.
