— И сейчас ты продолжаешь порочить богов!
— Я знаю то, что знаю. Знаю, кто я. Я Бренор, я помню всю прошлую жизнь. Ту жизнь, что вел до смерти.
Увин кивнула, медленно осмысляя все сказанное, убеждая себя, что у нее нет другого выбора, кроме как принять это.
— И я надеюсь, ты все еще моя мать, хотя конечно, решать тебе.
Увин уже хотела кивнуть: как же она может не любить его, даже если он не…
Женщина похолодела, лицо исказилось чистым ужасом:
— Мой собственный ребенок…
— Да, если ты меня примешь.
— Не ты! Мой ребенок, что был здесь! — она огладила рукой живот, — Что ты сделал с ним? С семенем Реджинальда?
У Бренора перехватило дыхание. Все, что он смог — беспомощно развести руками в полнейшей растерянности.
Увин поверила — он понятия не имел о том, как произошло превращение, как он занял крохотное тельце в ее лоне и кто был там до него. Являлся ли ребенок пустой заготовкой, ждущей сознания Бренора Боевого Топора? А может быть, тот занял его место — вот как все произошло?
— Убирайся из моего дома, проклятый убийца! — прошипела женщина, трясясь. По ее румяным щекам струились слезы, — Ты, подкидыш! Как мерзко! Ты убил моего сына! — ругаясь, она толкала его к двери, а он отступал, с каждым шагом качая головой. Но ответить на обвинения он не мог, только разводить руками, беспомощно, бездоказательно.
Вышвырнув его наружу, она захлопнула дверь перед его носом. За преградой из холодного камня Бренор расслышал ее рыдания.
Шатаясь, он побрел прочь. Но не успел сделать и пары шагов, как его поймал Рваный Даин.
— Пошли уже, глупый ты король! — беззаботно крикнул он, — Пусть над нами засела туча орков, какой свет не видывал, но сегодня пьем за короля Бренора! Боги благословили нас, прислав тебя! — заливался он, таща Бренора за собой. — Станем петь, пить и плясать всю ночь, будь уверен!
Бренор кивнул. Он знал, что, конечно же, этого ждут, потому пошел с Рваным Даином. Но продолжал оглядываться на скромное жилище, его дом все новое детство, продолжал думать о сломленной, полной горя женщине за каменной дверью.
Над их головами армия орков разбила лагерь. Они заполонили земли, наводнили города, но праздничной ночью в Цитадели Фелбарр все выглядели так, будто ничего об этом не слышали.
Один из самых легендарных дворфов прошлых двух веков восстал из мертвых. И пусть в Серебряных пустошах многие брюзжали, что это Бренор подписал Договор в Ущелье Гарумна, дворфы Севера не входили в число критикующих.
Король Бренор был благороден и добр, друг как Фелбарру, так и Адбару, и праздник бушевал.
Начало вечера Бренор провел рядом с Дзиртом и Кэтти-бри. Он кивал, улыбался, сталкивался кружками, обнимал и желал всего лучшего бесконечному потоку фелбаррских дворфов. И всеми силами старался скрыть внутреннее смятение об Увин, и, сказать по правде, обо всей процедуре, что вернула его к жизни обратно на Ториле. Появился в чреве Увин, вытеснив малыша?
Занял тело новорожденного, как паршивый пожиратель разума?
Ужаснувшись своим мыслям, он с силой провел ладонями по заросшему лицу.
— Мы тоже переживаем за них. Мужайся, друг, — шепнул ему Дзирт, когда Бренор в который раз дернул бороду. Тот непонимающе взглянул на эльфа.
— Верь в Вульфгара с Реджисом, — пояснила Кэтти-бри. Подойдя, она потрепала Бренора по плечу.
От напоминания о друзьях — еще одном поводе для беспокойства — рыжий дворф дернулся.
За день он ни разу не вспомнил о пропавших товарищах — слишком много проблем сыпалось со всех сторон. Он важно кивнул своей прекрасной дочери. Накрыл ее ладонь своею.
— О да, малыш вырос. А если рядом с ним Вульфгар, то нам скорее стоит поволноваться об орках!
Он поднял кружку и стукнулся ей с графином в руках Кэтти-бри, к ним присоединился Дзирт, потом другие, а затем их накрыла очередная волна поздравляющих.
И все продолжилось: веселые крики, обещания, что орки Многострельного скоро пожалеют о дне, когда выползли из своих вонючих укреплений. С каждой поднятой кружкой раздавалось "Делзун!" и "Бренор!"
В одном конце зала собрался хор, труппа дворфов затянула мелодию одновременно тоскливую и прекрасную, песнь о войне, победе и великом горе. Следующая мелодия оказалась легкой и веселой. Поймав ритм, многие дворфы пустились в пляс, кто-то позвал Дзирта и Кэтти-бри присоединиться.
Они так и сделали, и уже скоро дворфы расступились, окружив их и поддерживая криками.
По большому счету, никогда до того Дзирт с Кэтти-бри не танцевали, и уже точно не на публике. Но они столько раз вдвоем тренировались перед битвами, устраивая шуточные бои, что никакая другая пара во всем Фаэруне не смогла бы двигаться так гармонично. Они легко скользили над полом, поглощенные лишь друг другом, каждое движение выверено и грациозно, ни малейшей ошибки или запинки.
Бренор не мог сдержать улыбки, глядя на пару. При виде любви, что осталась между ними, у дворфа теплело на сердце. Мысли его обратились к дням Магической Чумы, когда, в конце концов, Дзирт и Кэтти-бри сдались, признавшись, что влюблены друг в друга. И теперь они снова вместе.
Нет, не снова — пришло в голову Бренору. Вечно.
Он кивнул своим мыслям. На душе стало хорошо.
И вернулся к стуку кружек, объятиям и рукопожатиям.
Когда в череде поздравляющих появилась брешь, Бренор оглянулся на Дзирта и Кэтти-бри, которые уже вернулись на места, и заметил, как король Эмерус, Рваный Даин и Парсон Глейв, сидя вокруг маленького столика, увлеченно о чем-то разговаривали с Атрогейтом.
Дзирт перехватил его взгляд. Затем обеспокоенно посмотрел обратно на Бренора. Тот кивнул и взмахом руки отогнал приближающуюся группу празднующих, собираясь пробраться к столу и выяснить, что там выкладывает Эмерусу Атрогейт.
— Ого, выглядит как плевок мне в лицо! — остановил его звонкий голос, едва он успел шаг сделать.
— Так ведь он король теперь! — саркастично протянула другая женщина, — Слишком хорош для нас!
Бренор замер и опустил голову пониже, пряча широкую улыбку в кустистой огненной бороде. И хлопнул ладонями по бедрам — о да, уж этих двоих он знал!
— Может, стоит дать пинка его мохнатому заду? — предложил первый голос, и все вокруг захохотали.
— Ага, а потом нацепить туда однорогий шлем! — поддержала вторая.
Бренор лихо повернулся к двум насевшим на него дворфам, схватил обеих — или это они схватили его — или они схватили друг друга…
И расцеловались — да еще как! — и в губы, и в обе щеки.
Когда Бренор, наконец, достаточно освободился, чтобы выдохнуть, увидел, как оказавшиеся рядом Дзирт и Кэтти-бри удивленно на него смотрят. Он притянул к себе двух юных барышень, крепко обхватив их за плечи:
