Стащив с себя мертвеца, я с криком отшатнулся. Я залез в рот и вытащил оттуда длинную черную прядь. Тошнота подступила к горлу, я поморщился и проблевался.
Едва отдышавшись, я выпрямился и смахнул слезы с глаз. Я посмотрел на спокойное море. На голубом горизонте, медленно плывя по волнам в мою сторону, виднелись черные точки — сотни маленьких черных точек, — от которых даже досюда смердело мертвечиной.
И массивные темные обломки корабля, чей парус до сих пор спокойно развевался на торчащей из воды мачте.
Под шум прибоя я ждал, пока весь этот ужас доплывет до берега. Зачем? Не знаю. Может быть, кто-нибудь выжил, и я смогу помочь.
Но через час я понял, что ошибался. Вот уже тридцать тел прибило к линии берега, а ни одно из них не подавало никаких признаков жизни. Решив, что пора уходить, я прошел вдоль покачивающихся в такт волнам обломкам корабля и вдруг услышал сдавленное хриплое дыхание человека.
Я прислушался. Шум шел откуда-то из-под досок. Там!
Я кинулся к носовой части, от которой остались по большей части лишь щепки, и оттолкнул в сторону тяжелую бочку, набитую железяками.
Труп. Или нет?
Я вытащил его на берег, перевернул на спину и прислушался к дыханию. Живой! Дьявол, и что мне делать?
— Эй, слышишь меня? — я ударил его по щеке, пытаясь привести в дыхание. Чернявый устало разлепил глаза и что-то невнятно прохрипел. — Чего? — я склонился ближе.
— Черная… дыра по середине, — сказал он. — Разрушила корабль, и мы все…
Под рукой разлилась кровь. Я глянул на его рану и чертыхнулся: вся его грудная клетка у сердца была изорвана в клочья, и при большом желании я даже мог наблюдать, как бьется его сердце. При таких поражениях не живут, а зелья у меня больше нет.
— Облегчим страдания, а? — я вытащил из мешка на плече свой нож.
— Что? Нет! — «мертвец» попытался оттолкнуть меня рукой, но та оказалась безнадежно слабой. Он дернул туловищем, старался отползти, и хрипло кричал, а я уже вынимал каменный клинок из ножен. — Нет! Нет! У меня жена, дети, господин, прошу!
Как только острие вонзилось в сердце, он вздрогнул и замер. Я поднялся. Ну, вот и все.
Поразительно. На моей памяти я в первый раз убил человека, и это «новое» ощущение ничуть не отличалось от того, которое возникало, попади моя стрела, скажем, в шонка. Ничего, пусто. Может быть, годы, проведенные в первобытном мире, научили меня не придавать большого значения морали?
Я стянул с него штаны, забрал у другого мертвеца легкую курточку и хотел отыскать еды, но та, к сожалению, пропала, не выдержав влияния соленой воды. Зато вина наплыло — хоть телегами вози. Я набил бутылками мешок и пошел прочь.
Только в пути я понял, о чем он говорил.
«Черная… дыра по середине. Разрушила корабль…».
Он описывал портал, мой портал. Видимо, он появился прямо в корабле и проделал в нем дыру, заодно облучив всех людей отрицательной материей, из-за чего большинство погибло, а оставшиеся умерли при крушении. Что ж, такое случается…
Получается, я виновен в их гибели. Но чувствовал ли я себя виновным? Ничуть. Я только был счастлив, что выбрался из своей ледяной темницы, а сколько людей при этом лишилось жизни — не моя проблема. Магия, как говорится, всегда берет свое.
Я остановился на маленькой уютной полянке в лесу. Хоть и было прохладно, даже этот северный ветер не мог сравниться с собачьими морозами края земли, а мягкая сочная трава под ногами приятно успокаивала, заставляя забыться. Гляди-ка, почти ничего не изменилось.
Я думал, чем можно перекусить, ведь лук я по дурости уничтожил и с собой не прихватил, но потом нашарил взглядом маленький кустик с красными ягодами — бери не хочу!
Хотел бы я описать это великолепное ощущение словами, но я, знаете, как-то разучился красиво складывать предложения. К сожалению, конечно, ведь сейчас я именно этим и занимаюсь.
Воодушевленный и отдохнувший, я двинулся дальше, пытаясь отыскать дорогу, ведущую в город. Больше всего мне, пожалуй, не хватало общения, а без людей этот процесс становится несколько… однообразным.
Я хотел избавиться от одиночества, и шанс был. Я снова дома, ха-ха!
Не успел я этому нарадоваться, как вдруг где-то в кроне деревьев тренькнула тетива арбалета. Я попробовал увернулся, отклонился влево и вдруг почувствовал острую боль в правом плече.
— Дьявол!
Я, шатаясь, поднялся на ноги. Выдохнув, схватился за кончик болта, выглядывающий из окровавленной плоти, и рванул на себя.
— Черт! За что?
Кто-то спрыгнул с дерева. Тяжелые сапоги стукнули оземь, и из тени деревьев вышел щуплый бледный мужик, целясь в меня из арбалета.
— Долбаный ты ублюдок, — я, шипя, сплюнул. — Что, бородавки на роже до мозга добрались?
Он оторвался от прицела.
— Так ты не из этих?
— Выражайся яснее, — я приложил к ране край рукава, останавливая кровь.
Бородавочник ткнул пальцем в красную нашивку на плече моей куртки.
— Стащил с мертвеца.
— Вор?
Я поморщился.
— Нуждающийся.
— Вон оно как. А ты не многословен, братец, — еще один болт сверкал наконечником. — Откудыть я знаю, что отпущу, а ты потом меня ножичком в бочок не пырнешь?
— Отпустишь, и я тебе вивисекцию проведу, — мрачно пообещал я в ответ.
— Виви… Чаво?
— Не важно. Убери махину, поговорим спокойно.
— Не, тут у нас похороны, братец, я итак на тебя отвлекся. Ходют тут, знаешь ли, всякие, вот я впереди и иду. Особенно вот эти, — он снова кивнул на куртку, — сволочнее всех сволочей. Грабят, девок портят, а потом сядут на свою пасудину, и ищи их…
— Пираты?
— Угу, — бородавочник, наконец, отпустил арбалет. — Ну, ты извиняй, мил человек, не рассчитал малость. Почапали, рану перевязать надо.
— Само заживет.
Он хохотнул.
— Бессмертный, что ль?
— Оно самое, — честно признался я, но за ним все равно пошел.
Мы дальше углубились в чащу и свернули на узенькую лесную тропку, скрываясь в тени деревьев.
— А с пирантами ентими что случилось-то? С кого ты курточку стащил?
— Потопли они. На корабле плыли и потопли.
— Хо-хо! — он вдруг хлопнул меня по больному плечу.
— Дьявол!
— Извиняй, извиняй, — бородавочник помог мне удержаться на ногах. — Два раза должен буду: за увечье и за новость хорошую. Радость-то какая, утопли! Ха! Надо нашим рассказать, не поверят. А как утопли?
— Без понятия.
— Одна посудина али две?
— Одна.
— Эх, жаль, их-то две было. Ну, ничего, с остальными сами расправимся, уж будь покоен. Ты только это, держись, зенки не закрывай, ща дойдем.
Вздохнув, я кивнул.