– То-то еще будет, голубок.
– Пошел к черту! – с расстановкой прорычал Петр. Но тесть не возмутился, хитро усмехнулся и вновь завалился в спячку.
Едва вырвал машину из зарослей травы. Пришлось подрезать стебли под днищем. Домой ехал с неохотой. Вспомнил, что ночью придется избавляться от трупа второго домушника. Решил, отвезти убитого на городскую свалку, как делал раньше, и прикопать. Думал, что со старым покончил навсегда, так нет, заразы, нащупали, влезли, заставили шевелиться. Кто же это все сварганил?
Петр старался переключится на что-нибудь иное, чувствуя, что заводиться и свирепеет, но не от того, что его кто-то использовал, а от того, что не понимает происходящего с ним и от этого в глубине сознания зашевелился давно забытый страх, никогда раньше, если не считать детства, им не испытанный. Нет. Он боялся, конечно, но не за себя, не за свою шкуру, боялся сорвать, не выполнить задание.
А в детстве бывало накатывал ужас, когда оставался один в маленькой темной кладовке, куда его впихивал озверевший пьяный отец, после хорошей порки, не знай за что. И вот сейчас внутри зашевелилось что-то похожее на детские страхи.
Петр зло тряхнул головой и сосредоточился на дороге: днем машин было невпроворот, и все куда-то спешили, как очумелые.
Внутренне сжавшись, он открыл дверь квартиры, ожидая удара, выстрела в упор. Но ничего не произошло. Все было тихо. Петр руками ощупал весь пол и в комнате и на кухне, не веря глазам, в поисках трупа домушника. Но того будто и не было. И как-то легко стал забывать о нем. Вытащил из кармана вороненые наручники, тупо повертел их в руках и бросил на застеленную кровать. А ведь постель оставил разворошенной.
Медленно прошел на кухню, включил плиту, налил в чайник воды и поставил греться, для крепкого, купеческого чая. Выволок из кармана полиэтиленовый пакет со спецприспособлениями. Осмотрел их. Все было на месте. И даже отравленные иглы, все двенадцать были на месте, будто он и не стрелял сегодня, и патроны «Черемухи» в наличии.
А где он мог сегодня стрелять? Петру смутно помнился какой-то особняк за городом и старикан, кажется бывший кадровик, который увольнял его из МВД. Этот кадровик был злом… Но каким?.. В памяти вертелось что-то о его ликвидаторстве, но очень смутно.
Вошел в комнату, неприязненно морщась от шума закипающего чайника, мешающего вспомнить что-то очень существенное. Не торопясь поднял телефонную трубку и набрал номер Сергея Ивановича. В наушнике щелкнуло и хрипловатый голос с непонятным акцентом требовательно сказал:
– Долго же ты собирался.
– Сергей Иванович? – удивленно спросил Петр.
– Нет, – резко ответил хрипатый голос. – Не дергайся! Сегодня вечером приходи в квартиру номер шестьдесят шесть, в доме тринадцать, на Синичкиной улице. Она в двух автобусных остановках от тебя. Если ехать, то на любом номере, направо по шоссе Энтузиастов.
– Кто ты такой?! – грубо поинтересовался Петр, давно отвыкнув от того, чтобы им кто-то командовал.
– Не твоего это ума дело! – так же грубо оборвал Петра голос в трубке, добавив: – Все! Исполняй! Я жду. Будет заказ, – и в трубке запищали короткие гудки.
Петр скрипнул зубами и скривился, почуяв боль в левой скуле, на месте выбитого зуба. Без колебаний нажал клавишу на телефоне и услышав гудок, вновь набрал номер Сергея Ивановича. Но трубку на том конце никто не поднимал, хотя гудели длинные позывные. Петр несколько раз набирал номер, и слышал лишь бесконечные длинные гудки, а к телефону никто не подходил. Бросив бесполезное занятие, он наконец обратил внимание на клокочущий в чайнике кипяток. Сам закипая от тихого бешенства, вернулся на кухню, снял чайник и заварил Брук-Бонд, покрепче.
Неожиданно его будто кто толкнул. Он вскочил на ноги со стула, на который присел, и бросился в комнату. Распахнул шкаф и недоуменно остановился: ящик с монетами, который взяли домушники, был на месте. Он медленно открыл его и прищурившись разглядел в полумраке шкафа, что все монеты были на месте. Кинулся в прихожую отодрал линолеум и паркет, вытащил из тайника основной ящик с монетами. Они тоже оказались на месте. Не было лишь спецприспособлений, которые лежали на столе в комнате, в полиэтиленовом пакете.
В мозгах будто от перепоя все затормозилось. Он подошел к окну и прижавшись виском к стеклу, скосив глаза, увидел у гаражей «Жигуленка», на котором ездил двое суток. Непонимающе помотал головой и прошел на кухню, пить чай. Только наполнил полстакана, как привык пить еще со времен своей жизни в Средней Азии, зазвонил телефон. Петр бросился к аппарату. Поднял трубку и вздохнув, негромко спросил:
– Кто?..
– Приходи пешком, – грубо потребовал все тот же хриплый голос. – Машина пусть отдохнет, – Раздался щелчок разрыва и короткие гудки. Петр даже не успел вставить слова. Злость стала таять, как снежок в страшном огне домны, в которой ему однажды с Серегой пришлось уничтожать двоих ликвидированных. Внутри родился страх. Он уже не просто шевелился, а во всю гулял и пугал с каждой минутой все больше и больше. Начинался какой-то кошмар, Петр был в этом твердо уверен.
Он не любил непонятные и необычные происшествия. Старался быть от них подальше. В его жизни подобное случалось лишь дважды: когда он всей своей душой пожелал смерти своему отцу, после очередной порки, да так сильно, что у него все внутри заболело. Петр еще не знал, что в груди есть сердце, в голове мозг, и наверное душа. Он болел три дня да так сильно, что его откачивали врачи. Это состояние ему запомнилось на всю жизнь.
Тогда показалось, что страшный огонь внутри, сжигает внутренности. И от этого было страшно. В тот раз он понял, что такое смерть. А ведь был еще пацаном. Боль стала исчезать в тот момент, когда мать привела десятилетнего Петра в детский приемник и написала заявление в детдом, куда его отвезли тем же вечером. Он не скучал по матери, и не жалел, что вырос в детдоме, а не в обычной семье. Больше он свою мать не видел. Сестер и братьев у него не было, и ему это нравилось: никому не обязан.
Второй раз боль была потише, но тоже неприятная, в тот день, когда убили Сергея. Он ожидал, что Сергея закажут ему, или его закажут Сергею. Но начальство решило иначе: приказало списать друга кому-то на стороне. Переживания глушил водкой. При этом Петр чувствовал, что если бы он ликвидировал Сергея, то ему было бы легче.
Напившись чаю, Петр прошел в ванную, решив побриться, раздумывая над приказом явиться к какому-то новому шефу. Плевать ему на него. Еще неизвестно, кто окажется сильнее при встрече. Так неожиданно для себя он все же решил, что пойдет сегодня вечером по указанному адресу.
Выставив на полочке помазок и безопасную бритву, электрических жужжалок Петр терпеть не мог, решил снять рубашку, чтобы немного остыть и не запачкать при бритье: лень было слишком часто заниматься стиркой. Мельком взглянул в зеркало и замер от удивления: на его груди белели пять, расположенных звездой, пятен. Он отлично знал, как выглядят давно заросшие пулевые раны. Их у него было три, две в левом бедре и одна в правом. А этих не было, еще позавчера.
