Комок подступил к горлу Приблуды. Его семья... Где его семья? Почему его лишили матери и отца, лишили родного дома, сделали Приблудой? Тем, кто приблудился, не родным, тем, кто никогда не станет родным...
Приблуда застонал, отворачиваясь.
– Смотри, – приказал Степной Орел. – Они уже почти подошли. Они думают, что их колдуны их скрыли? Я в своей крепости и возле источника. И нет силы, способной это изменить. Каждый, в ком я почувствую силу, – умрет первым. Еще немного, смотри...
Чугайстр бросился на мага.
Связанный, окровавленный, он попытался толкнуть мага вперед, сквозь зубцы, но джинна успел раньше. Узкий изогнутый клинок полыхнул в его руке, и Чугайстр упал. Нога его отлетела прочь, кровь потекла по камням.
Джинна наклонился к кричащему от боли старику, в ладони его загорелся огонь. Кровь на культе вскипела и, чернея, запеклась.
– Ты еще не умрешь, – сказал маг. – Не сейчас.
Степной Орел протянул руку, словно хотел дотронуться до козаков... Они были рядом, совсем рядом, до них можно было дотронуться...
Маг полоснул ребром ладони, словно кинжалом.
Молодой козак, что-то говоривший своему товарищу, дернулся, прижал руки к горлу и мешком повалился с коня.
– Вот так, – сказал маг. – Жарко, безжалостное солнце. Он умер. Бывает. А вот этим...
Маг сжал кулак и ударил перед собой – четверо козаков разлетелись прочь, словно шарахнула в них невидимая каменная глыба.
– И еще!
Полыхнул огонь прямо посреди замерших от неожиданности козаков, разом вспыхнула одежда, волосы, плоть...
Приблуде показалось, что он слышит крики сгорающих заживо. Один, два, десяток живых факелов бежали по степи, сталкивались и падали, догорая неподвижно. Черные дымы потянулись к небу, встали надгробьями над сгоревшими.
Приблуда зажмурился, почувствовал, как силы оставляют его, как тело его превращается в сосуд, наполненный отчаянием и страхом, гневом и яростью.
Броситься на мага, пусть не слушаются руки, пусть нет сил – броситься, попытаться, как Чугайстр... проклятый обманщик.
И вдруг все исчезло: ярость, гнев отчаяние, страх – все. Осталась пустая оболочка от Приблуды. Ничего не было у него в душе. И самой души не было. Не было, не было, не было...
Приблуда медленно опустился на камни, на раскаленный солнцем каменный пол.
Все проносилось мимо него. И желтое пламя, и стоны Чугайстра, и смрад сгоревшей плоти Волка. Приблуда проваливался в бездонную пропасть, все глубже и глубже, в самое сердце земли.
Темнота сжала выгоревшее небо, скомкала его в небольшой круг. И совсем раздавила в безжалостном кулаке.
* * *
Влад вскрикнул и проснулся.
Он вырубился. Задумался, а потом не заметил, как уснул. Проклятый цветок. Проклятый сатра.
Влад посмотрел на часы – восемь часов. Он проспал еще час. Сейчас он встанет с дивана, откроет балконную дверь, вышвырнет хитрое сплетение хрупких жилок прочь, в темноту, в дождь, ставший вечным.
Где-то там по городу рыскает художник, ставший убийцей. Где-то Серый пытается найти выход, мечется, разыскивая трупы, и придумывает выход из этой ловушки.
Где-то там неизвестный, заваривший всю эту кашу... Что он делает? Удовлетворенно потирает руки? Кусает пальцы в ужасе, что все разваливается? Или давно уже забыл о том, что приказал, думает совсем о другом?.. Наслаждается жизнью?
– Найти и наказать, – пробормотал Влад, но вышло у него это вяло и неуверенно.
– Найти, – сказал Влад.
– И наказать! – выкрикнул Влад.
– Ты что-то сказал? – из-за закрытой двери спросил Руслан.
Руслан. Что он тут делает?
– Что ты тут делаешь? – спросил Влад, вставая с дивана.
– Я тут пью чай, болтаю с ребятами... – Руслан открыл дверь, вошел в комнату. – Я включу свет?
– Давай, – разрешил Влад, прикрывая глаза.
Щелкнул выключатель.
– Добрый вечер, – сказал Руслан, усаживаясь в кресло. – Ты снова спал?
– Я запрещал тебе приезжать, – сказал Влад, стараясь не смотреть на цветок сатра, лежащий на диване.
– Пошел ты в жопу со своими запретами, – спокойно ответил Руслан. – С чего ты решил, что имеешь на это право?
– Запрещать? – уточнил Влад.
– Умирать в одиночку, – пояснил Руслан.
– Без комментариев, – буркнул Влад.
– Засунь себе свои «безкомментариев» знаешь куда?
– Алгоритм мне понятен.
– Вот и славно. Ты знаешь, что час назад сообщили еще об одной смерти? Я не видел ни тело, ни фотографию, но говорят, что в кармане листок клетчатой бумаги с надписью: «Плюс один». Я решил, что это к нашему списку. Нет?
– Похоже. Серый не объявлялся?
– Дался тебе этот Серый... Вокруг много разных существ и поинтереснее. Знаешь, на кого работает господин Салунский?
– Ты о Шкворне? Кто этого не знает? Все знают.
– И что о нем все знают?
– Авторитет. Суперавторитет. Четыре ходки от звонка до звонка. Был коронован. Держит наркоту, проституток, оружие – все держит. Абсолютно. Понятно, что он за всем этим, но ничего конкретно предъявить не получается. Сидит в своей берлоге, из города не выезжает, на сходки не ездит, посторонних не принимает. Потихоньку подмял под себя большую часть области. О покушениях на него я не слышал...
– Лично не видел... – подхватил Руслан.
– Видел на фотографиях и даже на видеозаписи, снятой, когда Васю хоронили. А что?
– И как он тебе?
– А никак. Если ты видел одного вора в законе, то видел всех. Костлявый, бледный, наверняка туберкулезный: тридцать пять лет на зоне – не сахар. – Влад пожал плечами. – Есть легенда, что его поначалу то Шкелетом кликали, то Бледным, до тех пор, пока он не подобрал с земли шкворень и не проломил пару черепов. Вот тут к нему новое погоняло и прилипло.
– У тебя есть его фотография? – спросил Руслан.
– Нет. Не держу я всякий хлам. Пусть им занимаются наши организованные преступники. Их много, пусть пасут. Что ты прицепился ко мне? Серый связался с этим гадом, чтобы потихоньку заняться своим бизнесом, иначе начались бы терки, разборки... А так...
– Хочешь, я подарю тебе его фотографию? – спросил Руслан все так же спокойно.
– Засунь... – начал Влад, но замолчал, задумавшись.
Шкелет. Бледный. Но тридцать пять лет на зоне? Не может быть. И коронован не просто так, не сейчас, а как положено, на сходе, по-серьезному.
Не может быть.
Руслан полез в карман, достал фотографию и протянул Владу.
– Я ее из архива стырил, из дела. Старенькая фотография, еще восемьдесят второго года. Смотри.
Влад посмотрел и вздрогнул.
– Смешно? – спросил Руслан.
– Очень. Я мысленно хохочу, прямо как в цирке, – Влад смотрел на фотографию и чувствовал, как слабость растекается по телу.
– Будит какие-то воспоминания? – Руслан отобрал фотографию и бросил ее на стол, лицом вниз.
