“Что до мотивов Дагмар, скоро мы их узнаем”, мстительно объявила Лириэль. “Может ты и не способен видеть в женщине глубже ее привлекательного личика, но властью Лолт могу я!” Дроу показала ему обсидиановый кулон.
Лицо Федора наполнилось ужасом. “Не надо”, попытался он отговорить ее. “Вороненок, не стоит тебе связываться с этой богиней!”
Неестественная ярость вспыхнула в ней темным, потрескивающим огнем. Лириэль узнала прикосновение Паучьей Королевы, и слишком поздно вспомнила жестокие ритуалы, которым должны были следовать ее жрицы. Ревнивая богиня не позволяла своим слугам никаких проявлений симпатии, и особенно оскорбляла ее мысль, что жрица может привязаться к мужчине. Часто от женщин Мензоберранзана требовалось жертвовать их мужчин, их любовников и даже сыновей, чтобы умиротворить Королеву Пауков. Лолт не долго будет терпеть ее союз с человеческим мужчиной, особенно если тот осмеливается вмешиваться в веру жрицы и ее долг перед Лолт. Федор не понимал, насколько опасен его путь. До сего момента, не понимала и Лириэль.
“Не говори мне дурного о Лолт”, предупредила она. “Я принесла ей клятву жрицы, в обмен на магическое спасение Эльфийки”.
Федор вздрогнул и взял ее за руки. “Это была работа твоей богини? Лириэль, неудивительно, что ты плакала, зная, чему поклялась! Никогда, нигде я не чувствовал такого отчаяния и зла!”
“Или такого могущества”, холодно добавила дроу.
“Но какой ценой?” настаивал он. “Как может добро появиться из зла? Я боюсь за тебя, вороненок, и боюсь, во что ты можешь превратиться. Ты уже повелеваешь рабыней, и обвинила добрую женщину в предательстве”.
В его словах было достаточно болезненной истины, чтобы заставить ее высвободить ладони. “Подумай, как ты разговариваешь со мной”, рявкнула она. “Или напомнить, что я могу приказать тебе вырвать сердце этой ‘доброй женщины’?”
За словами Лириэль последовало ошеломленное молчание.
Какое-то время, показавшееся очень долгим, она и Федор стояли и смотрели друг на друга. Юноша явно был шокирован ее вспышкой, но ничуть не больше, чем сама Лириэль. Впервые в жизни молодая дроу услышала в собственных словах эхо злобного голоса ее бабки. На мгновение древнее зло Матроны Баэнре жило, дышало и обрело дом в сердце Лириэль.
“Я не хотела этого сказать”, прошептала она.
Федор кивнул, безмолвно принимая ее слова. Но Лириэль видела, по печали в его глазах, что он сомневается в их истинности — и знает, что и она тоже.
Импульсивно, она бросилась в объятия любимого, желая вернуть ту близость, которая когда-то принадлежала им. Федор поддержал ее, но под ее ищущими ладонями мускулы его плеч, груди, рук напрягались, отторгая ее. Ей не было ответа, не было радости. Лириэль подняла вопрошающие глаза на лицо юноши.
“Моя леди потребует от меня и этого?” осведомился он сдержанно.
Пораженная Лириэль отпрянула. Сквозь прозрачное окно его глаз она читала и глубокую боль, и гордость, и неожиданно поняла, какой удар только что нанесла его чести. Самим предположением, что по ее приказу он может совершить зло, она пошла против его веры в нее как вичаларан, и в самого себя как рыцаря-берсерка, служащего достойной госпоже. И каким бы ни был он благородным и бескорыстным, его собственная, личная гордость так же была поражена. Но самую большую боль причинило Лириэль осознание, что Федор стал бояться и сожалеть о связи, образовавшейся между ними.
Вскрикнув, она вырвалась и кинулась прочь.
На сей раз, Федор не последовал за ней.
Поостыв в одиночестве и немного придя в себя, Лириэль вернулась в дом Ульфа. Она направилась прямиком в сад, к деревянным ящикам, где видела странные водоросли, за которыми ухаживала Дагмар. Она хотела проверить, сходятся ли они с описанием нереиды. Но в соленой воде осталось лишь несколько сонных моллюсков.
После всего случившегося, Лириэль вынуждена была усомниться в собственной памяти, и сделанных ею выводах. Она не смотрела тогда так уж внимательно на ростки, и не знала определенно, имеет ли какое-нибудь отношение Дагмар к атаке на Хольгерстед. Возможно, Федор прав и сила, дарованная Лириэль, меняет ее, уже искажая ее способность к рассуждениям и воспламеняя глупую мстительность.
Лириэль недолюбливала Дагмар за ее прежнюю снисходительность, и попытку соблазнить Федора. Одного этого хватило бы, чтобы пробудить в большинстве дроу неконтролируемую ярость. Так многих в ее народе ослепляла жажда мщения. Она задумалась, не является ли это отметиной служения Лолт, пеплом, который остается в душе когда гаснет пламя власти.
Юная дроу всегда гордилась собственным независимым умом. Она выбирала и контролировала собственную судьбу в степени, невообразимой большинством дроу Мензоберранзана. Но лишь теперь до нее дошло, что, пытаясь вернуть способности дроу, она, возможно, потеряла большую часть себя. Где начинается одно и заканчивается другое, она уже не могла различить.
Наконец, слишком опустошенная и разбитая, чтобы размышлять, Лириэль вошла в дом Ульфа и забралась на чердак. Она с радостью погрузилась в сон и забвение, предоставленное им.
Уже поздней ночью мягкое, но сильное давление перекрыло ей воздух и вырвало из власти сна. Бессознательно ее пальцы сомкнулись на спрятанном поблизости кинжале. Она дернулась вверх, одновременно взмахнув оружием.
В облаке лениво опадавших утиных перьев стояла Дагмар, одетая в ночную рубашку и держащая по половине разрубленной подушке в каждой руке. Девушка и дроу с изумлением уставились друг на друга.
“Ты могла убить меня”, прошептала северянка.
“Так и задумывалось”, прорычала Лириэль. Она спрыгнула с противоположной стороны кровати, помещая между собой и куда большей человеческой женщиной некоторое расстояние. “Что в Девяти Адах ты себе позволяешь? Пусть это дом твоего отца, но комната моя! И неужели у тебя не хватает мозгов не подкрадываться к спящей дроу?”
Дагмар пожала плечами. “Я была внизу, не спалось что-то. Услышала, как ты кричишь, словно тебе угрожает опасность”.
“И кинулась на мою защиту, вооруженная подушкой?” оскалилась Лириэль. “Воистину, дочь воинов!”
Девушка задрала подбородок. “Когда я вошла в комнату в первый раз”, ответила она ровно, “к моему облегчению оказалось, что у тебя просто дурной сон. Я увидела, что ты спишь без подушки, и принесла, решив, что так возможно тебе будет лучше спаться”.
“Ты положила ее мне на лицо”, заметила Лириэль.
“Просто выпала из рук”, парировала Дагмар.
Лириэль внимательно посмотрела на девушку. Все ее прежние подозрения вернулись, поскольку она поймала Дагмар даже не на одной лжи, а на двух. Однако северянка выглядела уверенно, и ни следа двуличия не показалось в бледно-голубых глазах.
