— Какой же вы тут бардак развели! Это же теперь убирать кому-то, вы не думали?
— Извините, я не!.. — Шаос поперхнулась. И, кашлянув, стала с трудом разлеплять слипшиеся веки — всё это теперь повисало на ресницах и лезло в глаза. Противно!..
Однако же до того, как она успела как следует извиниться — старик легонько коснулся её скулы обратной стороной своего сухого, морщинистого пальца.
И девушку прошибло в пот. Он сейчас потрогал её?! И она, попятившись назад, пока не наткнулась на один из писсуаров спиной, с брызгами закрутила головой — да нет, серьёзно, оно не может так закончиться! Да блин, с тем дядькой ей ещё сильно повезло в том, что он согласился её не осеменять, но этот старик поймал её в ловушку и поэтому она вряд ли сможет диктовать ему свои условия! Он её трахнет… и она от него забеременеет! От старого, прокуренного туалетного мастера! Вот почему если она влипает — то всегда так, что потом не вылезти?!
В животике от этих мыслей неминуемо потеплело… Е-её сегодня всё-таки оплодотворят?.. Старым, прокисшим семенем?.. М-мур…
— В-вы меня н*силовать будете, да?.. — Спросила она и нервно улыбнулась.
— Чем же ты меня слушала, а? — Старик опять коснулся её лица, но в этот раз он долгим движением снял с её верхней губы слой этой белёсой массы и с нажимом погрузил его меж её блестящих на свету губ, невольно заставляя это всё обсосать.
Шаос была хорошей и послушной ехидной. И поэтому ничего против этого не имела… Вендь вполне вероятно, что если она будет совсем хорошей ехидной — то её просто отпустят! И взяв его руку обеими лапками — тщательно облизала его палец со всех сторон. Если нужно — она тут ещё и всё уберёт.
Тряпкой, в смысле! Или щёткой какой-нибудь! Но не языком… Слизывать всё это она не станет!
Не станет же, да? Точно не станет! Ей в голову даже мысль прийти не могла, что она на самом деле способна на такое!.. Она же не настолько сильно пала, чтобы… ну…
Но почему-то, да взгляд опустился на пол.
— В туалетах не трахаются. А если ты поможешь старику справить малую нужду — то так уж и быть, я закрою глаза на то, что вы тут устроили. И даже верну вашу двушку.
Сердце в её груди дёрнулось, и Шаос, икая, уставилась на него круглыми от удивления глазами… После чего всё же сощурила левый — а то в него что-то попало.
Что он только что сказал? О-она же не наверняка не расслышала! Он же не предложил ей?..
Старик вытер обслюнявленный палец о её платье и без дальнейших разговоров спустил вниз штаны, обнажив свои сморщенные, поросшие колючей стариковской волоснёй гениталии. А Шаос хоть и заскулила, хоть и заканючила, пытаясь найти поддержки в лице приведшего её сюда мужчины (который уже успел от всего этого абстрогироваться и потому стоял под небольшим окошком у потока и с любопытствующим видом почёсывал подбородок), но чуяла, что сердце в ней не унималось. Оно начинало биться всё быстрее и сильнее, а температура всего тела снова росла.
И от осознания всей гадости предложенного, её сучий огонь опять распалился. Губы задрожали. Рот стал липким от слюны, а между ног, несмотря на то, что там и так всё было пропитано ещё теплым мужским семенем — всё равно потеплело. И Шаос, с мутными, в миг одурманенными глазами, осторожно опустила на пол свой кулёк, чтобы освободившимися руками потянуться к его тощим бёдрам!..
Она — очень плохой человек, да… Да, она это признавала! Она просто ужасна, потому что сейчас она будет пить мочу старика! И ей этого хотелось!..
Только её планы несколько не совпадали с его планами, и поэтому, когда она уже открыла рот и закрыла глаза, приготовившись взять в него полувялый конец… или же поймать струю прямо так, с расстояния, что окончательно бы превратило её одежду в грязную и вонючую тряпку — её взяли за плечи и грубо развернули. А затем рука его легла ей на спину, легонько нажала — то есть, заставила согнуться ниже, пока Шаос, лишь бы не упасть, не была вынуждена схватиться за края деревянного писсуара руками. Таким образом, что головой она оказалась направлена прямо в эту неприятно пахнущую дырку, и…
…и почувствовала, что с неё стянули бельё — старик запустил свои узловатые пальцы ей под юбку и потянул её грязные, липкие трусики вниз, пока не спустил их до самых колен. А потом ухватил её за талию… или бёдра, сказать сложно, но так, что указательные его пальцы оказались на этой нежной складочке на её животе, слегка утопая в ней…
Старик поднял ехидну, задирая её широкую попку вверх так, чтобы он, подогнув колени (и не преминув во время этого поворчать о том, что старость — не радость), смог ввести в неё свой лишь наполовину отвердевший старческий член. До тех пор, пока с влажным чавканьем, выдавливая из неё обильную смазку и то, что попало на член во время прикосновения, не прижался головкой ко входу в её матку… Прямо серой головкой к этому её пухлому бублику, чуть нажав его и собой приоткрыв.
И от этого Шаос стало страшно. Ведь "там" она была грязной — и мало того, что ему должно было быть противно, так ещё и… о-от этого имелся небольшой шанс, что она всё-таки залетит! Но потом страх развеялся от осознания того, что же именно он собирался сделать. И, испуганно глядя перед собой своими большими тёмно-синими глазами, ехидна ощутила внутри себя толчок. И изнутри её матку окатило волной тепла. Влажного, растекающееся по её телу тепла. Отчего по бёдрам её прокатилось несколько тоненьких струек, а внутри засвербело и зачесалось. Жёлтая, пенящаясся жидкость стремительно наполняла ей матку — и прошло совсем немного времени, пока её ни заполнило полностью, с пощипыванием омыв собой до самых яичников… А потом давление продолжило только расти: её распирало и раздувало, под пальцами его становилось туго, а мягкий животик терял свою мягкость и постепенно набирал объём, упругость!…
Он ссал в неё. Старый, ссохшийся дед в неё ссал! И Шаос, высунув мокрый, капающий слюной прямо в дурно пахнущий писсуар язычок — блаженно прокряхтела.
— М-меня наполняют…. наполняют до самых клаёв! Я… была плохой! Въедной ехидной! А-аааах… — Она опустила лицо вниз, чтобы видеть, как её бёдрам что-то стекало… но в гораздо большем объёме он оставался внутри, прямо в ней! В её похотливом, ехидновском животике. Пухленьком и уже лишившимся всех этих складочек! Ставшим словно подушечка… — Незнакомый… гъязный стайик ссыт в меня, уааа!… Как в…
Приведший сюда Шаос мужик смотрел на всё это с широко открытым ртом — и в штанах его опять началось движение. Это хоть и было грязно, мерзко и противно — вид того, с какой охотой и наслаждением эта ехидна позволяла делать с собой такое, его заводил. И когда старик, прокряхтев, поставил срывающуюся в дыхании девушку на пол и вытащил из неё свой влажный, капающий мочой член — то он сию же секунду занял освободившееся место и также ввёл в неё свой конец, пока не подпёр её наполненную жидкостью матку, с силой надавливая на её кервикс. Он влажно слипся с ним, будучи поцелованным этим колечком в самый кончик его головки — и также начал спускать в неё всё накопленное за последние шесть часов…
— Н-ну вот!.. — Прокряхтела девушка, когда её задница снова была задрана вверх, а матка ощутила ещё больше натяжения, храня в себе уже более полу литра мочи. И насколько могла обернулась, показывая расслабленно уставившемуся перед собой мужчине своё красное и влажное ещё и от слёз лицо. И всё же, она с удовольствием жмурилась, а дрожащие губы кривились в улыбке. — Н-ну вот! Вот, всем… всем з-захотелось написать в Шаос! Л-ладно, давайте, п-пока я доблая… но только до последней капли! Я потом пловейю!..
***
Шаос вышла на волю и тут же почуяла, как её стало сквозить ветерком. Её лицо. Её пропотевшее, с прилипающим к нему платьем тело. И ноги… Не в силах ещё нормально соображать, она прямо там, на улице, задрала подол и осмотрела свой живот — большая часть мочи в ней так и осталась, из-за чего он сейчас был плотненьким и выступал вперёд поболее, чем обычно. И забавно пружинил когда она попробовала попрыгать на месте — хотя делать этого не стоило, и жидкость из неё норовила вырваться, делая стенки её трубы мокрыми. А ещё это внутри немного пощипывало. Что же касательно белья, то… то хвост надо было держать как можно ниже. Ибо оно было настолько грязным, что любой, кто увидит его, решит ясно — она обоссалась.
