— Эй, свинья!
Я вздрогнул, поднял глаза. На лестнице, закрывая нам дорогу на второй этаж резиденции, стояли облаченные в доспехи воины в накидках и шапках из волчьего меха. Среди них был и предатель Венчен Друбби. А вот заговорившего со мной виссинга я узнал сразу.
— Да, свинья, это я с тобой говорю! — Зерам Ратберт показал на меня острием меча. — Ты узнаешь меня?
— Узнаю.
— И я тебя узнал. Я-то думал, ты давно сгнил в шахте Уэстанмеринг, а ты выжил. Это хорошо, что ты здесь. Давно мечтал тебя прикончить.
— Слабоват ты для таких подвигов, распортаченный пудинг на обеде оборотней, — ответил я. — Драка так драка. Давно пора выбить из тебя мозги.
— Думаешь я боюсь тебя? — осклабился Ратберт. — Или твою виарийскую ведьму? Ничуть, свинья. Мы будем драться. Знать, сама Триада привела тебя сюда.
— Твоя Триада мертва, — ответил я. — Сдохла и смердит горелым мясом в урочище Нум-Найкорат. Как, впрочем, и большинство твоих собратьев. Ты будешь следующим, если не освободите епископа Ошера.
— Епископа? — Ратберт засмеялся. — Мы его уже освободили. От пустой головы.
Он вытащил из-за спины левую руку, и я увидел голову епископа, которую негодяй держал за волосы. А потом Ратберт бросил ее в нашу сторону, и голова, ударившись с глухим стуком о плиты пола, скатилась по ступеням.
— Убийцы! — крикнул де Кёрк. — Смерть мятежникам!
— Смерть вам, свиньи! — ответил Ратберт и бросился на меня, размахивая мечом.
Я не видел, что происходило вокруг меня в эти секунды. Не ощущал окружавшей нас яростной схватки, которая началась одновременно с моим поединком. Мне было ни до кого. Моей целью был Зерам Ратберт. И я поклялся себе, что убью его.
Рука у Ратберта была крепкая, парировать его удары было сложно, хоть я взял меч двуручным хватом. Первая же его атака едва не закончилась для меня плачевно: чтобы удержаться на ногах, я сделал шаг назад и поскользнулся, наступив в кровь на полу. Ратберт взревел, снова занес клинок, ударил так, что я с трудом удержал Донн-Улайн в руках.
— Сдохни, свинья! — крикнул виссинг.
Я не ответил — просто сделал колющий выпад, заставив Ратберта отшатнуться. Он заорал, ощерив в злобной улыбке зубы, опять пошел на меня — и вдруг встал, глядя остекленевшими выпученными глазами за мое плечо.
— УБЕЙ ЕГО, ЭВАЛЬД! — услышал я.
Я обернулся и увидел мою жену. Домино смотрела на Ратберта, вытянув к нему руку с раскрытой ладонью: глаза ее сузились, губы сжались, лицо стало злым.
— Убей его! — крикнула Домино.
Я перевел взгляд на Ратберта. Виссинг стоял, безвольно опустив руки. Он даже не смотрел на меня, он был целиком во власти Домино.
Всего один удар — и Зерама Ратберта не станет.
Всего один удар…
И тут я понял, что бой закончен, что все мои спутники, сражавшиеся сегодня рядом со мной, окружили нас и следят за происходящим, храня угрюмое молчание. Я увидел Джарема, по щеке которого струилась кровь. Бледного и испуганного Ганеля. Домаша, положившего свой грозный топор на плечо. Де Кёрка с окровавленным мечом в руке. Лица других воинов, кальцев и виари. Они все смотрели на меня молча, напряженно, выжидающе — и ждали, как я поступлю.
— В-в-в-в-ведь… ма! — прохрипел Ратберт: в его взгляде не осталось ничего человеческого.
— Убей его, Эвальд! — спокойно сказала Домино. — Эта тварь недостойна жить.
— Нет! — решился я. — Я не могу так. Я не могу зарезать его, как овцу. Это должен быть честный поединок. Сними с него чары.
— Он убийца.
— А я рыцарь. Пусть защищает свою жизнь.
— Добре, собрат рыцарь! — шепнул Домаш, и я это услышал.
— Домино! — крикнул я. — Сними чары!
— Хорошо, — прошелестел ее голос.
Ратберт тяжело вздохнул, перевел на меня взгляд. Я мог видеть, как менялось выражение его лица — ужас, недоумение, облегчение, гнев, бешенство. Он буквально отшатнулся от меня, встав в двух выпадах, взял меч двумя руками. А потом прорычал что-то неразборчивое сквозь зубы и атаковал.
Ты хорошо дерешься, Зерам Ратберт, подумал я, отражая его свирепые атаки. Но сэр Роберт не зря гонял меня в фехтовальном зале до седьмого пота. Не зря…
— «Нельзя жалеть врага. Враг должен быть уничтожен. Запомни, мне не нужен слюнтяй, который жалеет врагов. Ты должен изрубить его в начинку для пирога, в паштет! Бей! Еще раз! Еще! Еще! Пропустил, проглядел мою атаку. В бою это будет стоить тебе жизни. Ты смотрел на мой меч, а не в глаза. Смотри в глаза врага, Эвальд. Читай в них. Сейчас я покажу тебе особый удар. Он наносится из второй позиции. Опусти меч. Да, вот так. Чуть выше, Эвальд. Рукоять должна образовать с твоей правой рукой угол в сорок пять градусов. Лезвие повернуто внутрь. Так, правильно. Смотри! Особенность этого удара в том, что он применяется против неприятеля, вооруженного двуручным оружием. Враг не может достаточно надежно защитить левую сторону тела, поскольку щита у него нет. Инерция движения при использовании двуручного оружия слишком высока, и он не успеет парировать твой удар. В восьмидесяти случаях из ста ты нанесешь ему фатальный урон. Сейчас я возьму двуручный меч, и ты попробуешь повторить этот прием…»
Он хотел сокрушить меня. Располовинить ударом, который, как ему думалось, невозможно отразить. Ударом, в который он вложил всю свою ненависть, всю силу, всю жажду крови. Он был уверен, что я неминуемо буду убит. И не ожидал, что я все успею сделать на долю секунды раньше его. Опередить на то самое мгновение, которое отделяет победу от гибели. Донн-Улайн легко разрезал толстую кожу и кольчужный нараменник латной куртки, со скрежетом разрубил плечо Ратберта до середины грудины. Ударившая из рассеченной артерии кровь забрызгала стоявших рядом с нами воинов. Я вырвал из раны клинок, отскочил назад.
Ратберт простоял еще несколько мгновений, а затем удивление в его взгляде сменилось ужасом, и он упал навзничь, выронив меч.
— Отличный удар, шевалье! — меланхолически сказал де Кёрк. — Вы разделали его, как свинью на отбивные.
— Эвальд! — Домино бросилась мне на грудь. — Любимый мой!
— Все хорошо, — только и я мог ответить я, переводя дыхание.
— Надо посмотреть, не спрятался ли кто во дворце, — сказал начальник порта. — Я этим займусь. И нужно позаботиться об останках его преосвященства — упокой Матерь его светлую душу!
— Да… конечно, конечно. А Друбби?
— Убит моей рукой, — заявил де Кёрк с гордостью. — Его голову и головы прочих предателей выставим сегодня же над воротами замка.
— Ты в порядке? — Домино с тревогой в глазах смотрела на меня.
