Ознакомительная версия.
— Да и потом Ипокрит боится не столько Хадамарта, сколько того, что Сиятельнейший Патриарх поставит меня архиепископом Морфелонским. Ипокритом многие недовольны в Иероне. Но мне архиепископство не нужно — это не мое призвание. Я должен оставаться проводником миротворцев.
Епископ завертел головой в поисках чая. Марк вскочил и, забегав, налил ему целую кружку.
— Так нас выгоняют из Зеленой идиллии?
— Иалем никогда не выгонит гостей из своего дома. Ипокрит не может ему запретить впускать нас в свой дом.
— Постойте, но он может запретить вам!
— Он и запретил. Сказал, если мы не покинем этот дом до завтрашнего вечера, он направит послание в Морфелон с требованием лишить меня сана.
Епископ опустил глаза, удрученно думая. Марк старался понять его: лишиться сана на старости лет епископу, конечно же, было горько. Но и отправляться с Марком неизвестно куда, он не мог. После сегодняшней драки у храма стало ясно, что бродить в округе и спать под открытым небом небезопасно. А поблизости нет более защищенного места, чем охраняемая войсками королевы Зеленая идиллия.
— Разве мы не можем пожить в таверне? — осторожно предложил Марк.
— Так и сделаем, — неожиданно сказал епископ, будто только этого и ждал. — Пойдем завтра же. В соседнем Буйном лугу найдем работу, оплатим проживание и будем спокойно ждать королеву Сильвиру, которая уж точно поможет тебе исполнить миссию.
— Миссию! — Марк хлопнул себя по лбу. Увлекшись разговором об Ипокрите, он чуть не позабыл самое важное.
— Брат Ортос, пророк Эйреном поведал мне очень странное пророчество… я хотел бы… чтобы вы помогли мне разобраться.
— О пророчествах лучше говорить днем, — устало ответил епископ и, допив чай, встал. — У нас будет время завтра.
Марк остался один, раздумывая над стихами пророчества. Четыре толстенных свечи во всех углах, казалось, будут гореть вечно, освещая гостиную не хуже факелов. Неожиданно его взгляд упал на тусклое зеркало: невероятно, как он изменился! Марк увидел заросшего неопрятного человека со слипшимися волосами, ниспадающими на глаза, впалыми щеками и выпирающими скулами. Под глазами набухли мешки, никогда не появлявшиеся раньше. Перед ним стоял иной человек, у которого оставалось очень мало общего с прежним Марком. Испытания и время делают свое дело.
Сначала его охватил страх, но не сковывающий, а какой-то тягостный, тоскливый. Время не остановилось. Оно реально в обоих мирах. Оно уходит безвозвратно. Сколько ему еще жить в этой стране? Вернется ли он домой? А если вернется, встретит ли он свой мир прежним? Ведь и там, дома, все изменится на месяцы, а то и годы — кто знает, сколько ему исполнять свою миссию? Хватились ли его там, по ту сторону Каллирои? Наверное, нет, кому он там нужен? Все решат, что он уехал в далекие страны, нашел свою мечту…
«А раз так, то я и не спешу возвращаться, — решил Марк, неожиданно обозлившись. — Я останусь здесь, и исполню все, для чего призван. А там, будь что будет!»
* * *
Глубокий сон без сновидений сковал Марка, но вскоре он пробудился от ощущения, что рядом проплывает что-то холодное и липкое. Он отчаянно взмахнул руками, стараясь освободиться от невидимых пут, и открыл глаза.
Было раннее-раннее утро. Через щель неплотно прикрытого окошка просачивалась молочно-белая дымка тумана. Марка не покидало ощущение, что в доме находится некое существо. Бесшумно поднявшись, он осмотрел гостиную, подошел к двери. Она оказалась заперта.
Успокоившись, он вернулся в кровать и стал думать. Насупленный, он пролежал не меньше часа, размышляя о своей жизни. Он по-прежнему не нравился самому себе. Далеко не идеальный, в родном мире он тщательно скрывал свои недостатки от окружающих и даже от самого себя. Но в мире Каллирои, где невидимые законы мироустройства необычайно обострены, ничего не скроешь. Здесь все недостатки Марка становятся явными и для мудрого епископа, и для простоватого Хариса, и, что хуже всего, — для Флои и Никты. Дуться было не на кого. Марк понимал, что во всем виноват он сам. «Наверное, мало молился, мало ходил в церковь, мало заботился о близких, одним словом — малодушничал, — укорял он себя. — Как мне изменить себя? Малодушие въелось в мой характер настолько, что стало его неотделимой частью».
Он пытался вспомнить светлые эпизоды своего пребывания в Каллирое, но как назло вспоминались только неприятные моменты, когда все зависело от его решений, а он выбирал малодушие. Если бы не растерялся на Светлой арене, если бы не запаниковал в схватке с керкопами, если бы не поддался искушению в Белом забвении, если бы твердо выстоял под ударами Эреба, если бы не бросился бежать от арпаков — малодушию пришлось бы покинуть его душу. Но он заботился о своем страхе больше чем о чести и достоинстве: отступил, испугался — и враг торжествовал.
— Так будет не всегда, — постарался успокоить себя Марк, в который раз решив все изменить. Знакомое чувство. Оно часто посещало его в минуты уныния, но к великому сожалению не задерживалось надолго. Мечтая в субботу, что с понедельника начнется новая жизнь, Марк осознанно обманывал сам себя, прекрасно понимая: в жизни ничего не изменится, если не начать ее менять прямо сейчас. И он начнет.
* * *
После завтрака епископ пребывал в хорошем настроении. Покидая дом Иалема, он исполнял повеление архиепископа Ипокрита, и теперь тот уже не сможет донести на него за непослушание. Правда, по возвращению в Морфелон епископу таки придется ответить за дерзкую выходку Хариса, отшвырнувшего Ипокрита в храме, но это было не так страшно. Что взять с бесшабашного вояки? Харис начал было извиняться, но епископ сказал, что это лишнее.
— Моя вина, что я так и не научил тебя сдерживать гнев, — сказал он, улыбаясь. — Что сделано, то сделано. Ты спешил помочь другу, и я тебя не осуждаю.
Иалем немало огорчился, что гости покидают его дом, но спорить не стал. Он хорошо понимал положение епископа и даже предложил денег со своего скудного жалования на проживание в таверне. Епископ денег не взял, уверяя, что ему с друзьями не привыкать к безденежью.
После того как Иалем, попрощавшись, ушел в храм, епископ приказал Харису запрячь Скоронога в повозку, а Флою и Никту попросил подождать во дворе. Оставшись с Марком один на один, епископ, наконец, задал долгожданный вопрос:
— Итак, Маркос, о чем же гласит пророчество Эйренома?
— Самому мне этого не понять, — Марк протянул ему свиток.
— Это еще что? — епископ удивленно поднял глаза.
— Пророчество.
— Ты записал его?! — воскликнул епископ. — Какое безрассудство! А если оно попадет в руки врага? Дай, я прочитаю, а потом сожги.
Ознакомительная версия.
