Когда мы совсем запыхались, а счет подходил к пятидесятой бочке ржавки, рот существа неожиданно резко сократился и выплюнул фонтан вонючей слизи, обдав нас с головы до ног. Затем корабль ощутимо покачнулся и монстр, противно чмокнув, отцепился. Из пробоины в трюм тут же хлынула вода.
— Сработало? — недоверчиво спросил я. — Оно уходит?
— Сейчас проверю, — сказала Мара и застыла, соскользнув в раш-и. Минуту спустя она подтвердила: — Да, звук, который сводил всех с ума, отдаляется: существо погружается на глубину.
Нам не удалось убить древнего монстра, да мы и не замахивались на такое свершение. Главное, получилось отогнать его, и я надеялся, что больше существо не захочет охотиться на «Хромую Мэри».
Я пробормотал короткое заклятие, и пробоина плотно заросла ветвями. Но вода все равно немного сочилась сквозь них. Я тупо уставился на течь, не зная, что еще предпринять. Меня охватила такая усталость, что даже не оставалось сил радоваться.
— Плюнь, — сказала Мара. — Теперь это головная боль Клешни.
— Такая здоровенная… — борясь с зевотой, я разглядывал пробоину. — Интересно, как «Челеста» умудрилась не утонуть с такой дырищей в носу?
— Вот тебе и ответ, — орка указала на куски слизи, которые стремительно затвердевали, делаясь похожими на застывший рыбный клейстер. — Наверное, пробоина забилась этой дрянью.
Немного отдохнув, мы отодрали крышку люка и выбрались из трюма. Туман снаружи почти рассеялся. Тварей, которые скрывались в нем, нигде не было — они последовали за своим кормильцем. Дул легкий ветерок. Мы принялись соскребать с себя застывшую слизь. Пришлось создать сначала небольшой дождик, чтобы отмыться, потом — поток теплого воздуха, чтобы высушиться. Мы приобрели более-менее приличный вид, но все равно воняли отчаянно. Впервые я позавидовал Маре — ей достаточно было как следует потереть жесткий ежик коротких волос, чтобы смыть с них засохшие сопли. Я же мучился с полчаса, и все равно мои волосы превратились в сосульки.
— Как вообще это существо создавало туман? — спросила орка, когда омовение было окончено.
— Не знаю, — помотал я головой. — Могу только предположить, что оно делало его для защиты от лучей Атика, когда поднималось к поверхности. А прислужники использовали его, как укрытие.
— Значит, нет никакого Мертвого капитана… — усмехнулась орка.
— Нет. И предчувствия, которые охватили нас на «Челесте», очень просто объясняются. Это была реакция мозга на отголоски звука, который издает чудовище.
— А мы-то думали, это ощущение близости нежити, — подхватила Мара.
— Представляешь, ведь мы — единственные, кто выжил после столкновения с монстром, — сказал я.
— Клешне и его людям будет, что рассказать в портовом кабаке, — рассмеялась орка.
— Бесплатная выпивка обеспечена им на годы вперед! А вот и они…
На палубу выбирались выжившие члены команды. Из рубки показались капитан и вор с целителем. Вид у них был, как после многодневной попойки. Пришлось обыскать судно, чтобы собрать всех оставшихся моряков. Некоторые из них были в кубрике — в то время как их товарищи гибли на палубе, они спокойно пили чай. Кок суетился на камбузе, готовил ужин и даже не подозревал, что творится на корабле. В общем, многие люди под воздействием звука, который убивал разум, в какой-то момент вдруг повели себя так, словно ничего не произошло. Придя в себя, они так и не смогли вспомнить, что же творилось на «Хромой Мэри». Капитан, целитель и Лис помнили все. Они оказались самыми сильными. Вот только силы их хватило лишь на то, чтобы забить иллюминаторы и двери парусиной, спрятаться от тумана, который они считали главным виновником происходящего. В конце концов, скользкие твари добрались бы и до них.
Как выяснилось при подсчете, погибла примерно треть команды. Но оставшихся людей вполне хватало, чтобы продолжить путешествие.
На следующий день поднялся хороший ветер. Судно резво шло на всех парусах к Зириусу. Орка, я и Роману стояли на верхней палубе и разговаривали, вглядываясь в горизонт.
— Никогда! — воскликнул Лис. — Помяните мое слово! Никогда я больше не выйду в море.
— Конечно, — поддержала его Мара. — Ты ведь вор, а не моряк.
Мы дружно рассмеялись — не потому что нам было очень весело и не потому что орка так уж удачно пошутила. Это был смех облегчения. Все осталось позади. И теперь мы могли забыть ужас последних дней и ночей. Хотя бы попытаться забыть. Теперь мы могли радоваться. Радоваться и смеяться.
Мелодия легко бежала по тоннелю подземного хода. Розоватый огонек реял над ладонью девушки, освещая путь.
— Не прощу, не прощу! — в такт быстрым шагам твердила чародейка.
Она была в ярости. Да как он смел, жирный старик?!
Император Леон Третий оказался далеко не таким наивным и управляемым, как она привыкла считать. И ни страсть, ни влюбленность не затуманили ему разум настолько, чтобы он перестал думать об интересах государства и короны. А главным делом на сегодняшний день он полагал прекращение бунта магов, которые, вопреки прогнозам Мелодии, восстали прежде, чем торговые Дома.
Чародейку обрадовало происходящее: она была уверена, что теперь настанет конец господству ненавистных торговцев. Но император повел себя совсем не так, как ожидала его любовница. Не сумев с помощью армии подавить бунт в зародыше, он не стал тратить время и деньги на продолжение гражданской войны. Леон просто исключил саму причину восстания, издав закон, уравнивающий количество и право голоса магов и торговцев в Большом императорском совете. Кроме того, он отдельным указом пожаловал магам совета княжеские титулы и имения, а остальным волшебникам даровал право приобретения дворянства в том же порядке, в каком это позволялось купцам. Этим Леон не только успокоил волшебников, но и приобрел в их лице могущественных союзников. Теперь вздумай главы Домов интриговать против императора, на его защиту встало бы большинство магов.
Вскоре беспорядки в стране сами собой быстро сошли на нет, и войскам императора оставалось только разогнать мародеров и грабителей, которых, как и всегда в смутные времена, развелось во множестве. Постепенно Арвалийская империя возвращалась к привычной жизни.
Леон проявил необычайное великодушие: простил почти всех бунтовщиков. Он мудро рассудил, что сотни казней и тысячи заключенных не принесут никакой пользы: если страна потеряет столько сильных магов, это плохо отразится на ее благосостоянии. А уж репутации доброго и справедливого монарха кровавая расправа над волшебниками могла нанести непоправимый вред. Ясным летним днем на центральной площади Арвальгарда было устроено яркое действо: мятежные маги публично покаялись в ошибках и принесли присягу верности императору — это было главным условием освобождения. Леон объявил этот день народным праздником и выставил для горожан угощение. Смута завершилась всеобщим ликованием и прославлением щедрости императора.
