Чуточку переведя дыхание, я все-таки перебрался в личину человека, так надежнее, начал протискиваться по извилистой щели, цепляясь железом доспехов за острые сколы камней, на выходе споткнулся и позорно вывалился, как мешок с картошкой.
В десятке шагов впереди раздался злой смех. Двое мужчин в черных рясах с капюшонами на головах рассматривают меня, как жалкого полураздавленного таракана.
Я торопливо поднялся, выхватил меч, но сделал вид, что да, настолько смертельно измучен, что не могу даже держать, со стоном напряг руки, но меч опустился и уперся острием в землю.
Монахи переглянулись, а тот, что повыше и чуть пошире, сказал почти веселым голосом:
— Кто бы ты ни был… тебе лучше сдаться!
— Зачем? — спросил я. — Чтобы успели еще и попинать?
После паузы, явно он тихо советовался с напарником, он сказал еще громче:
— Нет, просто мы не знаем, кто ты.
— Такие любознательные?
— Не очень, — ответил он. — Но когда столько тысяч лет ничего не происходит… и тут является такой… необычный!
— Ничего, — заверил я голосом умирающего, — скоро другие подойдут.
Он расхохотался.
— Это кто-то? Назови хоть одно имя!
— Имена? — переспросил я. — Да хотя бы отец Кроссбрин…
Он гулко расхохотался, задирая голову и откидываясь назад всем корпусом, так что будь я ближе, точно успел бы нанести разящий удар, и не спасла бы его черная ряса.
— Отец Кроссбрин?.. — повторил он, чуть не всхлипывая от смеха. — А он все еще надевает перед сном женское платье?
Я изумился:
— Женское?
Он расхохотался:
— А как искусно прячет в стену! Там у изголовья кровати камень расшатался, отец Кроссбрин его вынимает и сует в нишу женские тряпки, ха-ха!
Я сказал резко:
— Не бреши! Откуда ты знаешь такое?
Он сказал весело:
— Меня звали в той жалкой жизни братом Александре. Я помогал отцу Кроссбрину, еще когда был послушником, а потом пять лет монашества… Я знаю о нем все! Он никогда не приведет сюда войско. Никогда! А ты сложишь здесь голову, если сейчас же не поклонишься мне и не признаешь меня хозяином. И тогда твое место здесь будет выше, чем было там… Так что лучше присоединяйся к нам! Мы скоро окончательно доломаем примитивную защиту Храма… И легионы наших хлынут наверх… Потому лучше быть с нами.
— В Священном Писании сказано, — возразил я, — «имя им — легион». Всего лишь!
— Когда это было? — ответил он небрежно. — Теперь уже легионов сто!.. Хочешь одним из них командовать?
— Одним? — переспросил я. — Это оскорбление! Но соглашусь командовать всеми. У меня ранг.
Он расхохотался.
— Молодец! Ты точно должен быть с нами. Все наглые здесь, вот увидишь.
Он продолжал подходить ближе, ладони с растопыренными пальцами время от времени приподнимал в успокоительном жесте, дескать, хоть меч и на месте, какой же мужчина без меча, но мы можем говорить мирно, настоящие мужчины могут договориться, у настоящих настоящие интересы…
Я поднял меч, дескать, держу наготове, ничего обидного, настоящие всегда настороже, потому выживают и дают потомство, а те, которые страшатся показаться чересчур осторожными, оставляют своих жен вдовами, чтобы их брюхатили менее щепетильные.
Он посмотрел внимательно, как я со стоном опустил меч и снова упер острием в пол, а я краем глаза увидел, как из расщелины в стене появился Сигизмунд, весь в крови, доспехи порублены так, что остались только обломки, шлем утерян, белокурые волосы слиплись от крови.
Ухватившись за край, он удержался от того, чтобы выпасть, как лихо получилось у меня, попытался махнуть мне рукой, но не смог поднять, как я вот не могу поднять меч.
Черный монах, бывший брат Александро, кивнул напарнику, тот вытащил из складок рясы довольно длинный меч с извилистым лезвием, вскинул левую руку к своду пещеры, и его с ног до головы окутала неприятная черная дымка.
Брат Александро сказал мне покровительственным тоном:
— Твой друг тоже может жить… если по нашим законам поцелует брату Секерду ногу. Но он не так интересен, как ты… в тебе есть что-то необычное, я чую…
Он слишком красовался и бахвалился, уверенный в абсолютном превосходстве, а я сделал вид, что совсем едва живой от усталости, что вообще-то недалеко от правды, прохрипел вяло:
— А ты уверен…
Он подошел ближе.
— В чем?
— Что ты… — проговорил я еще тише, что заставило его сделать еще шаг, — бессмертен?
Я рывком поднял меч и резко двинул вперед острием, как копьем. Жало клинка, прорубив черную ткань, попало точно между пластинами доспеха и, пропоров плоть, погрузилось на две ладони, пока не уперлось в кости.
Он дернулся, дико вскрикнул с такой силой, что со стен посыпались камешки, а земля под ногами дрогнула. Я нажал сильнее, но меч остановился, явно клинок уперся в позвоночный столб, и я торопливо дернул на себя, отступил с дымящейся кровью на стальном лезвии.
Он покачнулся, рухнул на колени, изо рта плеснула кровь. Я отступил еще на шаг, меч наготове, а черный монах прохрипел:
— Но… как…
— Святость, — ответил я громко, видя как Сигизмунд, сразив своего противника, старается приподняться на руках и снова падает лицом о камни. — Лаудетор Езус Кристос!..
Он сказал сипло:
— Это не свя…
Я ударил его ногой в лицо, он завалился навзничь, так и не закончив разоблачающей меня фразы.
Сигизмунд кое-как поднялся, цепляясь где за стену, где за рыцарскую гордость, губы разбиты в кровь, но рукоять меча уже в руке, хотя пока служит только костылем.
— Сэр Ричард, — сказал он с великим почтением, — вы сразили бессмертного нефилима? Верно?
— Бессмертного, — согласился я, не подтверждая, но и не отрицая, — это лучше, чем неуязвимого. А бессмертные бессмертны, пока их не убьешь… Ты как?
Он ответил быстро крепнущим голосом:
— Уже все раны почти затянулись.
— Пора возвращаться, — сказал я. — Мы своей диверсией сорвали план по немедленному вторжению, а там наши святые отцы что-нибудь да придумают… надеюсь. А что это у этих, племя или только семья — ячейка общества и фундамент государственности, мы узнаем в следующий раз.
— Какого общества? — спросил он в недоумении.
— Надеюсь, — пояснил я, — демократического. Демократические разрушать легче, хотя можно потом самому подхватить эту заразу.
Он сказал с подозрением:
— А вы ее не подхватили? Я слышал, бесчестно вели какие-то переговоры с этими тварями в людском облике!
— Зато узнал, — пояснил я, — что они готовят масштабное вторжение!
