Никто не найдет этот клинок. А значит, я – непобедим.
Демон, стоявший от меня слева, посмотрел на своего собрата. Они перемигнулись и сразу же потупили взоры. Информация усвоена.
Призрак Ночи, вылетевший из своих ножен за десятую долю секунды, отсек голову того, что стоял справа. Эдвин скривился, когда на его лицо брызнула демоническая кровь.
Второй демон попятился назад, но его тут же постигла участь первого.
Эдвин улыбнулся. Его улыбка была почти человеческой.
– Вот так и живем, – сказал я. – Отчасти и твоими стараниями тоже. Ни к кому нельзя поворачиваться спиной.
То, что клинок Илейн оказался Восьмым, говорило лишь о том, что сентиментальность тоже способна убивать.
– Вот мне любопытно, – сказал я, убирая Призрак в ножны, – ты что-то говорил о тщательно сбалансированной системе, где одна сила сдерживает другую; говорил, что одна из этих сил – я. Убеждал меня в этом и, в конце концов, убедил. А когда я стал той самой силой, оказалось, что сдержать меня никто не может. Странно, да?
– Не тяни время, – сказал он. – Я ответил на твой вопрос. Останови бойню.
– Ты играл в политику, – сказал я. – Но ты оказался плохим игроком.
– Останови бойню!
– Правда ли, что клинки, которые ты выковал, и Браслет Власти взаимосвязаны? – спросил я.
– Да. И как только ты уничтожишь последний из клинков, Браслет потеряет свою силу. Это та самая система. Баланс.
– Да и черт с ним, с Браслетом, – сказал я. Зачем говорить обреченному правду? Пусть думает, что его потомкам, если кому-нибудь посчастливится выжить после сегодняшней бойни, придется иметь дело только с Короной Легионов Проклятых. А на самом деле им всем придется иметь дело со мной. – У меня теперь есть Корона, так зачем мне Браслет?
– Хватит! Пощади моих подданных!
Глупец был тот, кто утверждал, что месть хороша холодной. Это блюдо просто прекрасно в горячем виде. Оно обжигает.
Я потерял свою прежнюю жизнь, а потом потерял и новую. Все, кто меня окружал, чье мнение значило для меня хоть что-то, были убиты, и я не могу даже плакать на могилах друзей. Взамен я буду танцевать на могилах врагов.
Темное пламя нового времени.
Человек, чью жизнь так долго превращали в ад, что он решил подарить ад всему миру.
Не думайте, что мне жалко себя. И не думайте, что мне жалко этот мир. Мы с ним заслуживаем друг друга.
– У меня есть последний вопрос, Эдвин, – сказал я.
– Так задавай его, и покончим со всем этим.
– В вашем мире все народы декларируют миролюбие и нежелание воевать, – сказал я, – В теории. Но как только дело доходит до практики, все сразу же берут в руки мечи, копья и топоры и идут убивать друг друга. Даже вы, мудрые, печальные и вечно нейтральные эльфы. Вы готовы воевать по поводу и без, вы рвете друг другу глотки уже тысячи лет. История вашего мира – это история из непрекращающейся резни. Почему так, Эдвин?
– Ты еще не понял? Тот мир, в котором ты вырос, отличается от того, которому ты принадлежишь.
– Я заметил.
– В этих мирах были выбраны разные пути развития. Наука и магия. Каждая из них налагает на мир свой отпечаток. Глупо проводить какие-то параллели между учеными и магами. У них нет ничего общего. Ученого более всего привлекает процесс познания. Мага – результат. Если ученый вполне может удовлетвориться новым знанием, полученным опытом, приобретенной мудростью и заставить свое открытие служить на пользу всем остальным, то мага в первую очередь привлекают сила и власть, которые он может получить. А сила и власть – это не те вещи, которыми можно с кем-то делиться. Маги уважают только силу и власть. И они терпеть не могут, когда сила и власть сосредоточены в руках у другого человека. Именно маги вершат политику нашего мира, и войны, которые ведутся на континенте, – лишь отголосок отношения магов друг к другу и к самим себе. Так что не стоит принимать все на свой счет, Кевин. Это чистый бизнес.
– Иногда этот твой чистый бизнес превращается в войну.
– Нашему миру нужна была война, – сказал Эдвин. – Большая война, которая послужила бы клапаном, чтобы стравить лишние амбиции, лишнюю силу и лишнюю власть. А теперь хватит болтать. Сдержи свое слово. Или ты не намерен этого делать?
– Намерен, – сказал я. – Ты даже не представляешь себе, как я намерен его сдержать.
– Останови своих демонов!
Я приложил руку к Короне. Она сидела на голове как влитая. Неужели все магические артефакты относятся к разряду «один раз наденешь, потом фиг снимешь»?
– Бетрезен! – позвал я, и мой начальник штаба появился словно из-под земли. А может, именно оттуда он и появился.
– Я здесь, Повелитель. – Тут он увидел тела мертвых демонов, – Что случилось с твоими слугами?
– Они вызвали мое неудовольствие, – сказал я.
– Я сожалею, Повелитель. Что я могу сделать, чтобы загладить их вину?
– Ты можешь засвидетельствовать то, что сейчас произойдет, – сказал я.
Пальцы отягощенной Браслетом Власти руки сжались на Короне. Черт побери!
Артефакт сидел на голове так, словно пророс сквозь волосы и кожу и стал единым целым с самим черепом. Неудивительно, что она не падает, когда я трясу головой. Неужели я уже начал превращаться в демона?
Зажмурившись и закусив губу, я рванул стягивающий голову обруч со всей силы. На мгновение я даже ослеп от боли, и земля качнулась под моими ногами. Зато Корона слезла с головы, похоже, вместе с частью скальпа.
– Что вы делаете, Повелитель?
– То, что до меня, как я подозреваю, никто не делал. Делюсь властью.
В глазах Эдвина промелькнула бессмысленная надежда. И алчность.
Я подошел к Эдвину и возложил Корону на голову эльфа. То ли эльфы больше предрасположены к владению магическими артефактами, то ли сказался тот факт, что Эдвин был уже практически мертв, его лицо исказила ужасная гримаса. Сначала я подумал, что он придуривается, стараясь косить под демона. Потом понял, что это его новое лицо.
У Эдвина даже начала отрастать отрубленная рука. Была она зеленая и чешуйчатая. Примерно такой могла бы быть рука крокодила, если бы уважающее себя земноводное решило бы обзавестись таковой.
Может, мне и самому стоит посмотреть в зеркало? Может, я просто не заметил метаморфозы, произошедшей лично со мной?
– Дурак! – захохотал Эдвин. Или то, что раньше было Эдвином. – Ты сам отдал власть в мои руки!
– Что прикажете, Повелитель? – спросил Бетрезен. Смотрел он при этом, ясное дело, на Эдвина.
– Убей его!
Как я уже говорил, никто никогда этого не делал. В мире, одержимом силой и властью, никто даже представить себе не мог ситуации, когда кто-то добровольно отказывается и от того, и от другого.
