Ночь выдалась ясной и звездной. Столько звезд, и таких ярких, Дикон видел только в Сагранне. Привычные созвездия мешались с незнакомыми, золотая россыпь тревожно мерцала, а лун было целых четыре; они восходили сразу с четырех сторон, стремясь к нестерпимо яркой желтой звезде, которой Ричард раньше не видел. Не было ее и на звездных картах, юноша прекрасно помнил, что в полночь в середине месяца Зимних Ветров в зените стоит голубая Адденара, не могла же она поменять цвет, и еще эти луны… Они не должны быть полными, хотя на самом деле это маски. Золотые маски с черными каменными глазами… Так вот куда делся карас – его украл барон, вставил в свою маску, и теперь она смотрит. Камень смотрит, он ищет хозяина, а Капуль-Гизайль его не отдает, потому маска и упала… Она хотела, чтоб ее узнали…
– Где мой камень? – сухо спросил Ричард. – Он принадлежит мне. Он меня узнал!
– Он тебя узнал, – сказала Премудрая Гарра. К вырезу ее платья была приколота оранжевая роза, в руке старуха держала кожаное, размалеванное лунами ведро. – Он твой, пойди и возьми его. Он в башне, он тебя ждет, тебя все ждут…
– Спасибо тебе, Премудрая, – поблагодарил Дик. Старая бакранка расхохоталась и выплеснула свое ведро на черный, плоский камень. Прозрачные струйки, на глазах наливаясь алым, торопливо побежали вниз, побагровела и поверхность глыбы, только в самой ее середине осталась тьма! Башня! Та самая, из Варасты!..
– Он в башне! – повторила Гарра, и кто-то с силой толкнул юношу в спину. Дикон не удержался на ногах, мокрая глыба понеслась навстречу и растаяла, а башня осталась. Гербовая башня Надора, она была совсем близко, над выкрошившимися зубцами кружил одинокий ворон, а сам Дикон стоял на заметенных пеплом плитах – королевские чиновники жгли отцовские бумаги…
– Он в башне, – сказала матушка, перебирая четки из черных каменных глаз, – пойди и возьми его.
– Но сначала посмотри на наши платья, – потребовала Дейдри. – На наши свадебные платья. Тебе нравятся?
– Они такие красивые, – подхватила Эдит. – У нас никогда не было таких платьев. Спасибо тебе, что мы выходим замуж в один день.
– Ваш брат посмотрит ваши платья, когда вернется, – отрезала матушка. – Ступайте, Ричард. Мы вас ждем.
– Мы все тебя ждем, – подтвердил Наль. На нем была багряная котта с золотой каймой и черный плащ с вепрем. – Знаешь, это ведь я женюсь. Спасибо тебе! Если бы не ты… Эрэа Мирабелла, своим счастьем я обязан Ричарду, своим величайшим счастьем, на которое не смел рассчитывать…
– Прекрати! – прикрикнул Ричард. Не хватало, чтобы расчувствовавшийся кузен рассказал матери про выходки Айрис. – Прости, у меня дела…
– Да, у тебя дела, – подтвердил Наль, – но мы будем ждать.
– Мы будем ждать, – закивали Эдит и Дейдри. – Ты должен вернуться к нашей свадьбе…
– Идите, сын мой, – велела матушка, – да пребудут с вами мои молитвы.
– Он в башне! – закричала маленькая ювелирша, прыгая по замшелому крыльцу. – Пойди и возьми его!
– Мы вас ждем, – матушка даже не взглянула на резвившуюся нахалку, – поторопитесь.
– Я быстро, – пообещал Дикон. Реджинальд виновато улыбнулся, мать опустила вуаль, сестры отвернулись, Эйвон старомодно поклонился, подал руку своей супруге и повел ее к Полночному крыльцу. Дикон поднял голову: пепел больше не падал, падал снег.
2
Из тошнотворного марева стремительно вырвалось звездное небо. Верх снова был верхом, низ – низом, а тело – телом. Луиза, не слишком-то соображая, что делает, сдвинула капюшон, подставив лицо чистому, звонкому холоду. Рядом дрожала Селина и старым могучим буфетом возвышалась Зоя Гастаки. Надорские дворы, запертая кузница, ржавая подкова пропали, но место, куда их занесло, казалось знакомым. Очень знакомым. Звездно-снежное мерцание позволяло разглядеть серебристые руины, припавшие к земле валуны, украшенную ледяными наплывами скалу… Надорский утес, от которого никуда не деться!.. А она-то вообразила, что они вылезут в каком-нибудь склепе среди гнилых черепов!
Женщина выпустила руку дочери и медленно, пробуя ногой каждый камень, пошла к мертвому источнику. Ледяная корка, не выдержав собственной тяжести, треснула и провалилась внутрь заиндевевшей чаши. Острые ледяные зубцы нависали над черной пустотой.
– Здесь один живой бросился на меч, – коротко пояснила Зоя. – Внизу другой живой убил в спину брата и сам был убит. От смерти подлеца к смерти глупца – это хорошая дорога. Для меня хорошая, а вы – со мной.
– Тут страшно, – сказала Селина и замолчала, кутаясь в слишком длинный для нее плащ. Луиза наклонилась над бывшим родником. Из дыры веяло древней жутью, казалось, ведьма-великанша прикрыла свой котел осколками зеркала. Уж лучше бы кладбище! Капитанша поежилась и трусливо повернулась к страшному камню спиной.
– Где Жюль и Амалия? – Нет, она все-таки сумасшедшая! Притащиться с выходцем на дурацкий утес, приволочь с собой Селину и шарахнуться от высохшего родничка.
– Еще не полночь, – Зоя кивком указала на глазастое небо, – но уже скоро… Очень скоро. Сейчас они проснутся. Нужно идти. Здесь только одна дорога, для всех одна.
– Ну так пошли. – Страх требовал хоть какого-то выхода, а гордость не желала его выпускать. Луиза подхватила дрожащую Селину под локоть и обернулась к покойнице: – Выходит, Арнольд удрал к вам? Кобель бесхвостый!..
– Нет! – Капитан Гастаки затрясла головой не хуже пойманной на горячем кухарки. – Все было не так! Ты не понимаешь… У меня был галеас, мой галеас! Это я потопила адмиральскую галеру, пока Пасадакис с Ватрахосом считали креветок… Как они меня ненавидели! Еще бы, ведь я делала их дело лучше… Я, женщина, сестра дожа! Я была им не по зубам, но они меня не слушали!
Я видела, к чему идет, меня не слушали. Эти мужчины… Капрас… С ним мы еще встретимся… А вот Пасадакис удрал…
– Он же утонул! – припомнила Луиза письмо Герарда. – Если это тот Пасадакис…
– Тот! – Ненависть делала широкое бледное лицо еще страшнее. – Все загубил и ушел, а нас взяли на абордаж. Подло, грязно, глупо… Меня все предали, мою «Пантеру» захватили… Тебе не понять, что такое поражение и одиночество! Я не хотела жить, но самоубийство – это для трусов!
Я не спала ночами, мечтая о смерти. О смерти, достойной капитана, и тут пришел он. Это было как удар молнии! Он мчался по своим делам, но, услышав мое отчаянье, все бросил и повернул коня… Мы взглянули в глаза друг другу и поняли – это судьба! Мы должны быть вместе, он и я! Я, а не ты! Ты была женой Арнольда, но ты его никогда не любила и не понимала! И он тебя не любил… Он никого не любил до меня!
Это она об Арнольде? Об Арнольде с его храпом, кухарками и тинтой?! Нашла рыцаря на коне, ничего не скажешь! Отворотясь не наплюешься, но не спорить же с выходцем.
