— Откуда у тебя это?
— Мне подарил его император за взятие Даневирке, — задрал подбородок Даг. — А ты кто такой?
Вместо ответа он получил пару тычков в печень.
— Повежливей, вонючка, на «вы»! — прошипели ему в ухо. — Ты говоришь с его светлостью, графом Герхардом, сенешалем его императорского величества.
— Украл он, украл! — Отец Бруно подпрыгивал, как балаганный плясун. — Этот змей хотел втереться в доверие к его преподобию…
— Итак, за взятие Даневирке? — задумчиво повторил граф.
Скрипнула дверь. Появились двое. Адальберт кого — то Дагу смутно напомнил. Барон же был похож на квадратную мохнатую обезьяну.
— Святой отец, еще раз, коротко и понятно, — щелкнул пальцами Герхард.
У Бруно не получилось коротко, но к концу его пламенной речи Северянин почувствовал, как на горле сжимается незримая петля.
— Граф Адальберт тяжело воспринял потерю брата, — произнес сенешаль.
Теперь Даг понял, кого напомнил ему длинный прилизанный Адальберт. Совсем некстати он оказался братом растерзанного маркграфа шлезвигского, отца Карлен. Впрочем, граф вовсе не рвал на себе волосы от горя. Он разглядывал Дага, точно вредную букашку. Барон Клоц почесывал волосатый рот.
— Йомсвикинги? — приподнял бровь Адальберт. — Горстка разбойников. Лижут свои мерзкие жертвенные чаши и кусают руку дающего.
— Давно пора раздавить это осиное гнездо, — равнодушно изрек барон. — Ваша светлость, дайте мне две тысячи всадников, я выжгу ядовитое гнездо дотла.
— Сначала завершим предначертанное здесь, — ответил Герхард.
Даг не верил своим ушам. Он понимал не все, но смысл беседы ухватил ясно. Эти вельможи считали его, посла Йомса, и его братьев горсткой вредных насекомых!
Дверь снова отворилась, позади впустили еще кого — то. На секунду стал слышен рокот голосов во дворе. Там все еще не расходились, обсуждали условия перемирия. Донеслись удары топора по дереву. Даг не сомневался — это прилюдно крушили статую Одина. Значит, пока его тут допрашивают, Оттон окрестил всех ярлов. И вряд ли хоть один отказался от такого счастья!
— Святой отец, покиньте нас, — негромко попросил граф Герхард. — Прошу вас, никому ни слова. Если кому — либо станет известно, я буду считать, что вы обманули меня.
— Понимаю, понимаю, ваша светлость, — отступая спиной, забормотал Бруно. Чувствовалось, что графа Герхарда обманывать никто не рисковал.
— Ты покушался на императора? Говори! Барон Клоц — большой умелец по части искренних ответов. — Сенешаль повертел перстень, положил на стол. — Я даже знать не хочу, как он это делает.
— На крюке любой заговорит, — пообещал мохнатый барон и куда — то отлучился.
Северянин не испугался. Неожиданно для себя он увидел ситуацию в новом свете. Он вдруг с сожалением вспомнил свои глупые споры с отцом Поппо. Тот ясно давал понять, что Йомс для гигантской империи — болячка, которую вытравят быстро, пусть и болезненно. Теперь Даг ему поверил. Он столько раз смотрел в лицо смерти, но впервые сумел заглянуть в завтра.
Он привык жить в настоящем. Потерял дом, родных, дрался под чужими знаменами, находил богатства и легко их терял, мечтал стать великим воином. Но даже в мечтах, даже когда искал отца, всегда жил в настоящем. Отец Поппо пытался научить его будущему. Будущее было за ними. За этой сворой лощеных типов, которым наплевать, что он тоже посланец и вроде как союзник. Им даже наплевать на колонию саксов, вырезанную в Хедебю. Им нужно все, весь мир, а не десяток гордых драккаров и свобода.
Даг лихорадочно обдумывал, как же выпутаться из новой беды. Его единственный заступник, ослабевший и почти потерявший сознание после ордалии, лежал сейчас в постели, в окружении новой паствы, и ничем не мог помочь. Поппо даже не догадывался, к чему привела его помощь и заступничество.
— …война есть война, — заканчивая фразу, откуда — то вернулся барон Клоц. — Ведь если взглянуть на проделки мальчишки с другой стороны…
— Именно так, — граф Герхард впервые улыбнулся, точно оскалился. — Свяжите его и выйдите все.
Солдаты исчезли. Во дворе все еще гомонили. Потянуло дымом костра.
— Если взглянуть с другой стороны, ты нам неплохо помог, — рассудил Герхард. — Его преподобие сказал бы наверняка, что твоей дланью водил сам Иисус, когда ты затеял свару в Хедебю. Если все это, конечно, правда. Это правда, что рассказал Бруно?
— Правда, — понурился Даг. Веревки жгли его руки.
— Вы намерены с ним драться, граф? — Сенешаль повернулся к Адальберту. — Или вы вполне удовлетворены соляными копями, отошедшими вам после смерти брата?
Адальберт покраснел, затем побледнел, но сдержался.
— Барон верно заметил, что война есть война, — сухо отчеканил он. — Если я буду лично карать каждого, кто навредил моей родне или убил моих холопов, я не смогу вести людей к великой цели. Но лучше бы этот человек мне никогда не попадался.
— Прекрасно сказано, — без тени иронии кивнул сенешаль. — Ваше мнение, барон?
— Способный мальчишка, — проскрипел титулованный палач. — Отправьте его на берег. Или предложите службу. Я выяснил: этот мальчишка — именно тот, кого прислали от гарнизона Йомса. Человек князя Мешко подтвердил, что этот самый Северянин остановил атаку норвежских псов. Он прикончил их главного жреца, после чего «свинья» распалась, и люди Мешко получили передышку. Но это мало кому известно.
— Значит, мы обязаны ему вдвойне, — подытожил Герхард. — Вот как мы поступим. Барон, вы можете сделать так, чтобы про убийство жреца стало известно в Йомсе?
— Сделаем.
— А можем мы сделать так, чтобы в Йомсе стало известно о попытке этого юнца заколоть самого императора?
— Это неправда! — дернулся Северянин.
Барон коротко двинул чугунным кулаком. У Дага посыпались искры из глаз и кончился воздух в легких. От ярости и стыда он готов был броситься на них, чтобы умереть мгновенно. Но оказалось, его прикрутили спиной к столбу.
— Несомненно, ваша светлость, — осклабился Клоц.
В дверь постучали.
— Его императорское величество просит к себе его светлость. Перемирие подписано. Харальд Датский направил посыльных за своим вассалом Хаконом.
— Отлично! — повеселел граф. — Я боюсь, наш собеседник пропустит самое важное событие в жизни. Скоро он останется здесь единственным некрещенным. Это надо исправить. Барон, уведите его отсюда. Пусть его святость лично омоет юношу в купели, а затем мы подумаем, что можно сделать. Скажем, принять его в вашу сотню.
От таких слов Даг обмяк. Они собирались наградить его за предательство! И не просто наградить, они предлагали ему будущее, от которого у любого закружится голова!
