— Угу. И ни слова от тебя, что подобные вещи требуются. Итак, если я не позаботился о подобающем окружении, к кому ее поместили?
— Ну как же, к Каинронам, конечно, — сердито встряла Каридия из Комана. — Кто мог предъявить большие требования, чем дорогая Калистина, твоя супруга?
Торисен моргнул. «По букве закона» Каридия была права, но, о бог!..
— Контракт, — без выражения отозвался он, — почти истек. Как бы то ни было, я все еще хочу видеть свою сестру.
— Но ты не можешь! — фыркнула Каридия, благоразумие (как обычно) подвело ее. — Глупая упрямица прячется.
— Неужели? Почему?
— М-мелкая размолвка, — выдавила Каридия против воли всех своих товарок, кроме одной, которая могла бы остановить ее. Но Адирайна все еще выглядела растерянной, она словно решала какую-то свою головоломку. — Милая Калистина была вынуждена шлепнуть ее по лицу.
— Ох, неужто? И вы подняли тревогу шесть ночей назад из-за этой… э-э… размолвки?
— Это касается только Женских Залов! — воскликнула Дианта, пытаясь восстановить контроль, ее пальцы настойчиво сжимали плечо Адирайны.
— Полагаю, нет. Это случилось в моем доме.
Власть терялась. Они забыли, как и многие, что этот тихий мужчина происходит из рода, уходящего корнями к самому созданию Кенцирата. Они не видели его внизу, толчком отворившего дверь, для любого другого оставшуюся бы закрытой. Но теперь они чувствовали господство в его голосе, наследственную способность отпускать или привязывать к себе по своей воле.
— А на следующий день, — очень спокойно продолжил он, — вы предали кого-то погребальному костру. Кого?
Адирайна ответила, слова словно вырвали у нее изо рта:
— Одиннадцать убийц из Гильдии Теней.
— Каково было их задание здесь?
— Мы думаем — убить Джеймс. Вместо этого, каким-то образом, убитыми оказались они сами.
— И после Джейм исчезла, вероятно с двумя наемниками, которых недостает до ровного счета — до тринадцати. Так, матрона?
— Т-так, Верховный Лорд.
— Ты не понимаешь! — закричала Дианта. — Это было совсем не так!
— Не так, как что, леди? — Гибельная учтивость его голоса заставила ее отпрянуть, а плечо Ардет стало скалой, в которую можно вцепиться, чтобы не упасть. — Что вы не забрали бесцеремонно мою сестру из-под опеки моей домоправительницы? Что вы не обращались с ней жестоко и необдуманно не подвергли опасности? Что моим гостеприимством вопиюще злоупотребили? Думаю, леди, что я прекрасно все понимаю, кроме того, что волнует меня больше всего: где моя сестра сейчас?
Вопрос повис в воздухе, требуя ответа и не получая его. Вес его придавил Лютого к полу. В неестественной тишине он услышал слабый звук, словно упала дождинка, но капля, брызнувшая на его лапу, была красной. Торисен так сжал эфес Разящего Родню, что костяшки его пальцев побелели, а порез на левой ладони открылся.
Карандаш Тришен застыл над бумагой, но она встряхнулась и неуверенно сказала:
— Верховный Лорд, ты имеешь право знать: твоя сестра на Горе Албан. Только ты можешь не найти гору там, где она должна быть.
Брови лорда поднялись, но он поклонился:
— Благодарю, Яран. За эту любезность, пусть и загадочную, я, возможно, и не изгоню всех вас отсюда.
Тришен склонила голову. Взгляд ее опустился, и она полузадушенно вскрикнула.
«Она заметила кровь», — решил Лютый и застыл, осознав то, что увидел только что: лезвие меча свободно свисало из поддерживающей его петли перевязи, позади ножен. Разящий Родню был обнажен. Иначе никогда и не было.
Торисен полунасмешливо отдал честь, обращаясь ко всему Совету. Потом он повернулся, чтобы уйти, Рябина и Лютый следом. Они почти дошли до двери, когда Адирайна внезапно стряхнула руку подруги и упала на колени. Она все еще стискивала грязную вышивку. Старуха безошибочно бросилась к красным каплям на полу.
— Близнецы! — воскликнула она изумленно и восторженно: головоломка наконец сложилась, стоило только прикоснуться к крови брата и сестры разом. — Вы все-таки близнецы!
— Сумасшедшая! — бросил Торисен и поспешно вышел.
Труся позади, на повороте в галерею, ведущую к Переднему Двору, Лютый заговорил:
— Славный фокус с этими вопросами. Я думал, такой властью наделены только шаниры.
— Какой? Я спросил, они ответили. И все.
— Ох, но наверняка…
— Я сказал, что это все!
Лорд резко повернулся к вольверу, тот инстинктивно припал к земле.
— Лютый, не делай так, — раздраженно сказал Торисен. — Я же не вожак твоей стаи.
Рябина предостерегающе дотронулась до его плеча и быстро отступила — к ним по аркаде скользило искрящееся видение. Длинная юбка, переливающаяся, как кожа ящерицы; низкий вырез платья, расшитый золотом; белые выпуклости грудей; лебяжья шея; трепещущая маска из золотой паутинки, создающая вроде бы более непроницаемую тень, чем обычно; хотя времени разглядеть все великолепие не было: миледи Калистина кинулась «в объятия» Торисена, по его израненным пальцам пробежала дрожь.
— Ох, мой дорогой лорд, наконец-то ты вернулся домой!
Он невольно отпрянул от боли при столкновении, и маленькое облачко пудры вылетело из ложбинки между грудей «супруги», запорошив глаза Торисена. Он пошатнулся, на миг ослепнув. Тактично глядящая в сторону Рябина ничего не заметила, но все еще съежившийся на полу Лютый увидел. Он зарычал, когда дочь Каинрона подняла руку, словно желая ударить Верховного Лорда по лицу. Торисен перехватил ее кисть.
— Ты дала пощечину моей сестре, — сказал он, словно только что вспомнив. — Почему?
Калистина с шипением отшатнулась, ненависти в ней было больше, чем хитрости.
— Джеймс, всегда Джеймс.
Лорд потряс головой, словно пытаясь очистить ее, и отстранил «жену»:
— Прошу меня простить, леди.
Она недоверчиво глядела, как он уходит, сперва покачиваясь, потом с возрастающей уверенностью — и скоростью.
Приглушенный кашель заставил ее поднять глаза. На винтовой лестнице, ведущей к верхним классам, скорчилась маленькая девочка, та же бойкая Ардет, которая видела голые руки Джеймс. Девчонка поскакала по ступеням наверх. Чары, которыми Калистина только что пыталась опутать Торисена, были категорически запрещены матронами. Если эта проклятая негодяйка расскажет Адирайне, что она видела на этот раз…
А еще хуже, если Калдан узнает, что она потерпела неудачу…
— Достань мне быструю лошадь, — сказал Торисен Рябине, когда они повернули к воротам на Переднем Дворе.
— Я оседлаю всех коней в конюшне. На этот раз ты не оставишь нас в стороне, Черныш.
