Медленной рысью они ехали по узкой тропе, которая вилась меж деревьев, вдоль шумного, вспухшего от дождя ручья. Куоррел вглядывался в землю.
— После кареты здесь проезжали еще верховые, милорд, — сообщил он, — Подковы пропечатались поверх следов от колес.
— Смена часовых у ворот?
— Может быть. Или те шестеро опередили нас. Думаете, они отправились на поиски новой жертвы?
— Даже не говори об этом! И без того тошно.
Через несколько минут дорога вывела их к перекрестку. Пересекавшая дорогу тропа заросла кустарником настолько, что по ней не прошел бы и пеший, не то что конный.
— Кажется, я помню это место, — сказал Дюрандаль. — Мы уже за воротами. Еще пара миль — и выедем в поля, окружающие Стейртаун.
Они пересекли вырубку, снова углубились в лес, свернули за поворот и почти нос к носу столкнулись с шестью всадниками, стоявшими в два ряда по трое.
— Именем Короля, стойте! — рявкнул Дракон и, пришпорив коня, поскакал к ним. Остальные тронулись следом.
— Скачите! — крикнул Куоррел, разворачивая Рубаку. Дюрандаль последовал за ним. В следующую же секунду он подумал, что решение они приняли неверное — им стоило попробовать прорваться. Но их уже преследовали, и было поздно что-либо менять. Они неслись в сторону Фэлконкреста. Снова через вырубку, потом через сосняк… Грохотали копыта, комьями летела грязь. Куоррел пытался сдержать жеребца, чтобы Муха не отставала. Дюрандаль оглянулся и увидел, что четверо из преследователей нагоняют их, а двое постепенно отстают.
— На следующем повороте — вправо! — крикнул он. — Попробуем сделать петлю!
Но до следующего поворота они так и не доскакали. Прямо перед ними возник домик охраны. Еще трое Клинков услышали стук копыт и садились в седла — с их стороны ворот. Девять Клинков — неважный расклад. Деревья мелькали мимо, ворота стремительно приближались.
— Прыгай! — крикнул он, без особого результата колотя бока Мухи пятками. Рубака стрелой несся вперед. Часовые тянули из ножен мечи; кони их пятились от стремительно надвигавшегося на них вороного жеребца. Куоррел тоже выхватил меч, но на него уже наваливались сразу двое, а до ворот оставалось всего несколько ярдов.
— Духи, это же Парагон! — послышались голоса.
— Взять их живыми!
— Я знаю этого коня!
— Задержите их!
Куоррел отбил нацеленный на него меч, пытаясь одновременно нанести удар второму нападающему и послать коня в прыжок. Рубака успел еще укусить одну из лошадей, а потом стук его подков стих — он взвился в воздух. ВОТ КРАСОТА!
— Взять живыми! — снова заорал Дракон. К черту тогда их мечи. Держась след в след за Рубакой, Дюрандаль подобрал поводья и пригнулся в седле.
— Давай, Муха! — прошептал он. Хотя и знал, что ей это не по силам. Даже он не заставил бы ее перепрыгнуть через эти ворота.
Она сделала все, что могла. Возможно, это ей даже удалось бы, если бы в то мгновение, когда она прыгала, в нее не врезалась одна из лошадей. Она зацепила за верхнюю перекладину и упала. Он увидел завертевшиеся вокруг облака и деревья, потом стремительно надвигающуюся землю — и больше ничего.
Пение показалось ему знакомым. Запах свежесрезанной листвы — тоже. Да, это было заклинание для исцеления ран, которым пользовались и в Гвардии, и в Айронхолле. И — ОГО! — присутствие духов ощущалось очень сильно. В последний раз он ощущал его, когда сломал ногу, валяя дурака на крыше оружейной с Байлессом и Феликсом.
Должно быть, произошел несчастный случай. Он лежал на соломенной подстилке в центре октаграммы. Значит, заклинали именно его раны… это, объясняло то, почему ему больно, хотя не объясняло того, почему ему больно в стольких местах сразу. Кажется, он не дрался… если только его не рубили на куски. Но уж наверняка он не свалился с крыши снова? Сквозь застилавшую глаза пелену виднелись закопченные доски потолка и целая армия людей, высившихся вокруг него словно деревья в лесу. Слишком много людей. Голые каменные стены, дымоход, нижняя обшивка деревянной лестницы. Все плыло перед глазами.
Заклинание завершилось. Два круглых, румяных, совершенно одинаковых лица уставились на него, потом у него перед глазами помахали растопыренными пальцами.
— Ладно, это все, что мы можем для него сделать здесь. Думаю, через день-другой он придет в себя. Сколько пальцев я показываю, милорд?
Перед глазами Дюрандаля покачивалось восемь пальцев. Впрочем, казалось, будто вопрос адресован вовсе и не ему, так что он не стал прерывать разговора.
— Вы можете говорить? — спросили два лица.
Дурацкий вопрос.
Лица исчезли. Шестнадцать, если не больше, человек смотрели на него сверху вниз с чудовищной высоты. Не стоило бы ему лежать здесь — ведь затопчут. Но подвинуться он был не в силах.
— Пусть отдохнет час или два, — произнес раздраженный голос. — Потом попробуем еще. Не понимаю, что не так с этой октаграммой. Баланс стихий абсолютно неверен, абсолютно необычен. — Голос понизился до конфиденциального шепота. — Может, и хорошо, что Его Величество отказался продолжать лечение здесь. Мне кажется, вам стоит пригласить заклинателя, пусть попробует наладить октаграмму. Ладно, вы говорили, у вас есть другой пациент?
— Ранение мечом, доктор. Он потерял очень много крови.
Дюрандаль почувствовал, как сильные руки поднимают его вместе с тюфяком и несут куда-то. Его раздражение по поводу столь бесцеремонного обращения сменилось интересом, когда мимо него по очереди проплыли жернова, колода для рубки мяса, кувшины с водой — все по две штуки. Другая комната, такая же холодная. Его положили на пол…
— Не думаю, чтобы он притворялся, — произнес новый голос, — но не спускайте с него глаз ни на минуту. Только вспомните, кто это. Даже полумертвый, он управится с любым из вас, увальней.
Кто-то укрыл его еще одним одеялом. Заскрипел стул. Вскоре пение возобновилось, но где-то далеко.
Туман рассеивался, свивался языками, снова рассеивался. Он находился в комнате замковой стражи в Фэлконкресте — лежал на полу, не так близко от камина, как ему хотелось бы, и довольно далеко от входной двери. С ним в комнате находилось четверо Клинков — двое сидели, двое стояли. Сторожили его, конечно. Правда, пока он был не в состоянии пытаться вырваться отсюда. Левое запястье болело. Лицо болело — рот и левый глаз. Ребра ныли. Могло быть и хуже; выходит, для своего возраста не такая уж он и развалина. Зрение все еще оставалось нечетким, так что лучше было лежать, закрыв глаза и прислушиваясь к заклинаниям, доносящимся из кухни. Может, это чинят Куоррела? Одна голова хорошо, а две лучше. О побеге можно подумать, когда оба будут способны двигаться. Желательно, чтобы это произошло до завтрашнего завтрака.
