– Почему это «конечно»? – не удержался Ян.
– А ты небось забыл, как вы с ней за ягодами ходили, в «стражников-разбойников» играли, все заборы своими стрелками исчеркали? Или как венки друг другу вязали из одуванчиков? А как подрались с мельниковыми детьми, запамятовал?
– Почему же, помню, – улыбнулся Ян. Он действительно не забыл худенькую светловолосую девчонку в одуванчиковом венке, которая научила его отличать ядовитые грибы, пасти корову и различать птичьи голоса. А позднее – разводить кур и зашивать мелкими стежками неизбежные в жизни прорехи на рубахах и штанах. – А что, Рута с вами живет?
– За абы кого мы родную дочь не отдадим, – горделиво выпятил нижнюю губу дядька Юрис и нахлобучил на голову соломенную шляпу. – Ну и печет сегодня – спасу нет…
Торговец вновь почесал лысину и медленно опустился на толстый круглый пенек, услужливо подставленный его расторопным работником. Причем слуга сделал это как-то незаметно, между делом, продолжая отсчитывать сдачу за кусок вырезки пожилой горожанке в огромной широкополой шляпе с короткой темной вуалью, прикрывающей лицо от яркого солнца, льющего свои лучи на базарную площадь вперемежку с порывами сильного ветра с побережья.
– Ходила она учиться к монахиням, да те ее стали в монастырь сманивать, а в нашем роду попов отродясь не бывало, – вздохнул Паукштис, словно вспомнив какой-то свой старый давний спор с неведомым Коростелю собеседником. – Она и вернулась, стала в городскую канцелярию ходить, перенимать науку писцовую, каллиграфии там всякие. Читать-то ты ее в детстве научил, помнишь небось.
Ян кивнул.
– Ну так вот, а писцы – тоже народ ушлый, только не как монахи, а совсем, понимаешь, в другую сторону. Я раз зашел к ним, одному-другому долгополому нос расквасил, да, думаю, этим их не исправишь – не дают девке проходу, норовят обидеть да смутить сальностью какой. А Рута, хоть и в деревне воспитывалась и в лесу да на реке выросла, этакого не любит и руки распускать никому не позволяет. Так что забрал я ее из канцелярии, хотя, говорят, успехи делала.
– Что ж, теперь дома сидит? – посочувствовал Ян, который помнил Руту звонкоголосой девчонкой с вечно расцарапанными худыми коленками и угловатыми движениями, только-только начинавшей расцветать в молоденькую светловолосую девушку, мамину и папину дочку.
– Такая разве усидит, – пробурчал Юрис, однако Яну в голосе торговца послышалась нотка отцовской гордости. – Повадилась теперь ходить к одному лекарю, тот ее учит своим премудростям. Человек серьезный, женатый и уже в годах, так что я ее отпускаю, мешает там всякие порошки, сушит травы, говорит, нравится…
– Хорошее дело, – согласился Коростель, отчаянно вытягивая шею и высматривая Эгле и Марта – их нигде не было видно.
– Ищешь кого? – заметил Паукштис.
– Да вот двое приятелей вперед ушли, да, видно, куда-то свернули, не видать отсюда, – развел руками Коростель. – Пойду я, дядя Юрис, дела еще у меня тут.
– Улицу, что выходит от каруселей, видишь? – указал торговец на узкую улочку, вытекающую из базарной площади и ведущую куда-то вверх, в сторону яблоневых и сливовых садов, в которых утопала северная часть морского форпоста Юры.
– Вижу, – кивнул Ян.
– Если идти по ней все время прямо и никуда не сворачивать, дойдешь как раз до фактории морских охотников – так себя местные купцы с побережья кличут, что торгуют с иноземцами с кораблей. Там спросишь мой дом – старину Юриса в Юре местные все знают. Приходи вечером, коли не уйдете из города, Гражина будет рада тебя повидать. Да и Рута, между прочим, – со значением добавил Паукштис.
– Ладно, коли задержимся – зайду, – ответил Ян, смущенный последними словами земляка. – А уж коли не доведется – привет передайте, скажите, мол, кланяюсь.
– И думать забудь, – отрезал торговец. – Что ты думаешь, Гражина мне спустит, коли узнает, что земляка повидал и без гостей отпустил? Да я только сейчас приду, расскажу, что молодого Янека встретил – она тут же начнет на стол готовить. И Рута тоже, – вновь со значением добавил хитрый дядька. – Так что справляй свои дела, а вечером милости просим к нам, к Гражине на пироги. Коли товарищи есть – веди всех, из моего дома еще никто голодный не ушел.
Взяв напоследок с Яна твердое обещание вечерком забежать, дядька Паукштис пожал ему руку и вернулся к прилавку, осыпав слугу наставлениями и указаниями. Наставления, впрочем, были только для проформы – дела у торговца шли неплохо, судя по обилию покупателей и расторопности его помощника. Мешок за плечом Коростеля изрядно потяжелел – земляк отвалил ему лучшего товара, а в ответ на предложенные Яном деньги сделал страшные глаза и погрозил ему кулаком, пряча в усах довольную отеческую улыбку. Ян немного денег все же оставил, поблагодарил земляка, обещал зайти, главным образом дабы уважить щедрость земляка, никогда прежде на его памяти не отличавшегося особенной чувствительностью, и, пробираясь между тесно сдвинутыми лотками, заспешил к выходу в поисках пропавшей парочки.
– Ничего-то ты не понял, юный рыцарь, – назидательно молвила девушка в шоколадном с золотом платье светло-русому парню, сидящему напротив нее за деревянным столом, испещренным рожицами и автографами прежних путников, присевших отдохнуть на обочине улицы под сенью больших раскидистых рябин, кисти ягод которых уже начали пробовать цвет. Со стороны казалось, что влюбленная парочка погуляла на рынке, покрутилась на каруселях и, пресытившись остальными увеселениями, которые столь щедро предоставляют народу все ярмарки в приморских городах, решила отдохнуть, уединившись в стороне от праздной толпы и любопытных взглядов. Все было почти так, за исключением того, что любил из них только один, и в довершение ко всему они явно ссорились.
– Где уж мне, деревенщине неотесанному, понять важную госпожу из Высшего Круга, – с кривой усмешкой ответил парень. Он был симпатичен, может быть, даже красив особенной славенской красотой, которая заставляет женщин отличать русинов и новогорских от всех остальных парней в землях Балтии и пограничья. Темно-русые волосы, перехваченные узкой темной лентой с прихотливым разноцветным узором, чистое лицо, покрытое еле заметным юношеским пушком, чуть вздернутый нос (эта курносинка, как ни странно, придавала его лицу выражение честности и прямоты) и рост выше среднего – всего этого было достаточно, чтобы приковывать к себе внимание многих и многих дам, знающих толк в мужской натуре. Теперь, однако, парень явно был в проигрыше – девица посматривала на него свысока.
– Мой круг теперь с маленькой буквы, – поджала губы девушка. – И ты это знаешь так же хорошо, сударь мой Март, как и я.
