Наконец пришла пора принимать решение. Часть его подло убеждала: «Воткни в него нож. Забери прекрасный доспех, оружие. В конце концов, именно они способны пропустить человека в тишь, чем бы она ни была на самом деле. Я смогу махать мечом ничуть не хуже его. По крайней мере, почти так же хорошо…»
Это почти как прирезать друга на поле боя, который сидит с распоротым животом, собирая кишки на коленях, все равно с такими повреждениями ему не прожить и пары часов. Может, в глубине души Анфен даже будет благодарен за освобождение. Тот Шарфи, который много лет назад сражался на войне, не помедлил бы. Если он доберется до города — если, конечно, еще остались свободные, независимые города, в которых можно нормально жить, — то первым делом продаст эти волшебные игрушки и, наверное, сможет неплохо устроиться. Неплохо устроиться?.. Да он, скорее всего, сможет на вырученные деньги купить весь город! Мэры с себя последние штаны снимут, лишь бы заполучить этот доспех!
Выбор, вечный выбор…
Сегодня они продолжили долгий марш в никуда, останавливаясь отдохнуть в тех же самых местах, из которых ушли всего четыре дня назад. И в тот момент искушение убить Анфена было ничуть не слабее нынешнего. Они описали огромный круг по вражеской территории, и все время по бездорожью, избегая даже оленьих троп. Преодолели не один холм, склоны которого были покрыты предательски осыпающимся гравием и испещрены ямами и норами. Анфен, больной, явно умирающий от голода, ни разу даже не попытался объяснить, что они делают, куда идут, откуда взялся этот странный шрам у него на шее, из которого то и дело сочилась кровь. Он шел по всей шее, даже на затылке, как будто бывшему разбойнику не так давно вообще отрубили голову!
Иногда, нарушая молчание, Анфен начинал метаться и нести чушь, которая по большей части действительно была бредом больного. О том, что его спасительница непременно появится снова. Она скажет, что им делать дальше. Она сможет то, это и вообще все на свете.
Шарфи пригнулся и уже был близок к тому, чтобы вогнать нож в грудь Анфена, когда тот неожиданно застонал и пошевелился. «Дерьмо», — подумал он, сделав шаг назад, а затем сошел с дороги и пристроился к дереву по маленьким делам.
Анфен сел, обнял колени и начал раскачиваться вперед и назад, как смертельно больной человек.
— Я не должен слишком часто возвращать нас туда, — пробормотал он хриплым, как карканье ворона, голосом. — Мы не должны вмешиваться в ход событий.
— Куда? — хмуро уточнил Шарфи.
— В тишь.
— Ага. В тишь. Я так и подумал, что ты об этом, — произнес Шарфи, стряхнув капли со своего петушка. — Ну и… как именно работает этот доспех? Ты просто думаешь о тиши — и оп! Ты уже там? Вот так? Почему ты отказываешься рассказать мне об этом? Я же не собираюсь его с тебя стаскивать.
— Нам вообще не следует там появляться. Как и находиться в этой проклятой стране.
Шарфи закатил глаза:
— Надо же! Чего только не узнаешь… Значит, нам не следует здесь находиться, да? Знаешь, я пару раз думал об этом. Думал, что, может, мы могли бы сидеть где-нибудь в трактирчике. Или другом уютном месте.
— Мы не узнаем своей цели, пока не появится моя спасительница.
«Я это сделаю, — с удивительной ясностью понял Шарфи, ощутив облегчение. Наконец-то решение принято. — В следующий раз, заснув, он умрет».
Ждать пришлось недолго. Анфен поднялся на ноги, с трудом прошел пару шагов и рухнул на груду сухих листьев. Шарфи незамедлительно вытащил нож, склонился над телом, перекатил его на спину, поднес клинок к горлу Анфена и…
И целую минуту смотрел на бледное, изможденное лицо. Он искренне желал сделать последнее движение, но рука отказывалась повиноваться. «Дерьмо», — снова ругнулся про себя Шарфи, выронив нож в шуршащие листья.
Он оттащил Анфена — каким легким оказалось тело! — подальше от дороги, подложил ему под голову рюкзак, проклиная само его имя, а затем устроился поблизости и тоже закрыл глаза. Ему было плевать, что никто не остался стоять на страже. Они и без того слишком долго полагались на удачу, чтобы теперь начать осторожничать.
Шарфи пробудился от кошмаров, когда возле его головы что-то тяжело рухнуло на землю. Он увидел две вытянутые конечности, которые, судя по всему, когда-то принадлежали человеку и до сих пор отчасти сохранили изначальную форму, но лишь общие очертания. Они были искаженными, изуродованными, странно вытянутыми, словно их владелец был сделан из резины. Шарфи случайно прикоснулся к одной руке, поднимаясь на ноги. На ощупь она оказалась легкой и твердой, как обожженная глина.
— Успел в последнюю секунду, — произнес Анфен, гордый, могучий и торжествующий, с обнаженным мечом. — Эта тварь схватила тебя, Шарфи. Двое. Обернись. Этот поймал тебя в свой танец со временем. И сюда бегут новые. Здесь, в тиши, они не способны причинить нам вред. Обнажи клинок! Обнажи клинок, которым тебе так не терпится воспользоваться! — Анфен зашелся в безумном смехе.
Шарфи покорно вытащил нож и последовал за предводителем сквозь лиловые сумерки. Тут и там над ними нависали изуродованные люди, лишившиеся нормальных тел, неестественно согнутые и вытянутые, куда выше, чем они должны быть. Они двигались резко, неуклюже, порой почти не касаясь земли ногами. Один из них повернулся и пристально посмотрел на Шарфи, вглядываясь в его глаза своими, в которых светилось понимание; вытянутый рот застыл в молчаливом крике. Руки, неповоротливые, изогнутые, двигались резко, судорожно, как будто тварь плыла в воде. Шарфи не смог долго выдержать взгляд ее глаз.
Анфен дотянулся до этого существа мечом, а затем расправился с остальными, не оставив своему приятелю ни одного. Вот и прекрасно. Эти создания не пытались ответить тем же, они вообще не сопротивлялись, даже не пытались убежать. Их глаза лишь пристально следили за движением меча Анфена. Он разрезал последнего на две неровные части и присел на корточки у тут же застывших кусков тела, тяжело дыша.
— Они служат определенной цели, Шарфи, — по крайней мере, очень на то похоже. — Анфен бдительно огляделся, высматривая новые жертвы.
— Ха! Это безумие! С чего ты взял? Это всего лишь чудовища.
— Они изменены чем-то с другой стороны. Чем бы ни была эта сила, она взаимодействует с нашей. Наша реальность отвечает за половину этой перемены. Ты понимаешь? Они должны служить определенной цели здесь, приносить какую-то пользу.
— Заткнись Анфен. Просто заткнись, завязывай с такими разговорами.
На глаза навернулись слезы ярости, однако Шарфи мужественно сдерживал их, чувствуя нарастающий огонь в глотке. Он не плакал на ферме рабов, когда его друга забили до смерти охранники прямо у него на глазах. Не заплачет и сейчас.
