Иррационально? Глупо — верить Амбиваленту, врагу. Амбивалент разрушила все, выпарила Тао в горсть махрово-белого пепла, а Рони превратила в ничто. Де-зин-те-гра-ци-я. Длинное слово, почти как Ам-би-ва-лент.
Целест верил.
"Она ждет тебя".
— Мы никогда не ходили через главный вход, — пояснил он, пока пробирались к черному, а сам вспоминал стражей и неловкое опасение: заметят, отец или гости отца, незачем им наблюдать лишний раз сына-выродка, сына-Магнита. Интересно, сколькие из них были тоже… нелюдями?
Везде ложь. Вербена — исключение.
Авис отстал на полдесятка шагов, оглядывался, будто в поисках чего-то. Общался с Декстрой, похоже, — Целест не слышал его телепатических фраз, но Декстра пробурчала: экономь ресурс, хватит болтать. Авис облизывал губы, изредка сплевывая темную слюну.
— Здесь.
Целест остановился возле черного хода. Калитка приоткрыта, приглашающее и наивно, а запах разросшегося, обезумевшего, как сам Виндикар — только жизнью, не смертью, — сада хоть ножом режь, ножом или когтями из костей.
— Ты уверен? — нахмурилась Глава воинов.
— Да.
Целест повторил ее прием — оборвал рубашку, скомкал. В последний момент заметил небольшой камень, завернул его в грязную и шершавую ткань. Калитка тихонько скрипела от слабого ветра, а изнутри протягивали широкопалые ладони листья лопуха и стрелки дикого гороха.
Камень с рубашкой приземлились в самую гущу сорняков.
— Вербена приглашает нас, — прокомментировал Целест, распахивая калитку до предела.
Калитка скрипнула, когда Целест толкнул ее, и протяжный тоскливый звук отозвался такой же муторной горечью. Он приходил тысячи раз, скрываясь от отца и гостей отца, прячась и от матери — "у меня от нее мурашки", признался как-то Рони, и смутился, но Целест только кивнул. А в конце — приз, Элоиза и Вербена. Названные сестры.
Элоизы больше нет.
Рони — тоже. Отсутствие зияло, как дыра в собственной щеке.
По дорожкам разрослась трава: осока колола полуголые ноги, откуда-то проклюнулся и ершистый репей, Целест машинально отметил пару венчиков-семян на штанах; тщетно пытались выжить астры. До входа — около трехсот шагов, а до любимой лестницы — и того меньше. Напрямик привычнее. Поймут ли Декстра и Авис?
…И где они?
Целест обернулся, и понял: в саду он один.
"Уничтожила", — свело болью, страхом и стыдом, где-то под горлом, в солнечном сплетении. Потом моргнул левым глазом (правый подсох и видел плохо): Декстра и Авис остались возле калитки и о чем-то спорили. Безмолвный мистик размахивал руками и подпрыгивал на месте; комичное зрелище.
— Что случилось? — Целест вернулся к спутникам.
Декстра сначала отмахнулась, потом скривилась, оскаля зубы. Того гляди — врежет, опрокинет Ависа в прах и пыль, или в гущу сорняков на грани "дезинтеграции", и не посмотрит, что не Глава для мистика.
— Трус, — выплюнула она.
Лицо Ависа болезненно исказилось. Он по-рыбьи хлопал губами, жестикулировал и вертелся на месте.
— Что случилось? — повторил Целест, "открываясь" для Ависа.
"…Вербена приглашает только его!" — ткнул Авис, — "Не нас. Мы умрем. Может, я и трус — но мне немного осталось, хочу дожить…просто дожить!"
— Теперь слышал? — Декстра покачала головой. — Мы вообще-то помочь вызвались, или… сидел бы дома!
"Я — мистик-ясновидящий. Поверьте", — Авис вспомнил последний козырь. Целест усмехнулся:
— Оставайся, если хочешь. Вербена и впрямь зовет меня, с самого начала хотел идти один. Но не выдумывай насчет "ясновидения"… ты говорил, что мы с Рони "будем вместе до конца". И где он!? — сорвался на крик и усилием воли закрыл рот.
Авис точно не виноват. Никто не виноват.
Целест развернулся, чтобы вновь идти — мимо скульптур и по разросшимся сорнякам. Конечная цель слишком близка, чтобы отступить.
— Трус, — повторила Декстра, оттолкнула мистика плечом и шагнула за Целестом. Дезинтегратор ее не тронул, зато в ногу впилась колючка. Декстра коротко выругалась и швырнула в заросли репья плазменный сгусток, который захлебнулся зеленой кровью, прежде чем выжечь все живое. Одинокий обугленный репей покачивался на слабом ветру.
Целест отвернулся.
— Вход там, — сказал он.
— Я знаю. Я была у Адриана Альены.
Официально, конечно. Про лестницу Декстра не знала, а Целест открыл рот, чтобы сказать… и промолчал. Хотелось оглянуться на Ависа: он один, он остался, а это всегда страшнее, намного хуже, чем идти вперед на гибель, но Декстра торопилась, нужно не отставать.
Незапертая дверь скрипела с тем же заунывным звуком, что и калитка. Давно не смазывали, отметил Целест, и дом — спокойный, прохладный, каменный и неизменный, сделался чужим. В доме Альена дверь главного входа не скрипела.
"Логово Амбивалента".
— Я первая. Держись вплотную, — шепнула Декстра, прежде чем окончательно выбить тяжелую резную доску.
Дверь с грохотом обрушилась на ступеньки, взметнув брызги мелких щепок, мраморного крошева и пыли. Декстра поморщилась: шумно, но от кого скрываться? Амбивалент знает, что они здесь. Она перепрыгнула через обломки, Целест заметил тлеющие оранжевые сполохи на кутикулах. Готовность к атаке, сигнал, бой.
Сам Целест просто перешагнул порог.
Сквозь высокие стрельчатые окна пробивался тусклый свет — откуда-то сверху, из комнаты Элоизы и Вербены, или отдаленное марево пылающих границ Виндикара. Навытяжку выстроились колонны, прохладные и равнодушные — братья-близнецы слепоглазых русалок и фавнов из заросшего сада; аккуратная резьба и редкие сколы — может быть, дом атаковали… но Вербена расставила все по своим местам.
Удушливо, сладко пахло цветами. Декстра чиркнула пальцами, словно зажигалкой, освещая путь. К запаху цветов присоединилась паленая горечь, но пока пирокинет удерживала огонь на ногтях и в воздушной прослойке; запах напоминал о крылатом фениксе-Тао, фениксе, который не возродится, но все-таки сжег себя… "потому что больше некому".
Повсюду царили цветы.
Казалось, Вербена проводила дни и ночи, не покладая рук — собирала дары одичалого, буйного и легко ускользнувшего от хозяйской руки садовника, сада. Яблочный и абрикосовый цвет, бледно-желтый когда-то теперь потемнел в бурую мякоть. Ранняя гниль, подумалось Целесту, первые трупные пятна и срезанные цветы — похожее зрелище. Всякая плоть разлагается одинаково.
Другие — свежее, астры и плющ, бутоны ранних хризантем (из оранжереи, не иначе), почему-то стрелки подорожника и даже ехидно скалился колючками давешний репей.
"Вербена не любит камня. Может быть, все эти годы она мечтала превратить дом в сад", — Целест покачал головой, почему-то вспоминая очередные книги — легенды о феях, жестоких лесных созданиях.
