Ознакомительная версия.
Покрытые густыми лесами, они укрыли б в себе целую армию. И помощи здесь ждать было неоткуда.
Вечером процессия остановилась. Короб с Тёрном накрыли дощатой крышкой, словно гроб, подняли и поволокли на руках. Он не видел лиц носильщиков, но просачивавшийся в щели неяркий вечерний свет вскоре померк, ящик внесли или под крышу, или – скорее – в подземный ход, потому что дорога пошла под уклон.
…Наконец короб опустили наземь. В щелях затрепетал свет факелов, крышку сбросили. Фигуры с замотанными лицами, в перчатках осторожно подступили к Тёрну, словно к зачумлённому. Ловко надели кандальные браслеты, соединённые стальными штырями вместо обычных цепей, и только после этого отстегнули дхусса от боковин короба.
Он оказался в низком округлом зале, с выложенными грубым камнем стенами. Потолок опирался на кое-как обтё– санные толстые половины брёвен – их вырубили, похоже, из стволов поистине древних, сорока полных шагов в длину. Кое-где виднелись мелкие, почти неразличимые, словно нарочито затёртые рунические надписи – сделанные знакомым, слишком знакомым ещё по преддверию храма Феникса начертанием.
Алфавит Гидры, Девятого Зверя.
Здесь было собрано слишком много магии. Но отнюдь не древних артефактов, чего можно было бы ожидать от чашников. Нет, колючая и злая сила множества Камней, сплетённая умелыми руками в непроницаемую сеть.
Посреди зала, в самом центре выложенной белым камнем сложной рунической фигуры, возвышался простой деревянный крест, новёхонький, словно только что сработанный – ещё видны заусеницы и расщепы на торопливо и кое-как обработанных топором краях.
К этому-то кресту и прикрутили дхусса – безликие слуги избегали касаться Тёрна и, закончив свою работу, поспешно побросали перчатки в горячо пылавшую жаровню. Спиной к дхуссу ни один из них не повернулся.
Потянулось время – медленно, тоскливо и мучительно. Обычный приём всех без исключения допросчиков мира; и, судя по умиротворённому, бесстрастному лицу Тёрна, иного он и не ожидал.
Ни пищи, ни воды. Чадит медленно прогорающая жаровня, сизый дым расползается по залу, и ты знаешь, что спасения нет. Конечно, ты в это не веришь – ведь друзья, твой керван на свободе, они живы и действуют, но что они смогут сделать против эдакой силищи? А что против тебя – Сила, это ясно как день. Даже с мощью Кройона, хитроумием сидхи, преданностью Гончей – они просто зря погибнут.
Правда, оставался ещё один узник. Алхимик Ксарбирус.
Тёрн глубоко, медленно вздохнул и закрыл глаза. Клановый знак медленно разгорался на его щеке, становясь всё ярче и ярче, словно под матово поблескивающей кожей развели самый настоящий костёр.
…Невидимые для Тёрна наблюдатели поспешили заскрипеть стилосами, скрупулёзно отмечая этот факт на вощаницах.
Потерял ли дхусс счёт времени, впал ли в спасительное забытье – кто знает? Миновал ли день, седмица или целый год? Плавает над полом сизый дым, почти угасла жаровня, рассыпавшись серым пеплом над тлеющими угольями; и никто не заметил, как и откуда в зале появилось несколько человеческих фигур, тоже с закрытыми лицами и в бесформенных широких плащах, словно держащихся на расчалках.
Они встали кругом, и рукотворный туман тотчас заплескался вокруг тёмных плащей.
– Тёрн, – проговорила одна из фигур, судя по голосу – тот самый, что допрашивал дхусса в дороге. – Беседовать по-хорошему ты не захотел. Как я и предупреждал, теперь придётся по-плохому. Ты готов, дхусс?
Пленник ничего не ответил. Знак Морры вспыхнул ещё ярче – и теперь медленно угасал.
– Прикажешь считать это ответом? Я не против. Ибо, как уже сказал, придерживаюсь самых широких взглядов. Боюсь только, нам потребуется известное время, чтобы расшифровать этот твой язык.
Молчание. Дхусс смотрел сквозь обступившие его фигуры, наверное, даже сквозь стены подземного зала и окружавшие его толщи камня. Где-то невдалеке море билось о камни, ярилось и гневалось, оправдывая своё имя моря Мечей; перекликались белокрылые гонцы, мечась меж серыми гребнями и опустившимися почти к самой поверхности тучами. Из водных глубин, от галечных пляжей, покрытых выброшенными прибоем водорослями, доносились смутные голоса, твердившие всё одно, неразличимое слово.
Какое? Понять бы… И тогда земные тенета раскроются, вбирая в себя удерживаемые магией колонны, освобождая от тяжкой службы пленённые Камни, источники всяческого чародейства; подземелье опустится ещё глубже, словно большой пузырь, плавая в размягчившихся земных слоях, и, как и положено любому пузырю, в конце концов лопнет, положив конец существованию всех, кто сейчас стоит на его полу.
Достойный конец, если разобраться.
– Он молчит, дон командор, – прошелестела одна из фигур.
– Ему больше ничего не остаётся. Он же больше всего боится не нас, а себя. Что перестанет себя уважать, когда сломается, когда выложит всё, что знает…
– А чего не знает, тоже? – неожиданно перебила говорившего другая фигура. Голос был тонок, явно принадлежал молодой женщине. – Тоже выложит?
– Нет, – дона командора словно бы и не удивило подобное нарушение субординации. – Нет, дона супрамаго, чего он не знает – того не выложит. Подобные личности болезненно честны, даже с теми, кто применяет к ним особые методы дознания.
– Я уже говорила, дон командор, что могу справиться сама, безо всякого…
– Ваше усердие и рвение давно замечены мною, дона. Но мы имеем дело с особым случаем.
– В чём же его особенность? Роковое Дитя? – последнее произнесено было с усмешкой.
– Вы всё узреете сами, дона, – холодно ответила фигура под капюшоном, всеми называемая «доном командором».
– Буду очень признательна, – язвительно произнесла дона супрамаго.
Тёрн, дхусс, настаивавший на том, что он вовсе не дхусс, тихо вздохнул и закрыл глаза.
В темноте затопали кованые сапоги, почти заглушив мягкое, еле слышное пошлёпывание босых ступней.
В круге света появились трое: два адепта в неизменных плащах с капюшонами и меж ними – маленькая девочка, не старше семи-восьми человеческих лет. В простом крестьянском платьице, серый холст, расшитый по вороту, застёжке и подолу красной нитью – крестами, солнцами и кочетами. Русые волосы заплетены в аккуратную косу, глаза опущены, на шее сверкнула полоса железного обруча, какие носили рабы.
Девочка не подняла взгляда на Тёрна, её словно вообще ничего не интересовало – она упорно рассматривала собственные ступни, время от времени поджимая пальцы и переминаясь с ноги на ногу – каменный пол холодил пятки.
– Взгляни на этого ребенка, дхусс, – заговорил командор. – Взгляни пристально, не брезгуй. Что ты видишь?
Ознакомительная версия.
