У юго-западной стены башни стояло нелепое плоское каменное здание размером со скромную конюшню. «Училище Жрецов», — подсказало Джейм ее шестое чувство. Умно. Большинство людей просто пройдут мимо, а те, кто должен знать, не найдут ничего угрожающего в таком непритязательном строении. Вдалеке от своего храмового оплота, в обществе, мирящемся с ними как с неизбежным злом, жрецы со всей мудростью предприняли необходимые меры предосторожности.
Но почему тогда они оставили двери широко открытыми?
Это касается Иштара, и в их руках Киндри-приманка, так что очень уж все смахивает на капкан. Однако есть ли у нее выбор, кроме как проглотить наживку?
И все-таки девушка медлила.
Иштар всего лишь один член этого сообщества, и негодяй к тому же. Джейм не любила Трехликого бога (а кому из кенциров он нравился?), но он (или она, или оно) создал Кенцират, и эти шаниры воспитаны, чтобы служить ему. Более того, она всегда смутно чувствовала превосходство над жрецами (а кто из кенциров не чувствовал?); но чем было ее полузабытое обучение за Темным Порогом, если не извращением Великого Танца, который тут используют по праву и необходимости? Кто она такая, чтобы смотреть на них сверху вниз? Поглядите, сколько горя она уже принесла Киндри из-за дурацкой предвзятости. Неужели она так же неразумна, как… как Тори в его слепой ненависти к шанирам?
«Нет, — пролетела в голове не очень четкая мысль. — Я лучше. Я выше этого. Я должна быть выше».
И все-таки трудно было пересечь террасу под (быть может) потаенным взглядом Ранет и войти в распахнутую дверь.
Когда глаза Джейм привыкли к темноте внутри, она увидела безыскусно обставленную комнату, по-видимому вобравшую в себя весь интерьер. Значит, это не одно из тех строений, которые с изнанки гораздо больше, чем кажутся снаружи. Возможно, младшие жрецы должны дежурить тут, принимая посетителей и охраняя внутренние двери. Однако не было видно ни жрецов, ни дверей. Никто не стоял и за спиной — девушка все-таки украдкой оглянулась, и никаких следов на запыленной террасе, кроме ее собственных; у перил не вырисовывается каплями тумана пустая оболочка мужской фигуры, нигде не горят ни насмешливые серебряные глаза Отравы, ни жестокие, налитые кровью зрачки убийцы-наемника.
Джейм перешагнула порог и обошла по кругу комнату, ведя кончиком пальца по стене. Рука внезапно провалилась через то, что на расстоянии выглядело непроницаемым грубым камнем. Здесь висели витые нити гобелена, образуя плотную занавеску. Проскользнувший между ними при этом тусклом свете человек будет выглядеть нырнувшим в стену. Умно, умно, умно.
Девушка раздвинула нити и ступила внутрь, чтобы во второй раз за это утро полететь кувырком вниз по лестнице.
«Проклятая практика Готрегора», — кисло подумала она, поднимаясь со дна и потирая бок.
Перед ней вытянулся коридор, уходящий вниз и сворачивающий на восток, местами освещенный чадящими факелами. Джейм стала осторожно спускаться. Дуга превратилась в спираль, начали открываться двери — вроде бы в спальни новичков, мрачные и сырые, ничуть не лучше, чем подземные камеры. Еще ниже соломенные матрасы и грязные земляные стены уступили место койкам и каменному окружению прислужников. В дальних углах росли грибы и разноцветные лишайники, — сомнительные фрески, неприятная обстановка. Видно, мох — единственный источник света в этих покоях. А вот классные комнаты… у сидящих в них наверняка развивается клаустрофобия. Ниже — унылая кухня, заплесневевший хлеб обесцвеченными грудами свален на столах. Огонь под котлами с жидким супом давным-давно догорел.
Сырость, запустение, убожество. Разве может из такого места происходить что-то доброе?
А Киндри? Да, он совершил пару впечатляющих ошибок, и девушке часто хотелось дать ему хорошего пинка, чтобы вывести из накатывающих на него внезапных трансов. Однако из оброненных им намеков Джейм поняла, что он смутно и урывками помнит детство, проведенное здесь, как и она свое в Доме Мастера. Ей не следовало забывать, сколько ложных шагов можно сделать, спотыкаясь в этом мраке, и какое мужество надо иметь, чтобы хотя бы попытаться идти.
«Я такая же плохая, как Тори. — Горькая мысль. — Нет, хуже, потому что знаю лучше».
Но где же Киндри, не говоря уже об остальных? Училище наполняла атмосфера замершей жизни, неожиданного бедствия. И дело вовсе не в пустых комнатах и остывшем супе. На полу зала красовался мозаичный узор из цветных плиток, выложенный не без помощи спиралей энергии, видимо водоворотами прокатившейся по каждому помещению. Джейм не ожидала наткнуться здесь на дикое храмовое течение, — как сказал Киндри, постоянное воздействие ее разъест любой неподготовленный мозг. Но даже два дня назад, стоя на том берегу Серебряной, девушка ощущала большую активность той силы, чем здесь и сейчас. Случилось ли что-то в далеких храмах, источниках энергии их бога в Ратиллене, или проблема тут, в Заречье, может, даже в самой Общине?
Но что-то все-таки было. Джейм пошла по мозаичному ручейку через Глушь на поиски и теперь чувствовала, как ее тянет глубже. Спираль расширилась. Снизу несся ритмичный приглушенный звук, тяжелый, словно какое-то гигантское животное танцует в своем логове. Джейм еще даже не осознала этого, а ноги ее подхватили па: шаг, поворот, скольжение, ниже и ниже, туда, где плетется Великий Танец, круг за кругом по мозаичному полу, расслабившись и дав силе подхватить себя, передавая ее, ниже, ниже, ниже…
Джейм, задохнувшись, остановилась. Она оказалась на пороге главного зала Общины, и тут собрались все ее обитатели.
В центре стоял жрец высокого ранга, одинокое немое око бури, ее творец. Вокруг, как черные тучи, кружились младшие, их ноги едва касались пола, робы развевал дующий ветер Сенеты. Дальше — текущая серая вода хоровода служек и коричневый ободок вертящихся вместе с землей новичков. Все вместе они создавали волну великой мощи, каждый танцор был охвачен ею, и ни один не сознавал ничего вокруг.
Рядом, спиной к девушке, шаркал ногами маленький, одетый в белое поваренок. Его движения озадачивали Джейм, пока она не распознала в них пылающий огонь, видимо уже захиревший и превратившийся в угли. Сколько же времени они провели так?
Танец рывком повернул мальчика. Веки его прикрывали выжженные глазницы. Раскрытый рот полон спекшейся крови. Он мертв уже несколько дней.
«Это не мое дело. — Джейм тошнило, она попятилась. — Я не могу ничего изменить».
Но где же Киндри? Она все еще ощущала на себе лишающее разума притяжение танца, засасывающее в круг дергающихся и извивающихся трупов. Захватила ли эта западня лекаря? Нет. Он не был ни одним из здешних беловолосых шаниров.
