Бард не узрел внутренним оком сокрытых каменными стенами и черепичными крышами знаков и рун людского греховодства. Не распознал он и флюид человеческих пороков, искрящейся дымкой накрывших город.
— Не лучше прочих.
— Ты прав и не прав. По сравнению с Хеймом или Ла Саланой конечно пустячок, но в ряду оставшихся…, - Маршалси озорно подмигнул барду. — Город с заглавной буквы. Я бы сравнил его с кошелем скряги. Медь и золото в одной мошне. Только сумей ухватить полновесный реал, а не затёртый грош.
Низвергшись с божественных высот к распахнутым вратам рая обетованного, сунули подорожную стражнику, поднесли подушную — имперскому клерку, пожертвовали милосердную — монаху, и… Добро пожаловать в Тиар!!!
— Первое, крыша над головой, — поставил я задачу своим спутникам.
— Найдется, — успокоил Маршалси.
— Без ненужных излишеств, но и без глупого аскетизма, — конкретизировал я условия.
— А как иначе, — понимающе отнесся к рачительности идальго. — Ни реала по ветру.
Розыск подходящего жилья привел на улицу Белых алебардистов, в "Утиную шпору", гостиницу с приемлемой кухней, достойным винным подвалом, общим залом для встреч и комнатами для отдыха и уединения. Мы экономно поселились на втором этаже в комнате на троих.
— Удивляюсь себе и другим, — заговорщецки обронил за столом Маршалси, наблюдая за дамами постельной службы, в избытке снующих вокруг нас.
— Лучше ешьте, Маршалси, — устрожил я, морально неустойчивого идальго — Удовлетворять любопытство будем после, когда обналичим мой вексель. Сто полновесных золотых реалов.
— И сто реалов капитанского бонуса, — приплюсовал к бюджету Маршалси. Получалась не плохая сумма.
— Обязательно, — одобрил я слияние капиталов.
День закончился дружным отходом ко сну. Проваливаясь в пустоту неясных грез, я прислушался к биению моего благородного, размером со школьный глобус, сердца. Тук-тук! Тук-тук! Продолжал отсчитывать время бестолковый метроном.
Проснулся я ранёшенько. До колокола Септы. Полежал, поворочался и поднялся. Приятели бессовестно продолжали дрыхнуть. Пришлось их поторопить с пробуждением.
— Герои меча и пера! Подъем! — гаркнул я во всю глотку.
Маршалси швырнул в меня сапогом, но промахнулся. Смертоносный снаряд сорок девятого размера, просвистев над моим ухом, сбил со стены портрет в кедровой раме, навсегда отпечатав на изображенном лице гигантский след. От падения живописи шуму случилось гораздо больше, чем от моего крика.
— Вы спятили, Вирхофф! — возмутился идальго, ворочаясь с боку на бок. — Орете в такую рань!
— Нас ждут дела! — напомнил я ему.
— Какие дела! Септу еще не отбили! Блохи на собаках и те спят. Не говорю об остальных.
— Вставайте, капитан, — приказал я. — Негоже вассалу тянутся в постели, когда сюзерен на ногах! И вы сеньор бард подымайтесь!
Кое-как поднявшись, оделись, умылись и спустились завтракать. Похмелившийся хозяин, подал холодных закусок, отварного мяса и вина.
— Друг сердешный, — обратился Маршалси к держателю Утиной Шпоры. — Подскажи, где в городе находится банк Гротто.
— На площади Плачущих Младенцев, — ответил кабатчик, продолжая поправку здоровья, посредством малаги. — Вверх по Армани, — поясняя, сдобрил слово добрым глотком, — до Арки Святой Вериты, — и как с пулемета, глыг, глык, глык, — от туда налево, мимо Дворца Судий, — снова серия крупнокалиберных глыков, — до Цитадели Вилля VII. От цитадели: ежели пеший, вверх по Маршам Триумфаторов, а верхом, в объезд по Лежачей улице, — и как гранатой ГЛЫЫЫК! — и на Палаццо Дюка Мори… В переулок Ре… И на месте…
Обессилевший гид, рухнул за прилавок и захрапел.
— Не плохой распорядок дня, — улыбнулся Маршалси.
Мы просидели час в чревоугодии и пьянстве. Не успел колокол звякнуть об окончании церковных служб, наша компания взлетела в седла и отправилась в банк, обналичивать вексель и получать причитающийся капитану Маршалси бонус.
— Чему вы улыбались, сеньор капитан, когда каналья хозяин расписывал дорогу к денежным кладезям? — спросил я идальго, когда мы выехали из ворот гостиницы.
— Да так. Вспомнилось, — не признался Маршалси не сразу. По лицу же читалось желание поделиться воспоминаниями.
— Хотелось бы знать? — из вежливости настаивал я, понимая, через пять минут он и сам расколется.
— Боитесь впутаться в историю? — засмеялся Маршалси.
— Я сам источник историй и приключений, — отмел я его подозрения. — Но как любопытствующий субъект, заинтригован вашей загадочностью.
— Ничего особенного!
— Да, да. Знаю. Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, — умилился я ностальгии приятеля. — Амадеус, записывайте, пока он будет рассказывать.
— С чего вы взяли, что я буду рассказывать?
— А разве не будите? — "огорчился" я.
— Если вам интересно, — идальго дождался моего согласного кивка и начал свою повесть. — Годков так десять назад здесь расквартировывалась наша Восьмая рота, Штурмового полка генерала Могли.
— Здесь это где?
— В Цитадели Вилля. Цитадель сами понимаете, одно слово. Трехэтажная казарма, построенная кольцом. В нутрии кольца плац и артезианский колодец. А за Дворцом Судий располагались, да и сейчас наверно они там, казармы Императорского полка Резервистов. Резервисты эти были сплошь сынками благородных и древних фамилий, приписанные к различным штабам и канцеляриям. Собирали их в Тиаре только в военную пору, что бы затем препроводить туда, где по стечению роковых обстоятельств командование потеряло штабистов.
— Первый раз слышу о таких обстоятельствах. Можно потерять полк целиком, но только не его штаб. Военная мудрость гласит: "Кто последний в атаке, тот первый в отступлении".
— Иногда такое случается.
— Например…
— Например, когда я торчал в Сванских топях, тамошние партизаны вырезали командный состав Четырнадцатого полка. Полковник, замещавший вызванного в столицу генерала Стампа, вывел писарскую компашку в бордель отдохнуть. Там их и прихватили.
— Убедили…. Бывает.
— Возвращаясь к штабистам… Не секрет, друг друга мы недолюбливали. Я имею в виду нашу роту и императорский резерв. Как-то раз, если память не изменяет, перед Днем Молящихся В Плаче, я и мои сослуживцы гуляли в "Кошачьем блуде". Очень приличный по тем временам бордель, не знаю как сейчас. Доведется, сходим. И вот, в самый разгар нашего веселья врываются в бордель пьянющие резервисты и нагло требуют очистить помещение. И главное от кого требуют! От героев Пограничья! Понятно мы их послали подальше. Не принято у сванских ветеранов бросать, как говорится, кров и вдов. Маменькины сынки по собственному слабоумию полезли в драку, понадеявшись на численный перевес. Девятнадцать против одиннадцати! Но нам их численность — два раза тьфу! Из борделя мы их выперли на улицу. Резервисты решили огрызнуться и забаррикадировались в "Винном сапожке". Мы с ходу на штурм, обращая в таверне все в прах. Окна, стекла, посуду, мебель. Хаос и хлам!
