Несмотря на то что небо было закрыто пеленой облаков, ночь была необычайно светлой. Ворота были распахнуты настежь. Эльга села на скамейку и стала ждать возвращения Марты и Уилара. Мир вокруг нее дышал волшебством. По небу летали сгущения света и затевали хороводы странные существа; Чернявка, ставшая сгустком тьмы, таилась под кровлей, прильнув к теням и лениво, как полноправная заместительница хозяйки дома, изучала округу; сторожевые демоны, сидящие на жердях вдоль частокола, бесстрастно пялились в пустоту; а за распахнутыми воротами был виден далекий таинственный лес, притягивавший, как магнит, взгляд Эльги. Лес привлекал ее, но она знала, что не может войти в него — пока еще не может. Если она тронется с места, выйдет за ворота, то, скорее всего, попадет в какое-нибудь другое место, может быть — вернется в Кельрион, но не достигнет леса. У нее хватало сил, чтобы видеть дорогу, но хватало и ума, чтобы понимать: эта дорога — не для нее. Пока еще — не для нее.
Девушка не заметила, как косматое существо, с которым она познакомилась несколько дней назад, снова оказалось рядом с ней — возникло из ниоткуда и тихо присело на краешек скамейки. Они встретились как старые друзья, которым не нужно говорить, чтобы понимать друг друга. Хотя Эльга была одета легко, возникшая симпатия согрела ее не хуже мехового плаща. На этот раз взаимопонимание между ними было гораздо глубже, чем во время первой их встречи. Они были совершенно разными и именно этим — привлекательны друг для друга. Каждый дарил другому тот мир, которым жил. Бессловесный, внеразумный, бесформенный, как вода или пламя, мир косматого существа наполнял Эльгу, становился ее кровью и воздухом; а ее мир — хотя она и не осознавала этого — впервые открывался глазам создания, прежде и не подозревавшего о существовании Кельриона. Он жил в мире действий, а не предметов; она жила в мире представлений о предметах, и каждый из них, проникаясь жизнью другого, поражался ее противоречивостью.
Безмолвие пульсировало в Эльге, как кровь, как сердце, как живое существо, как цветок, готовый раскрыться. Их тэнгам, соединившись, вознес ее разум на какую-то новую, более полную ступень восприятия. Появились ответы на те вопросы, которые она давно забыла, так и не сумев — или не пытаясь — решить. Она улыбнулась, вспомнив свою неудачную попытку позвать ворону. Она могла кричать хоть до посинения, но в результате — в лучшем случае — всего лишь напугала бы птицу, и та улетела бы. Сейчас она поняла, в чем была ее ошибка — а точнее, ошибки не было, потому что все ее действия в отношении вороны были неверны от начала и до конца.
Но мысль о вороне занимала лишь тысячную часть ее сознания, она одновременно думала о многих странных вещах, у большей части которых не было даже названия. В какой-то момент она поняла, что должна чем-то отдарить неуклюжее и одновременно текучее, косматое и гладкое, как вода, создание, предложившее ей свою дружбу и сделавшее такой замечательный подарок. Она задумалась: что может дать ему, порождению волшебства и безмолвия, она, человек из мира слов? Задав себе этот вопрос, она поняла, что в нем же содержится и ответ.
— Я буду называть тебя Бьеот, Медвежонок, — торжественно произнесла Эльга на своем родном языке — хескалите. Существо, не знавшее имен и названий, вытянулось и напряженно застыло. К худу или к добру, но теперь и его собственный мир менялся так же, как только что он сам изменил мир Эльги. Люди, пользующиеся тысячами слов, давно забыли их силу, на существо же, пришедшее с изнанки реальности, имя обрушилось подобно грому с ясного неба. Слово, ставшее его именем, было насыщено тэнгамом до такой степени, что ему казалось — слово убивает его. Но оно не убивало, а рождало Медвежонка заново.
Каждый изумлялся чужому подарку и каждый не понимал, насколько странный, удивительный подарок сделал он сам.
Прошло еще некоторое время, и Эльга наконец увидела, как возвращаются Марта и Уилар. Волшебный ветер принес их к воротам и, закрутив, оставил там, а сам — умчался прочь. В голове вдруг вспыхнула боль, Эльга несколько раз моргнула и, протерев глаза, увидела, как Уилар и Марта, уже вполне весомые и осязаемые, входят во двор, увидела, как Уилар выдирает из ворот длинный нож. На них не было одежды, но она была им и не нужна — несмотря на царившую вокруг зиму, они, казалось, еще пребывали в каком-то другом мире, где не было ни холода, ни стыда. Бьеот опасливо покосился на колдунов, но Уилар вовсе не обратил на него внимания, а Марта находилась слишком в хорошем расположении духа для того, чтобы разоряться по поводу бездомной нечисти, шляющейся возле ее дома. На Эльгу, впрочем, они тоже не обратили внимания, и она услышала обрывок их разговора.
— …был? — спросил Уилар. Марта пожала плечами.
— Не знаю, — ответила она. — Может быть, один из богов этого леса.
— Один из? — переспросил Уилар. — Разве ты с ними незнакома?
— Не со всеми. С богами, чьих имен не знаю, я не связываюсь.
— Какой он, к черту, бог… — пробормотал черно книжник. — Божок…
— Как и твой…
Окончание фразы Эльга не услышала — Уилар и Марта скрылись в доме. Эльга посидела еще несколько минут, но мир опустел, Бьеот куда-то пропал, Чудесный лес растаял, и демоны стали пожелтевшими черепами. «Да и вообще, — подумала Эльга, — пора идти спать. А то я совсем замерзну…»
Она закрыла ворота и вошла в дом.
* * *
Встали поздним утром, а выехали и вовсе в середине дня, потратив первую половину на сборы, завтраки и разговоры. Теплые полусапожки и плащ, принадлежавшие Эльге, остались в замке, и Марта поделилась с ней своими старыми вещами. Вещей было недостаточно для долгого путешествия, но в Тондейле, куда они должны были заехать по дороге, Уилар собирался купить для своей спутницы все необходимое. Эльга не спрашивала, откуда у него деньги, как не спрашивала, откуда у него лошади или почему деньги хранятся в новом кошельке. Она только тихо надеялась на то, что ценой за ее новую лошадь и обновку не стала чья-то чужая жизнь.
Когда они садились на лошадей, Эльга заметила ворон, угрюмо застывших на частоколе, и не могла не рассмеяться. Вчерашняя ночь вернулась к ней, она прикоснулась к одной из тысячи струн, пронизавших мироздание, заставила струну вибрировать и, вытянув руку, одними губами прошептала:
— Иди сюда!
Птицы поднялись в воздух и, громко каркая, закружились над двором — все, кроме одной. Словно ловчий сокол, ворона опустилась на протянутую руку и, широко разевая клюв, стала оглядываться по сторонам. «Не надо скрежетать зубами и напрягать волю для того, чтобы совершить чудо, — подумала Эльга. — Нужно, чтобы твоя воля стала необходимостью, чтобы сам порядок вещей, который вечно крутится и создаст Кельрион, повернулся бы и сотворил то, что нужно… И тогда сотворить небольшое чудо будет так легко и просто, что это будет уже почти что и не чудо вовсе».
