Как велит обычай вежливый, положила девушка земной поклон, говорит:
— Здравствуй, хозяюшка!
А Пряха-рукодельница и в ответ:
— И тебе почтенье, краса-девица!
— Не дозволишь ли, матушка, водицы испить!
— Что ж, просьба нехитрая, — отвечает хозяйка, да и личико-то как повернет к просительнице.
Ольга ахнула.
Глубокие зеленые слегка раскосые глаза Пряхи насмешливо разглядывали ее.
— Вижу, признала! Выходит, была у моей меньшой сестрицы? Добро! — молвила кудесница, — Ну, пойдем в избу, все лучше, чем под окном стоять. Колесо мое пусть само пока повертится-покрутится… Эй, избушка, — говорит, — встань, как Влас поставил, ко мне передом, а к лесу задом!
Терем покряхтел, покряхтела, да и развернулся.
Оглянулась девушка на пороге — смотрит, въезжает во двор другой всадник. Сам он красен, и одет в платье алое, да и конь ему под стать — а солнце в зенит вошло. Не стала она ни о чем хозяйку спрашивать, хоть интересно ей — аж невмоготу.
Ступили в дом — Ольга ахнула. То не избушка, как хозяйка рекла, то не просто терем, как ей мерещилось, это ж Княжьи палаты красные! Ой, и порядок тут, и уютно здесь. Бела печь сама пироги печет, метла сама пол метет. В каждом углу по снопу спелой пшеницы, Велес-житник третьего дня, как минул. Словом, все, на что ни глянь в доме том лучше лучшего. Ольга мигом оценила и вкус и твердость хозяйской руки.
А Пряха следом идет, следом идет, улыбается. Да и кот-Баюн не лыком шит, он вперед спешит и в кошачий ус ухмыляется:
— Жрать охота, Матушка-Яга! Уж с утра росинки маковой в пасти не держал!
Хлопнула Мать Яга в ладоши, да зовет:
— Верные мои слуги! Сердечные мои други! Все что есть в печи — то на стол мечи!
Явились тут две пары рук и принялись за работу. Бойко работа спорилась. Вскоре стол уж был готов.
Напоила Яга гостью, накормила, и коту молока парного досталося. А сама хозяйка рядом сидит, ни о чем Ольгу и не спрашивает, и еды никакой не пригубила.
Колесо за окном стучит:
— Тики-таки, тики-таки… Тик-так.
— А то ваш кот будет? — осмелела девушка.
— Мой, разбойник! Днем он мастер в гулючки игрывать, а ночью сказки баить без умолку. Опричь мужа мово никого не слушает.
Только молвила, и не слышно Колеса, а за окнами аж все потемнело, точно гроза надвигается.
— Ох, не иначе муженек пожаловал! Ты, красна-девица, схоронись-ка на печи! Лежи там покудова, да не дыши! И покуда хозяина не уважу, не показывайся ему на глаза. Больно зол он нынче. Ишь как непогода разыгралась, — рекла хозяйка, точно исполняя ритуал.
Спряталась Ольга, а самой интересно.
Дверь скрипнула, затем девушка услышала мерный топот толстых кошачьих лап, да визг, тормозящих на поворотах когтей.
— Уже здесь, озорник! — пробасил кто-то.
Раздалось сладоточивое мурлыканье, потом и вовсе — урчание…
— Здравствуй, Мать! Чегой-то у нас человечьим духом пахнет? — вновь послышался этот глубокий, неестественно проникновенный низкий голос, от которого аж стены задрожали и дернулась в сторону испуганная каменная печь.
— Да, где ж тут живому-то быти? Одних мертвяков и водишь! Ты, Отец, походил по Белу Свету — дух и пристал к тебе, — отвечает Мать Яга.
Стало Ольге совсем любопытно, она занавесочки пораздвинула, да и глядит в щелочку. Увидала молодица хозяина, и оторопела — до чего страшен. То был могучий старец, косая сажень в плечах. Голову деда с длинными косматыми седыми власами венчал серебристый овод, окладистая борода спускалась лопатой на мощную грудь. Орлиный нос придавал лицу черты хищника, а еще у Старика были мохнатые, сходящиеся на переносице, белые, как снег брови. И лишь только она отметила это, как взор Бога проник в самую душу. Кабы не подсматривала — ни за что б не вынесла взгляда этих кошмарных очей. В них ярилась Сила, в них таилась такая великая мощь, что и подумать страшно какие беды по земле пойдут — вырвись она на свободу. Каков же должен быть хозяин, коль носит ее в себе?!
Но, видать, Матушка-Яга, была не из тех жен, что страшатся прогневать мужа:
— Ах ты, Седая Борода! Разве ж можно так! Я привычная, вроде, но и то не по себе стало? Уж напустил, напустил дыму! Да! Колесо мое, дурень, мигом запусти, как оно себе вращалось! И впредь — чтоб не лапал, о чем не ведаешь!
— Подумаешь! Ну, приостановил немного. Всяк проказит на свой манер. А чего оно все тики-таки, тики-таки? — оправдывался седовласый, — На тебе, пожалуйста!
Старец хлопнул в ладоши и чудо — за окном вновь застучало, заскрипело, понеслось Колесико.
— Надо бы смазать чуток! — ухмыльнулся хозяин, и от него пахнуло рыскучим зверем, лучшим из охотников, что недавно забил добычу.
— Смазать? Это дело! Только зубы мне на заговаривай, а лучше-ка ответь, изверг — чем таким околдовал ты парня одного несчастного!? Имя ему будет Ругивлад? Роду не распутать твои заклятья.
— Где бы он был, герой, кабы не Дар?
— Ах, вот оно что? — всплеснула Мать-Яга руками.
— Ничего, не пропадет! Меч я тому словену ладный справил. Может, вспомнишь — им я Свентовиту пятую глупую башку оттяпал?!
— Я молю Рода, что волхву не все про клинок твой ведомо.
— Так оно и есть. Молодой ещо, обо всем знать!
— Так, ведь, Дар его поисконее?! — продолжала корить мужа Яга.
— Он лишь части часть, а потому и не вполне тот подарок, о котором все думают. Просто внутpи волхва есть такое, что и ведет по пути особенному. Давно я парня приметил, и дар черный с младых лет холил. И не к чему эти бабьи разговоры! — стукнул хозяин кулаком по столу, — Как сказал — так и будет! «Делай, что должен» — и назад ему хода нет, пока не воссоединит разрозненное! Дареное не дарится.
— Но, ведь, случается, что теряют, старый! Ты все можешь! А он и сам как-нибудь без подарков-то разобрался! — взмолилась к мужу хозяйка.
— Чтоб кто-то потерял, надо сперва найти охотника — подобрать! — отрезал Седобородый.
— Есть такая охотница! — молвила девушка, выдав себя.
— Эх, Мать! Уж не один век вместе, а не научилась-таки мужика своего обманывать! — укоризненно бросил Старец Яге, — Выходи-ка на Свет, красна девица, дай я на тебя полюбуюсь!
Делать нечего, спустилась Ольга с печи, да так и встала, и слова не в силах молвить, точно обмерла.
— Говоришь, согласна Дар мой Черный да Навий на себя принять? А хорошенько ли поразмыслила, девонька, прежде чем речь держать? Слово — не воробушек, назад не воротится! Ведаешь ли, кто я таков есть? — спросил Бородатый и как зыркнет на нее филином.
— Ты Злодей, старик! Скверный Шут! Погубитель ты! — отвечала Ольга, и сама от смелости опешила.
