– Черт, да это ж Мадериус был! – взвыл Карвабиэль и кинулся к двери.
– Поздно, слишком поздно, – прошептала обессиленная Карина и, закрыв глаза, легла на кровать.
Баронессе Лиор неожиданно стало плохо. На этот раз ее одолела не болезнь, а смертельная усталость. Ей вдруг опостылел весь мир, захотелось покоя и беззаботной жизни в маленьком родовом поместье, затерянном где-то на границе между Виланьезой и Северным Катаром.
Тревожные думы в конце концов оставили в покое пирата. Двойник из Зазеркалья перестал казаться жалким, уставшим, потертым годами стариком. Артур нашел в себе силы встать и покинуть уютную, но уже порядком надоевшую комнату. До назначенного времени встречи отряда оставался час, пират спустился вниз, решив зайти в корчму. Перед тем как объявится Совер, нужно было успеть основательно подкрепиться. Алгоритм поиска похитителя манускрипта был прост – изнурительная беготня по улицам и площадям многолюдного города. Артур чувствовал, что дело предстоит не из легких и наверняка затянется до позднего вечера, а в худшем случае и до раннего утра следующего дня.
Было около половины девятого. Изнеженные аристократы, которые в основном и останавливались в этой гостинице, так рано никогда не встают, поэтому и за резными столами красного дерева, накрытыми изысканными скатертями, сидели всего пара человек. Ни один хозяин респектабельной гостиницы не допустит, чтобы в обеденном зале обслуживался кто-то, кроме проживающих у него приезжих.
«Ревизор из Кархеона, ужасно придирчивый, жить не может без стаканчика-другого в день, но пьет всегда один, тайно, потому что боится, как бы злопыхатели-завистники не распустили о нем слухи. А этот, очкастый, явно начинающий ученый, приехал на побережье собирать ракушки да крабов. Заезжий шулер и брачный аферист в одном лице, приехавший в теплые края обыгрывать беспечных отдыхающих и разбивать сердца ослепительной улыбкой глупым провинциальным девицам, – бегло оценил вошедший в зал Артур собравшийся за завтраком контингент. – Понятно, почему они поднялись с постелей так рано. Хищения, как и уникальные экземпляры морской живности, еще надо найти, да и доверчивые дурачки с табличками на груди по городу не ходят. Искать нужно, охотиться!..»
Артур уже собирался опуститься за стол, как его взгляд случайно заметил знакомый, едва поднимающийся из-за высокой спинки кресла затылок. В дальнем углу зала, развернувшись спиной к присутствующим и лицом к стенке, на которой даже не висело посредственного произведения искусства, восседал его соратник-гном. Пархавиэль Зингершульцо молча хлестал крепленое вино стаканами и, как брезгующий кухней дешевого кабака дворцовый гурман, вяло ковырял в тарелке столовым ножом, изредка отправляя в рот непропорционально малые поглощенному хмелю кусочки еды. За время путешествия Артур успел убедиться, что коренастый гном любил и поесть, и выпить пива, но в пьянстве, равно как и в отсутствии аппетита, его обвинить было нельзя. Заподозрив что-то неладное, Артур отмахнулся от кружащего возле него разносчика блюд и направился к столу, за которым целенаправленно набирался, но пока еще не буйствовал его товарищ. – Компания не помешает? – с приветливой улыбкой на лице произнес Артур, присаживаясь за стол напротив гнома.
– Это как бы я компании не помешал, – после сосредоточенного раздумья изрек уже изрядно захмелевший гном и уставился на пирата мутными, неморгающими глазищами.
Вина Артуру можно было и не заказывать. Для легкой степени опьянения вполне хватило бы винных паров, время от времени клубами вырывающихся из раскрытой пасти гнома и не желающих далеко отлетать от своего создателя.
– Да кто ж тебя заставлял так надираться? Неужто повод достойный был? Так расскажи, а вдруг присоединюсь, не так скучно, как в одиночку, будет.
– Не повод, причина! – важно изрек гном, выставив вверх липкий указательный палец и оттопырив нижнюю губу. – Повод ищешь ты, а причина приходит сама. Она ставит тебя перед свершившимся фактом, загоняет в угол и… и… наливает…
Захмелевший философ на удивление быстро завершил логическую цепочку рассуждений и решил вновь прильнуть к источнику вдохновения, притом на этот раз деловито отставив в сторону стакан и засунув в рот тонкое горлышко хрустального графина. Глотки были жадными, большими, вишневая настойка быстро покидала хрустальный сосуд и с бульканьем переходила в другой, менее изысканный с виду, но зато более объемный.
– И какая же причина тебе так много налила? – поинтересовался Артур, не став дожидаться того упоительного момента, когда явно не рассчитанный на подобные нагрузки шланг, то бишь горло, не справится со стремительным потоком темно-красной жидкости и извергнет ее обратно. В лучшем случае в исходную тару, а в худшем – на его куртку и на стол.
Не отвлекаясь на глупые вопросы, Пархавиэль скрупулезно завершил процесс перегонки и только затем, неизвестно почему отправив опустевший графин в ссылку под стол, ответил:
– Важная, но для меня… то есть она моя, причина эта… она к вам не относится… вам всем на нее…
Запутавшийся ворчун громко потянул носом и, умудрившись как-то найти помутневшим взором расплывающуюся фигуру разносчика, жестом приказал принести то ли два, то ли сразу четыре графина. Пальцы на руке гнома не слушались и загибались по собственному усмотрению. Паренек в белом переднике уже давно кивнул и побежал исполнять приказ, а толстые персты все еще трепыхались в воздухе. Артура осенила догадка, и он заглянул под стол. На полу лежало уже пять или шесть опустевших графинов.
– А вдруг нет, вдруг эта причина и для меня важна? Давай не тяни, дружище, выкладывай! – Усыпив на долю секунды бдительность гнома, пирату удалось выдернуть из его лапищ стакан, в котором на дне все еще плескались остатки вишневой настойки.
По собственному горькому опыту Артур знал, что пьянство гнома зашло в ту стадию, когда желание заполнить до отказа спиртным желудок уже не остановить. На сегодня Пархавиэль безвозвратно выбыл из рядов маленького отряда. Когда же он проспится, то ни за что не признается, что же вызвало это неуемное желание превратить себя в живой бочонок.
– Заговор, – шлепая слюнявыми губами, тихо прошептал гном, – но не тот, в котором мы, как мухи в… этом самом… увязли, а другой… севрюжный!
– Какой, какой? – не удержался от смешка Артур.
– Чё лыбишься?! А может, и ты в нем?! – внезапно взревел гном и саданул по столу здоровенным кулачищем.
Очкастый любитель морской живности от неожиданности испустил протяжный неблагопристойный звук и, раскрасневшись от стыда за свой безобразный поступок, поспешил покинуть обеденную залу.
– Ты кувалдами своими не грохай. Это тебе не трактир, а респектабельное заведение. Будешь бузить, в тюрьму отправят! – припугнул Артур.
– Понял, – кивнул гном. – Морды буду бить потом, когда напьюсь в стельку и в кабак пойду!
Услышав эту браваду от кого-нибудь еще, Артур лишь усмехнулся бы. Засыпающий пьянчужка бодрится, только и всего. Однако Пархавиэль Зингершульцо был из тех стойких бойцов, кто засыпает не «до», а во время драки, и лишь при том условии, что хорошенько получит по голове увесистым кулаком.
– Я не в заговоре. Пират рыбу не ест, это рыба гложет пирата, если он, конечно, утонул. – Разговаривая на одном языке с напившимся соратником, Артур повернул беседу в нужное русло. – Можешь смело выкладывать, я свой!
– Значит, так, – после долгого молчания, кряхтения и сопения произнес Пархавиэль. – Тот свет… ну тот, где мертвецы застольничают и пляшут… решил лишить наш мир севрюги. Во главе мои… – гном сильно стукнул себя в грудь кулаком, – …сородичи. У них на побегушках акхр, ну, черт наш, гномий… он, зараза немытая, рыбешку к их столу с нашего света таскает. Продает ему ее Гиф… Мерзавец, а я ради него!..
Пархавиэль жадно вцепился в один из только что принесенных графинов с вином и так рьяно принялся засовывать его горлышко себе в рот, что Артур испугался за сохранность дорогой посуды.
– Так значит, ты Гифера все-таки нашел, – Артур наконец нащупал нить, ведущую к истинной причине гномьего пьянства, – ну, друга своего, боевого товарища, ради которого из самой Альмиры топал?
Шестой или седьмой по счету графин вина оказал на гнома неожиданное воздействие. Пархавиэль вдруг начал трезветь, по крайней мере сидевшему рядом Артуру так показалось.
– Топал… ох как долго топал… И ради чего, дурак?! – Из глаза Зингершульцо покатилась слеза, а кости крепко стиснутого кулака издали чудовищный хруст. – Вот и нашел я его вчера, прямо на набережной… Только вышел, а он тут как тут, лоток у него крытый, рыбешкой свежей торгует. Он ведь даже не сразу меня признал. «Изменился ты, Парх, – говорит, – поистрепался». Ради него я такой путь оттопал, а он!..
С губ Зингершульцо начали слетать нечленораздельные, рычащие звуки, точнее, это Артур вначале думал, что нечленораздельные, но потом пират все же догадался, что это была махаканская брань. Прорычав и замучив кости своего кулака, гном неожиданно успокоился, Из второго глаза тоже покатилась слеза. Пархавиэль плакал от нервного напряжения и от обиды, умудрившейся поразить сурового крепыша в самое сердце.
