…к нему.
— Йяда… — Его голос прозвучал как стон. — Я не могу поддержать их всех. Мне не справиться.
Тело Ингри становилось всё холоднее и холоднее от прикосновений призраков. Он вцепился в протянутую руку Йяды, как утопающий, и на мгновение её живое тепло хлынуло в него, но тут же девушка охнула, ощутив ужасный ненасытный голод призрачных воинов.
«Они растерзают нас обоих, высосут досуха».
И когда не останется тепла, которым они могли бы делиться, их с Йядой заледеневшие трупы останутся на земле, и от них в ночной воздух поднимется только туман… И все души, попавшие в ловушку Кровавого Поля, истают, брошенные, преданные, отчаявшиеся.
— Йяда! Отпусти! — Ингри попытался отнять у неё руку.
— Нет! — Она вцепилась в него ещё крепче.
— Ты должна! Бери Фару и беги отсюда! Скорее! Призраки пожрут нас обоих, если ты этого не сделаешь.
— Нет, Ингри! Не это было нам предначертано! Ты должен очистить их, как очистил Болесо, чтобы они могли уйти к богам. Ты же можешь это сделать, таково твоё предназначение, клянусь!
— Не могу… Их слишком много. Мне не выдержать, и боги здесь не присутствуют!
— Они ждут у ворот.
— Что?
— Они ждут у ворот — там, в колючем кустарнике. Аудар проклял эту землю, а Хорсривер защищал её от богов в своей ярости и чёрном отчаянии. Но прежних королей нет, и провозглашён новый!
— Я всего лишь король призраков и теней, король мёртвых. — «И скоро присоединюсь к своим подданным».
— Открой границы своих владений Пятёрке. Пятеро смертных принесут их сюда, но ты должен допустить их: позвать богов. — Йяда теперь дрожала так же, как сам Ингри; оглядев толпящихся призраков, она прошептала: — Поторопись, Ингри…
Испуганный так, что почти не сознавал, что делает, Ингри огляделся взглядом волка. Да, он мог ощутить в темноте границы своего осквернённого королевства — неправильный круг, охватывающий большую часть долины, пропитанный древним горем. Граница лежала за болотом, перед самыми зарослями ежевики. Только теперь Ингри осознал тот факт, что его первое действие в качестве последнего из существующих шаманов Древнего Вилда этой ночью осталось незамеченным им самим: это случилось, когда он обнажил меч и проложил дорогу — «дорогу для нас всех» — сквозь непроходимые заросли, разрушая неприкосновенность Кровавого Поля.
У порога тех врат, которые он создал, нетерпеливо, как просители в приёмной короля, ожидали Сущности. Как их впустить сюда? Ингри подумалось, что для этого подошли бы гимны и славословия, песнопения и молитвы великой красоты и сложности — совместные труды поэтов и музыкантов, учёных и священнослужителей.
«Придётся им обойтись мной одним».
Пусть так и будет.
— Войдите, — прошептал Ингри хрипло. «Я могу сделать лучше!» — Войдите! — рявкнул он колдовским голосом.
Отзвуки, казалось, разорвали ночь надвое; толпа из четырёх тысяч призрачных воинов всколыхнулась в предчувствии — это было похоже на огромную волну, обрушившуюся на берег. Ингри собрал все силы, чтобы выдержать напор: он чувствовал, как всё его существо всасывается чудовищным водоворотом… однако призраки затихли, не менее голодные, но сдерживаемые теперь поразительной новой надеждой.
Казалось, прошла вечность, прежде чем в тёмном лесу раздался первый звук, говорящий о присутствии человека, и показался тусклый оранжевый огонёк. Кусты затрещали под чьими-то ногами, донеслось приглушённое ругательство, возникший было спор резко пресёк голос Халланы:
— Вон, вон там! Освин, сверни левее!
На поляне появилась самая неожиданная, на взгляд Ингри, процессия. На спотыкающейся лошади ехал просвещённый Освин; позади него, обхватив мужа за талию одной рукой, а другой указывая, куда ехать, сидела Халлана. Следом показался принц Биаст на таком же измученном коне; на его лице появилось растерянное выражение, когда он, разинув рот, оглядел толпу призрачных воинов. Замыкали шествие пешие — просвещённый Льюко и князь Джокол, державший в руках факел. Бывшие когда-то белыми одежды Льюко были пропитаны потом, покрыты дорожной пылью, а с одной стороны заляпаны до бедра болотной грязью.
— Халлана! — Йяда радостно замахала волшебнице рукой, словно с её появлением кончались все неприятности. — Идите сюда, скорее!
— Ты их ожидала? — спросил девушку Ингри.
— Мы отправились из столицы все вместе и последние два дня мчались сломя голову. Пятеро богов, что это было за путешествие! Всем распоряжался принц-маршал, я ускакала галопом вперёд уже под конец — мне сердце говорило, что нужно спешить… и я так ужасно боялась!
Просвещённый Льюко дохромал до Ингри и поспешно осенил его знаком Пятёрки; следом топал запыхавшийся Джокол. На его лице расплывалась безумная улыбка, которой, как подумал Ингри, островитянин должен был встречать самые свирепые штормы, когда похожие на горы волны грозили поглотить его утлую ладью и все разумные люди цеплялись за снасти и вопили от ужаса.
— Хо! Ингорри! — радостно воскликнул Джокол, направо и налево кивая призракам, словно это были родичи, с которыми он давно не виделся. — Отличная песня из этого получится!
— Так вы и есть смертные вместилища богов? — спросил Ингри Льюко. — Вы все сделались святыми?
— Я уже был святым, — пропыхтел Льюко, — и тут имеет место что-то другое. Если мне позволительно делать предположения… — Он окинул взглядом запруженную призраками поляну и пристально взглянул на Ингри.
Освин и Халлана слезли со своего загнанного коня и приблизились тоже, поддерживая друг друга и рассматривая призрачных воинов с трепетом и изумлением; однако Ингри мог бы поклясться, что за этим крылось научное любопытство, едва ли менее странное в своём роде, чем безудержный энтузиазм Джокола.
— Если мне позволительно делать предположения, Освин, — повторил Льюко, обращаясь к коллеге, — как догадался Ингри, это было продолжением их старого спора, — я сказал бы, что все мы превратились в священных погребальных животных.
Освин сначала ответил ему несколько обиженным взглядом, но потом задумался. Халлана хихикнула. Для столь усталой женщины она явно была в странно радостном настроении.
— Ингри должен очистить моих призраков, — твёрдо сказала Йяда. — Я ведь говорила вам, что так всё и произойдёт.
Значит, их прибытию предшествовали два дня споров, догадался Ингри, — в этой компании, какой бы она ни казалась странной, спорщики были устрашающе компетентными.
«У богов в этом мире нет других рук, кроме наших».
И если взяться за руки…
Биаст высмотрел сестру, бессильно опустившуюся на низкий могильный холм рядом с телом супруга, и поспешил к ней. Упав на колени, он прижал Фару к себе. Склонив друг к другу головы, брат и сестра о чём-то быстро и тихо заговорили. Фара дрожала, но пока не плакала.
— Йяда, — пробормотал Ингри, — не думаю, что нам стоит тянуть, раз есть надежда добиться успеха. — Он оглянулся на воинов, которые перестали толкаться и спорить и смотрели на него в напряжённом молчании. «Как если бы я был их последней надеждой попасть на небеса». — Как я… что я… Что мне делать?
Йяда обеими руками стиснула древко знамени с волчьей головой и расправила плечи.
— Ты — король-шаман. Что тебе кажется правильным, то и будет. — Рядом с ней знаменосец с золотым поясом согласно поклонился.
Четыре тысячи, как же их много!
«Не имеет значения, с чего я начну, — лишь бы начать».
Ингри медленно повернулся и заметил высокого воина в плаще из волчьей шкуры, который раньше к нему подходил. Он поманил его к себе, вглядываясь в бледные черты. Призрак улыбнулся и ласково кивнул, словно подбадривая Ингри, потом преклонил колено, стиснул левую руку Ингри и склонил голову. Ингри, как зачарованный, провёл по лбу воина указательным пальцем правой руки, по которому от повязки на запястье текла струйка крови. Ингри очень смутило впечатление, что он коснулся плоти, а не призрачного холода, как раньше, и он задумался о том, что это говорит о его изменившемся статусе.
