Я сам почти кричал. Но и Тики не сдавался.
–А ты? А вы все, все вы, вы-то что создали?!
–По крайней мере, мы не разрушаем!
–Да вы просто не в состоянии! Вам слабо!
–Да что ты говоришь, - ухмыльнулся я. - Ну-ка пойдем, я тебе покажу, что для разрушения мира много ума не надо!
Я встал и накинул что-то на плечи.
–Ну, идем, что же ты?
–Тебе еще нельзя выходить, ты слишком слабый, - испуганно ответил он.
Я махнул рукой. Он схватил одежду и кинулся за мной на улицу.
Слабость, действительно, была, но меня несло. Я широкими шагами пошел прочь.
–Ты куда? Давай здесь, - догнал меня ученик.
–Люди кругом.
–Ну, а тебе-то какое дело до них, не родные ведь, - заныл он, едва за мной поспевая.
–Никакого. Ровным счетом, - бросил я, не сбавляя ходу и не оборачиваясь. - Но я не собираюсь ради свободы духа жертвовать своим человеческим достоинством.
Он замолчал и до самого выхода из города тихо трусил рядом.
Выйдя, я повел его в лес.
–Подальше от твоей даровой энергии, - пояснил я на его недоуменный писк.
Остановившись на поляне, так, чтобы не было видно городских башен, я сосредоточился.
–Учись, студент, пока я жив, - бросил я, поднимая руки.
Сначала царила тишина - мертвая тишина заснеженного густого леса. Катящееся к горизонту солнце побледнело.
Краем глаза я видел, как побледнел и Тики. Медленная дрожь прошлась по ногам. С краев окоема собирались тучи. С оглушительным карканьем пролетела воронья стая, и вновь воцарилась тишина, еще более мертвая. По земле зазмеились трещины, и молчание, с которым это происходило, внушало просто мистический ужас. Тики зажал уши, как будто это могло помочь. Впрочем, от безмолвия ломило уши, да, согласен. Я немного добавил эсхатологичности. Бледное зимнее солнце с шелестом упало за горизонт, оставив за собой огненный росчерк. Было - и нет, эффектно!
Потом трещины пошли по небу. Сначала мелкие, они удлинялись и расширялись, и из них задул какой-то чужой, совсем чужой ветер. К нашему привыкли, а этот и у меня вызвал душевный трепет. Ууу!
–А-А-А! - вдруг завопил Тики и упал в снег, сжимая голову. - Прекрати-и-и-и!!…
Я что, я ничего. Не садист.
Опустив руки, я тронул его за плечо:
–Можешь попробовать хотя бы восстановить то, что было.
Он плакал. Рыдал взахлеб, как маленький ребенок.
Пожав плечами, я методично принялся приводить окружающий мир в порядок. Пока в Школе не сообразили, кто так "побаловался", пока не заговорили о конце света, пока одни читают молитвы, а другие пируют, надо бы вернуть хотя бы главное, с мелочами разберемся потом.
Как только в основном все было закончено, я потряс мальчишку:
–Понравилось?
Он замотал головой, крепко сжав зубы.
Конечно, рушить мир самому много легче, чем видеть, как это делают другие. Когда просто смотришь, сразу чувствуешь собственную беспомощность и ничтожность.
А когда сам - никаких особенных эмоций.
Что, собственно, страшнее всего.
Весь вечер Тики был молчалив и задумчив. Он рано ушел в кровать, и я не стал его беспокоить. Я привел в порядок - заодно - и свою комнату: заправил диван, сложил книги со стола на полку около окна, туда же поставил пепельницу, которую притащил Винес для своих нужд, повесил всю одежду на гвоздь рядом с дверью, зажег свечу о спинку одной из саламандр, установил подсвечник на столе - за окном стремительно темнело, - и уселся перед креслом.
В должности меня, конечно, восстановили, только мне оно было уже не нужно. Защищу диплом по весне - и уйду куда подальше.
Куда? Да Мирэн знает! Вернее, даже Мирэн не знает. Никуда ведь все равно не уйдешь, ни от себя, ни от людей, а я еще и от ученика не могу уйти. Ах да, еще ведь рыженькая! Тоже хочет внимания. И ее я тоже не могу бросить, сейчас, по крайней мере.
А потом - посмотрим. Ее как раз взять с собой легче, она девушка сильная.
Самое обидное, что ведь и не приручаешь никого - они сами как-то приручаются. А ты все равно в ответе. Как так получается?
В дверь постучали, и сердце подпрыгнуло. Вот и она, долго жить будет!
Вошла Рыженькая.
–Я на минутку, - сказала она, словно извиняясь, и я опять поразился странному ощущению двойственности, которое исходило от нее. Что такое?
–Иди сюда, - позвал я ее. Пристроив принцессу себе на колени, я ласково погладил ее, поцеловал нежно, и прижал покрепче. Она привычно сунула мне лицо в ямку между плечом и шеей, и горячее ее дыхание защекотало мне кожу.
Медленно, чтобы не спугнуть, я ласкал ее. Дыхание становилось постепенно горячее и чаще, дрожь иногда охватывала ее. И вдруг - как молния - сверкнуло озарение. Я схватил ее за плечи и приподнял, чтобы видеть ее лицо:
–Почему ты мне ничего не сказала?
–Что? - удивилась она.
Да, совершенно искренне. Она ждет ребенка и сама еще не знает!
Мирэн побери этих невинных принцесс! Я засмеялся чуть истерически и прижал ее к себе. Я не знал, что сказать.
–Юхас, да что случилось? - допытывалась она, тормоша меня.
–Ничего, милая, ничего. Все случилось так давно, что бесполезно об этом и вспоминать. Теперь можно только смеяться или плакать, кому как больше нравится…
–Да что произошло?! Ну, что, расскажи!
Она приставала ко мне так настойчиво, что я не сумел бы сдержаться, если бы не Винес. Он вломился в лачугу, потрясая двумя бутылками.
–Привет, отшельник, я пришел к тебе праздновать! - возопил он с порога.
Увидев Оле, братец притих и запоздало осведомился:
–Не помешал?
–Входи, раз пришел, - сказал я.
Принцесса, видя, что Винес, похоже, твердо намерен устроить здесь пьянку, ушла. Я нежно поцеловал ее на прощание и вернулся в комнату, где братец умело распоряжался.
Сколько я не пил, я никак не пьянел. Осознание того, что я натворил, отрезвляло и не позволяло забыться.
Братец же, набравшись порядочно, пустился в откровения:
–Ждал и… ненавидел. Был такой же озлобленный, как… Потом, когда родился Тики, я задумался, я готов был простить, я думал, может, и меня так? А потом, когда я узнал… Сначала я просто знал, как и все, что он ищет сына. Показалось смешным, тоже ищет сына, пожалел я старика, подлизался к нему, сошлись… Не набивался я к нему в сыновья! Он сам что-то там себе думал. А потом, этим летом, я узнал. Про то, что он мой отец, про то, что не меня он искал все эти годы. А должен был! Так я его возненавидел, когда узнал, когда понял, что не меня, понимаешь ли, не меня! Это было самое обидное, самое больное… Он ведь - если честно - до конца не был уверен, что я - именно тот, кого он искал, он все сомневался. И странно, как при этих его сомнениях мы так неплохо сошлись? Хорошие отношения у нас сложились. Повезло, вот что. Смотрел я потом на тебя с ним, на себя с Тики… и видел, что действительно повезло… Завидуешь, небось?
