После первых суток марафона по джунглям и нескольких стычек с отрядами «зелёных призраков» я всё-таки решился спрятать корону, чтобы сбить заговорщиков со следа и оторваться от погони. Мы с Алдаром закопали артефакт в русле лесного ручья, однако это не дало нужного результата – заговорщики всё равно шли по нашим следам, словно привязанные. Это обстоятельство сильно озадачило меня, но Эланриль рассказала, что чёрные монахи пьют какую-то гадость и нюх следопыта становится не хуже, чем у собаки. Действие этого эликсира продолжается около суток, а затем обоняние пропадает полностью на пару месяцев. Узкоглазые пили эту отраву по очереди, а народа у них всегда хватало.
Бросать ценный артефакт было глупо, тем более всё равно это не помогло оторваться от преследования, поэтому нам с Алдаром пришлось рискнуть и вернуться за короной. Поводив преследователей кругами несколько часов, я прибил магией пятерых чёрных монахов и забрал корону из схрона. Правда, мы едва не прозевали нападение смертника, оставленного в засаде возле ручья, но, к счастью, удача была на нашей стороне.
Ещё одним неприятным фактом оказалось то, что обстановка заставляла нас непрерывно бегать с места на место, а на коротких привалах я физически не успевал пополнить быстро расходуемый запас Силы. Источники магической энергии на нашем пути попадались слабые, и, чтобы полностью зарядить свою ауру, мне требовалось не менее суток. Те крохи Силы, которые мне удавалось накопить во время непродолжительных остановок, почти полностью приходилось отдавать Лауре, оказавшейся главной ударной силой отряда в моё отсутствие. Юная магиня уже несколько раз спасала от смерти Викану и Эланриль, когда женской части отряда приходилось вступать в бой с преследователями. Магический потенциал девушки рос с каждым часом, теперь её магические удары рубили под корень даже вековые деревья.
На Лауре также лежала ответственность за подпитку аур измотанных непрерывным марафоном эльфов, без которой они давно уже свалились бы замертво. Молоденькая девушка тащила на своих плечах неподъёмную ношу, но она не жаловалась на тяготы, а, стиснув зубы, тащила этот груз. К концу третьих суток я тоже находился на последнем издыхании и поэтому был вынужден выкачать Силу из накопителя неработающих магических артефактов Великого князя. Конечно, я лишал себя в будущем магической защиты, но сейчас стояла задача просто выжить.
Эта вынужденная мера пополнила мои запасы Силы на две трети, и у меня появилась возможность проредить отряды преследователей, а заодно дать возможность отдохнуть моим спутникам. Алдар случайно наткнулся посреди болота на небольшую пещерку в одинокой скале, в которой я приказал устроить временный лагерь.
Девушки учинили мне форменный скандал, когда я собрался в одиночку уйти на охоту, и мне пришлось усыпить своих спутников магией. Завалив вход в пещеру большим камнем и замаскировав следы нашего пребывания, я приступил к выполнению своего плана.
Запас Силы позволял не экономить магию по мелочам, и я чувствовал себя готовым к тяжёлому бою. Мне приходилось идти ва-банк, и эта охота стала последней реальной возможностью остановить погоню. Долго человек на одной магической подпитке существовать не может, особенно с такой огромной нагрузкой, и мне вскоре потребуется продолжительный сон и обильная пища. По прежнему опыту мне было известно, что этот сон будет похож на клиническую смерть и я стану абсолютно беспомощным. В таком состоянии меня убьёт даже грудной младенец, причём обычной зубочисткой, а поэтому во время сна убийц поблизости быть не должно.
Отрешившись от окружающего мира, я выпустил из подсознания дикого зверя, которого и сам панически боялся. Жажда крови могла окончательно снести мне башню, и я рисковал превратиться в спятившего маньяка-убийцу. Окружающий мир плавно изменил свою расцветку, и в ноздри ударил запах разложения, который издавала болотная жижа. Моя голова очистилась от мыслей и эмоций, а затем по телу пробежала судорога, изменившая биомеханику движений. Я пригнулся к земле и заскользил между мёртвыми деревьями, которые когда-то росли в лесу, на месте которого теперь раскинулось болото. Обоняние заглушило удушливую вонь разложения и начало вычленять из неё запахи живых существ. Уши ловили каждый шорох, а ноги бесшумно ступали по кочкам и корягам. Над болотом висели клочья тумана, сокращавшего видимость до полусотни шагов.
Первую жертву я убил уже через полчаса. Следопыт чинсу всего на пару минут опередил свой отряд, но этого времени мне с лихвой хватило на то, чтобы он упокоился со свёрнутой шеей в болотной жиже. Прикончив следопыта, я сразу забрался в крону стоящего поблизости засохшего дерева и дождался, когда основной отряд подойдёт к месту его гибели. Заметив торчащую из грязи человеческую ногу, чёрные монахи мгновенно заняли круговую оборону, но это их не спасло.
Когда я спрыгнул с дерева в центр их обороны, время остановилось, а движения размазались, словно находились не в фокусе кинокамеры, снимавшей сцену из фильма ужасов. Через мгновение во все стороны полетели куски окровавленного мяса и фонтаном брызнула кровь из растерзанных человеческих тел. Восемь порванных на куски воинов остались гнить в болоте, а дикий зверь в облике человека продолжил свой путь в поисках новых жертв.
С полудня до утра следующего дня я рыскал кругами вокруг болота и убивал, убивал, убивал. Какие-то отряды мне удавалось уничтожить полностью, а кому-то повезло спастись бегством. Казалось, что проклятие смерти витает над болотом, подобно ядовитой туче уничтожая всё живое. Оставшиеся в живых воины, не выбирая дороги, бежали от этого кошмара, и ничто не могло их остановить. Сознание полностью потеряло контроль над проснувшимся внутри меня зверем, и только случай спас Игоря Столярова от окончательного умопомешательства. Зверский голод терзал моё тело, с которым не было ни сил, ни желания совладать. Я, повинуясь звериному инстинкту, вырвал печень из бившейся в агонии жертвы и впился в неё зубами.
Крохотный осколок человеческого сознания, каким-то чудом не захлебнувшийся в крови, дико крикнул: «Нельзя!!!» – и я мгновенно осознал, в какую чудовищную яму провалился, выпустив из себя зверя.
Меня долго рвало кусками человечины и горькой чёрной желчью. Катаясь в грязи, я плакал горючими слезами, осознав, что совершил ужасное преступление перед человеческой природой. Милосердный Господь, может быть, и простит этот грех, но кошмарные картины произошедшего будут преследовать меня даже в аду. Шатаясь, как пьяный, я доплёлся до лагеря и на последней капле силы воли отвалил камень от входа в пещеру. Сознание оставило измученное тело, и я рухнул прямо на входе, не в силах сделать даже пары шагов.
