И наставник ратоборцев посмотрел на Нэда.
— Дознались?
Глава на миг смешался. Он знал — рано или поздно Клесх спросит о судьбе своей пленницы, и придется отвечать, чувствуя себя оправдывающимся старым дураком. Но все же смотритель надеялся, что это произойдет тогда, когда рядом не окажется других послухов, кроме стен.
— Не дознались. Сбежала.
Клесх обвел креффов округлившимися глазами, надеясь, что Глава оговорился.
Но Лашта, Озбра, Дарен — отводили взгляды.
— Сбежала? Как?
Он не смог больше ничего спросить или добавить и озирался вокруг с таким лицом, словно только что узнал, что наставники Цитадели вступили с Ходящей в сговор.
— Она оказалась Осененной, Клесх… — мягко сказала Бьерга. — Разродилась и ушла вместе с дитем.
Крефф поднялся на ноги.
— Разродилась и ушла? Из Крепости? И вы не смогли поймать? А мне тут пеняют, что я привез бесполезную девку? Да тут, если вглядеться, полезных не осталось.
Креффы сердито загудели, а Нэд рявкнул:
— Сказано тебе, баба с Даром оказалась! Растявкался! Сядь и помалкивай.
Однако взбешенный ратоборец одним прыжком достигнул стола, за которым сидел Глава, и грохнул кулаком по струганным доскам так, что те застонали:
— Ты мне рот не затыкай! У вас из-под носа Ходящая с выродком уйти смогла. Да так, что и нагнать не получилось. Над нами, поди, сейчас во всех Стаях и Гнездах смеются. А вы тут расселись, как куры по жердям, и квохчете, что сговоренных невест из-под венца забирать нельзя да что у девки моей титьки вместо Дара. Других забот нет у вас. Выучеников сыскать не знаете как — задницы из тепла вынимать не охота. Ты, Нэд, оглядись — до чего воеводством своим Цитадель довел! Развели молельню! Что не Совет, то оханье бабское! Сидим, судачим да языками друг друга жалим. А толку как не было, так и нет. Я вам бабу беременную на руки сдал. Из нее и жилы тянуть не пришлось бы — все рассказала б. Так она у вас сбежала. Полна горница Осененных, а кровососка всех уделала. Добро, хоть не сожрала никого перед уходом.
Клесх гвоздил словами. И от этого яростного натиска опешили все. Обвинения летели, как булыжники, и каждый попадал точно в цель:
— Хватит уже портки протирать. Дело делать надо. Старших выучей пора на наставничество переводить. Чтобы молодших учили. А креффы должны, как встарь, по городам и весям ездить — детей искать, иначе завтра проснешься, а у вас тут в хоромах кровососы с оборотнями пируют. Стар ты стал или властью наелся, дальше носа своего не зришь. Только щеки надуваешь — вид-то грозный, да нас пугать — достоинство невеликое. Ты, вон, перед Ходящими щеки надувай, пусть они боятся.
— А ну смолкни! — рявкнул Нэд, взвиваясь из-за стола, совладав, наконец, с первым удивлением. — Смолкни, я сказал!
— Я смолк уже раз! Ты меня тогда на пять лет вышвырнул. А потом что? Рожу постную сделал, будто так и надо. Я когда еще упредить пытался? Да меня на смех подняли. До вас, дураков, видать, даже с луженой глоткой не доорешься. Скорее, у Нурлисы получится Цитаделью править, чем у тебя. Совсем уж с разумом распрощался!
— Пошел вон!!! — и лишь, когда эти слова вырвались изо рта, Нэд понял, что… допустил ошибку. Опять.
Клесх усмехнулся:
— Теперь на сколько сошлешь? На десяток лет? Или пока Хранителям душу не отдашь?
— Клесх, я изгоняю тебя из креффата за оскорбления…
— За правду…
— …наставников Цитадели.
— …сказанную против тебя.
Оба замолчали, глядя друг на друга с непримиримым негодованием. Повисла тишина, слышно было только сиплое дыхание Рэма да потрескивание дров в очаге. И вдруг в этой звенящей тишине раздался спокойный, полный невозмутимой уверенности в собственной правоте голос.
— Нэд, я против. Это слово креффа.
Ихтор не дрогнул даже на миг, когда взоры собравшихся обратились на его обезображенное лицо.
— Изгонять Клесха нельзя. Он дерзок, непримирим, говорит в глаза то, что другие думают про себя, но он не хочет зла ни Цитадели, ни креффам, ни послушникам, ни людям.
Глава перевел взгляд на целителя, не зная, что сказать. Слово смотрителя в крепости всегда было законом. Провозглашенные решения никогда не оспаривались.
— Я тоже против. Это слово креффа, — тихо, но твердо сказала сидящая на полу Майрико.
Она, правда, не решилась поднять на Главу глаза, но и отступать не собиралась.
— Слово креффа. Я с тобой не согласен, — встал со своего места Лашта. — Однажды мы уже от него отмахнулись. И вышло все боком.
— Слово креффа. Клесх должен остаться, — тяжело, будто через силу, произнесла Бьерга.
— Слово креффа, Глава. Ратоборца изгонять нельзя, — угрюмый Озбра смотрел исподлобья в огонь.
— Нэд прав, — Донатос второй раз за весь вечер подал голос из своего угла. — Коли Клесх так не хочет оставаться в четырех стенах, коли креффат так его коробит, пусть скачет и ищет выучей по отдаленным весям. За что ратует, тем пускай и занимается. Приносит Цитадели пользу, как умеет. А то, что ни Совет — так чуть не драка из-за него. Мое слово креффа принадлежит Главе.
— Мы согласны, — кивнул от лица всех стариков Рэм. — Пусть едет.
— Верно. Не нравится сидеть на месте, пусть трясется в седле, — угрюмо сказал Дарен, сжимая могучие кулаки. — Только девку-дуру свою пусть забирает. Мне этот камень на шею вздевать не надо.
— Да, после сказанного Клесху и впрямь лучше в Цитадели не оставаться. Пусть все уляжется, — кивнул, потирая больное колено, Ольст.
После этих слов все взгляды обратились на молчаливого Русту. Его голос становился решающим. Рыжий целитель помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом, глядя в глаза Клесху, сказал с улыбкой:
— Слово Главы — закон. А тебе, ретивый наш, и впрямь лучше уехать. Среди Осененных ты дичаешь.
Нэд мрачно посмотрел на креффа ратников и подытожил:
— Забираешь свою девку и едешь искать выучей. Где отыщешь — присылаешь сороку. Лесане сколько до того, как опоясаться, осталось? Три года? Вот тогда и вернетесь. Как раз все быльем порастет. Заодно и покажешь нам — какой она вой.
Клесх плюнул с досады, развернулся и вышел.
Однако Ихтору, который сидел ближе всего к двери, отчего-то показалось, будто крефф … выглядел довольным. Впрочем, глаз у Ихтора был всего один, а многие светцы в покое давно погасли, и зрение могло целителя подвести.
* * *
Был поздний вечер. Клесх вернулся от Лесаны в свой нетопленый темный покой и опустился на лавку, вдыхая запахи Цитадели: сырости, камня, прели. Надо было приказать кому-нибудь из молодших, чтобы протопили. А, впрочем, одну ночь и так перетерпеть можно.
