Конн, Руатайн, Маккус, Гованнан и двадцать Железных Волков прибыли туда в одну из первых недель осени, вломились в склады и обнаружили огромное количество серебра и золота. Ликуса отвезли в Старые Дубы, судили и повесили на главной площади.
Браэфар занялся шахтами, и доходы существенно выросли. Когда выпал первый снег, в Старые Дубы пришла весть о смерти Длинного Князя. Старик не смог надолго пережить дочь. Его одолевала одна болезнь за другой, и однажды он не проснулся в спальне, окно которой выходило на снежные вершины Каэр Друаг.
Конн не поехал на похороны. Он отправился в Семь Ив на встречу с Фиаллахом, чтобы лично осмотреть защитные сооружения.
Следующей весной родился первый жеребенок, белый с черной отметиной на морде. Пятно напоминало меч, и Конн назвал его Темный Клинок.
Когда Коннавару исполнился двадцать один год, Железные Волки насчитывали двести двадцать человек, и они регулярно тренировались, скача на высоких лошадях, рассыпаясь и перестраиваясь клином, который Конн видел у гатов. Стремена, придуманные Браэфаром, оказались великолепной идеей, поскольку помогали крепче держаться в седле. Конн также заменил кулачные щиты более широкими и каждого человека вооружил двумя мечами — одним длинным и изогнутым, а другим коротким и острым, как у людей Каменного Города.
Осенью Коннавар занялся созданием нового вида войск — конных лучников. Легковооруженные, они учились метко стрелять на галопе. Конн устроил несколько соревнований по стрельбе и лучших, щедро наградив, звал в свой отряд. Среди них был его пятнадцатилетний брат, Бендегит Бран, превзойти которого в седле и с луком могли немногие.
Мирия очень разозлилась за это на старшего сына и упрекнула его, приехав как-то раз в Старые Дубы.
— Он еще ребенок! — настаивала она.
— Весной его нарекут мужчиной, — мягко возразил Конн. — Он больше не твой малыш, хоть тебе и хочется этого. — Солнце садилось, и в комнате становилось темно. Мирия подошла к огню, зажгла свечку, а потом два светильника на стенах. Потом они посидели в тишине, любуясь закатом.
— Время так быстро пролетело, — сказала Мирия через некоторое время. — Кажется, всего несколько месяцев прошло с тех пор, как все вы были детьми. Я скучаю по тем дням. Мне нравилось, когда вокруг малыши. Я частенько сижу с малюткой Бануином. Он такой славный! Всегда смеется и обожает, когда его обнимают. Ты был другим. Всегда вырывался и убегал, если, конечно, это был не Руатайн. У него ты нередко спал на руках.
— Как поживает Большой Человек? Я давно его не видел. Она пожала плечами, потом рассмеялась.
— Уже неплохо. А то он подхватил простуду, чихал и кашлял, бродил по дому мрачный и ныл. Он никогда не умел болеть. Сейчас все почти прошло, хотя Ру все еще быстро устает. С другой стороны, ему уже за сорок, молодость ушла.
Они еще немного поболтали, наслаждаясь обществом друг друга, а потом Мирия затронула волнующую ее тему.
— Тебе следует снова жениться, Конн. Я лет сто не видела, как ты смеешься.
Конн ожидал такого разговора и собирался увести его в сторону или вежливо пресечь. Но сейчас в уютной комнате, глядя на заходящее солнце, он не сделал ни то, ни другое.
— Я дал ей мало любви, понимаешь? Это моя вина, и она лежит на сердце тяжелым камнем. Таэ была прекрасна и, как однажды сказала Ворна, заслуживала лучшей доли. Я любил ее. Но когда снова увидел Ариан… — Он посмотрел на Мирию и горько улыбнулся. — Я не женюсь, мам. Пока что. Думаю, что в моем сердце есть место только для одной большой любви.
— Глупыш. Любовь придет. Вот увидишь.
— Как пришла к тебе после смерти Вараконна?
— Мне бы хотелось, чтобы ты говорил «отец». Ты говоришь о нем, будто он твой дальний родственник.
— Хорошо, после смерти отца. А теперь ответь на вопрос.
Она вздохнула и откинулась на спинку стула, подняла с пола одеяло и укрыла им ноги.
— Холодает. Ты не закроешь окно?
— Закрою, но ответить тебе все равно придется. — Конн поднялся и закрыл ставни, задвинул засов.
Потом он сел и заглянул в ее зеленые глаза.
— Нет, — призналась она. — Такой любви, как Вараконн, у меня больше не было. Не хочу, чтобы тебе показалось, что я недооцениваю Ру. Он прекрасный человек, и я люблю его. Куда сильнее, чем думала вначале. Но Вараконн был моей половиной.
— Да, я знаю, о чем ты.
— Ах, Конн, мне так жаль видеть тебя несчастным. Теперь ты князь, великий человек, которого уважают, любят и даже боятся. Ты становишься легендой среди риганте. Большинство наших юношей отдали бы десять лет своей жизни, чтобы быть похожими на тебя.
— Знаю. Они видят человека на высокой лошади, слышат истории о медведе и злом короле. Но это не я, мама. Это только часть меня. Я вырос, думая с болью в сердце, что Вара… мой отец трус. Потом я видел, как вы с Большим Человеком разошлись из-за меня…
— Дело было не в тебе… — начала она. Конн махнул рукой, обрывая поток слов.
— Знаю, знаю, однако тогда я не мог понять это. А что касается медведя — он показал мне, что я смертен, едва не разорвав меня на части. Я терял друзей: Риамфаду, хоть он теперь и счастлив, и Бануина. Видел приход великого зла и даже сражался на его стороне. А потом, после того как обрек жену на смерть, я сжег деревню и убил немало мужчин, женщин и детей. Так что я вовсе не герой, каким меня считают.
— Тебя постигло великое горе, Конн. Это сделал не мой любимый мальчик. Ты был одержим и не знал, что творишь.
— Ах, материнская любовь!.. Нет, мама, это был я. Зверь внутри меня, который вырвался на свободу. Я отвечаю за свои деяния и не буду оправдывать их. Панноны называют меня Князем-Демоном. Разве можно их винить? Каждый год в Самайн я посылал им предложения виры — все более внушительные суммы, но Горный Князь отказывается даже говорить с моими представителями.
— Ты не демон. Ты мой сын, и у тебя доброе сердце. Зачем помнить только плохое? Ты все силы отдаешь, чтобы защитить наш народ. И ты действительно спас Риамфаду от медведя. И отомстил за Бануина. Большой Человек очень гордится тобой. Неужели это не греет твое сердце?
— Да, конечно.
— А что до твоего друга Бануина… он умер ужасной смертью, зато прожил счастливую жизнь, и у него было много друзей. Более того, остался сын, его продолжение. Ему уже почти четыре. Славный мальчик… кстати, он скучает по Брану. Ты собираешься держать его здесь всю зиму?
— Нет, он может отправиться домой. Я и сам приеду в Самайн.
В дверь постучали, и раздался голос Маккуса. Конн поднялся.
— Увы, мам, мне пора. Мы с Маккусом должны обсудить приятную тему получения прибыли.
Мирия обняла его за шею и поцеловала в заросшую бородой щеку.
