— Нет!
Неловкими, втиснутыми в костяные перчатки пальцами Джейм выхватила Костяной Нож. Жрец выбил клинок из ее руки, тот клацнул в тенях у дверей.
— Ты назвала меня изменником, да? Ты действительно думаешь, что можешь противостоять нашему хозяину в его собственном зале? Клянись в преданности где и кому тебе угодно, Яд Жрецов, но вот она, твоя душа, лежит и гниет здесь. Дура, решила, что руки или оружие могут спасти тебя тут!
Второй удар пришелся по виску, в ушах зазвенело.
…Белый жеребенок раторна, упавший от ее толчка как раз там, где сейчас избивают ее. Слишком незрелы они оба, слишком неподготовлены…
Кровь плеснула на пол между руками, рана, нанесенная Калистиной, снова открылась под костяной маской. При горячем прикосновении зеленые мраморные вены запульсировали, голубоватые трещины потянулись к очагу. Шкуры аррин-кенов качнули лапами.
«Скриии, — пробежали когти по камню. — Скриииии…»
Джейм прижала руки к ушам. Внутри черепа лепетала паника: «Он отпустит тебя, если отдашь ему Книгу. Все равно ты никогда не хотела быть сторожем проклятой штуковины. И на этот раз она наверняка прикончит его. Отдай ему Книгу».
Да.
Зыбь пронеслась по залу, как ветер над водой. Когти аррин-кенов и кость раторна растаяли. Флаги, гримасничая, исчезли. Стены стали другими, подступив ближе, низкий потолок поддерживали массивные приземистые колоны. Все поверхности покрывала мозаика — лазурь и кость. Зеленый змеевик вился, как вены, выбегающие из какого-то огромного сердца. Нет. Так было наверху в зале, раздробленном доведшими себя до смерти от истощения танцорами. А здесь, в недрах земли, собирается энергия, в этой грязной божественной клоаке…
Темный узел с бледным лицом Киндри валялся на узорчатом полу.
— Что ты сделала? — ошеломленно прошептал он.
Действительно, что?
Жрецы, черной массой сгрудившиеся у дальней стены, смотрели поверх их с Киндри голов. И Иштар тоже. «Он не понял, что я сдалась», — осознала Джейм. Ни жрецы, ни образ ее души тут ни при чем. Кто-то открыл дверь.
На пороге стояла неясная фигура. Тусклое мерцание заплесневелой золотой маски, которую пришелец держит у лица. Сгнившее одеяние осыпается клочками. Несожженные мертвецы всегда возвращаются… Но за упавшей маской нет ничего — и было ли? Из-под тени капюшона кто-то улыбнулся Джейм, показав жуткую черноту испорченных зубов. Желтые глаза или серебряные, наемник или Отрава? Кто бы там ни был, он отвел взгляд. И улыбка погасла.
— Нет, — прохрипел Иштар, отскакивая. — Ты умер на Троне Милости, ободранный заживо и съеденный мухами… Нет!
Его изувеченная рука поднялась. Ногти скребли низкий потолок, выгребая нити силы, дергая их вниз. Стены заскрипели. Верхушки колонн стали осыпаться. Со звенящим эхом треснули откосы. Земля будто попятилась. Посреди разрушения в облаке жесткой пыли застыла безмолвная фигура.
— Сейчас из-за тебя всех нас накроет крыша! — завопил кто-то.
«Хорошая мысль», — подумала Джейм.
В конце концов, разве кто-то здесь стоит того, чтобы спастись? Эти дураки жрецы, отдавшие подобную силу в руки безумца? Демон у дверей или его сводная сестра, грезящая наяву? Киндри, помогший многим и не получивший поддержки ни от кого?
Что ж, да. Черт возьми.
Девушка, шатаясь, встала, чувствуя себя так, словно все училище легло на ее плечи. Однажды она уже имела дело с милордом Иштаром в его собственном храме, это было страшное безрассудство. И ничего. Руки в черных перчатках уже подняты, бросая вызов не жрецу, но богу, которому он притворно служит.
— Лорд, — закричала она, — правосудия!
Дикий взгляд Иштара прикован к ее лицу. Сухожилия напряглись под отстающей от горла кожей — так он старается держать рот закрытым. Но он все равно раскрылся, мускулы затрещали. Глас Божий громыхнул, пробившись сквозь девять паучьих пальцев, впившихся в лицо, кусаемых при каждом слове:
НЕ ВЕРЬ НИ ЖРЕЦАМ…
Какого Порога?
…НИ ОРАКУЛАМ.
Это был Голос, который она уже пробуждала в Иштаре прежде, и все же не совсем тот, в нем преобладала теперь какая-то скрытая до этого нота. Она не думала раньше о Гласе Божием как о хоре, как, как…
Девушка схватила жреца за плечи, он забился пойманной птицей. Рухнув на колени, он потянул за собой и ее.
— Кто там? — закричала она в пустые выкатившиеся глаза с такими огромными от шока зрачками, что они выглядели прожженными в пергаменте дырками. — Бес побери, какую игру вы затеяли?
…Совсем не глаза, а обугленные глазницы, окаймленные спаленной шерстью, распахнутые навстречу великой тьме…
На секунду Джейм показалось, что она вернулась в образ души, что брызги ее крови оживили шкуру аррин-кена у очага и она накрыла этого мерзавца капюшоном, как Отрава — мастера убийства. А потом в голову вонзилась мысль о второй возможности: во второй раз она потребовала правосудия и получила его, возможно, вовсе и не от своего бога, но от назначенных им судей, аррин-кенов, чьи сплетенные голоса в Хмарях вынудили ее судить себя. Там милосердие Иммалая взяло верх; но Заречье — территория слепого кота.
Иштар оскалился за решеткой окровавленных пальцев.
— В Хмарях, у пропасти, ты избежала моего судилища, — сказал он голосом, похожим на зимний костер, морозным и горьким от золы, — но эти горы мои. Дитя Тьмы, желаешь ли ты сейчас моего приговора?
Она попятилась:
— Нет!
Натиск жрецов отбросил ее от Иштара. Старейший, самый низенький из всех, схватил Джейм за руку:
— Сделай это снова! — заорал он, пытаясь тряхнуть ее, но трясясь лишь сам. — Пробуди Глас!
— Н-не валяй дурака. — Джейм попыталась высвободиться. Маленький жрец едва доставал ей до плеча, выглядел он похуже, чем некоторые его коллега из ниш, но хватка у него, что у твоего терьера. — Ты хочешь, так сам и говори с ним.
— Клыки и когти бога! А ты думаешь, мы не пробовали? Всю зиму, с тех пор как узнали, что Голос вновь заговорил после стольких лет… Ох, если бы мы только не умирали от голода без энергии, сейчас, когда она так нужна нам!
— А что? Что случилось?
— Слишком мало нас здесь, слишком мало кенциров во всем Заречье, и мы к тому же отрезаны от наших храмов. Чем ближе Канун Лета, тем хуже. Даже Великий Танец не притягивает достаточно силы, чтобы сохранить для нас низину.
— Танец. Ты губишь своих людей, жрец.
— И что? Всегда есть лишние шаниры.
Иштар захрипел.
Маленький человечек оторвался от Джейм и бросился к своим товарищам, выкрикивающим вопросы Голосу, который только что соблаговолил в третий раз заговорить через тестигонского жреца. А в центре группки съежился Иштар, жадно запихивая в рот руки, отрывая зубами толстые ломти мяса и с урчанием глотая их.
