Что-то изменилось. Абивард понял это, как только поднялся в фургон, где жили Рошнани и Динак, даже до того, как увидел жену. Служанка, поклонившаяся ему, не сказала ничего необычного, но такого тембра голоса он прежде за ней не замечал.
— Муж мой, — произнесла Рошнани, когда он вошел в ее закуток. И вновь обыденны были слова, но не тон. — Задерни занавеску. А то комары совсем заедят — это бич здешних мест. — Вот это было на нее похоже.
Абивард подчинился. Задвигая занавеску, он внимательно смотрел на Рошнани.
Она выглядела как всегда, только немного более усталой, чем обычно. Он почесал голову, думая, уж не привиделось ли ему чего.
— Что-то не так? — спросил он, когда она подставила ему щеку для поцелуя.
— Не так? С чего ты решил? — Она рассмеялась и продолжила:
— Если только я не ошибаюсь, у меня будет ребенок.
— Я рад, что все в поряд… — сказал Абивард, прежде чем сказанное Рошнани дошло от ушей до мозга. Он широко раскрыл рот. Закрыл его, снова открыл и спросил:
— Как это случилось?
Если раньше Рошнани просто смеялась, то теперь она буквально зашлась от смеха, звонкого, переливчатого; когда же она наконец овладела собой, на нее напала икота.
— Если я не ошибаюсь, — намеренно повторяясь, сказала она, — это случилось самым естественным образом. Мы женаты уже второй год. Я даже начала беспокоиться, не бесплодна ли я.
Абивард скрестил пальцы, отводя слова, несущие дурное предзнаменование.
— Обереги Господь, — сказал он и моргнул. — Вот он и оберег, правда?
— Да, Господь оберегла, — сказала Рошнани. Оба улыбнулись. Когда мужчина и женщина говорят друг с другом о Господе, на слух это подчас воспринимается странно. Рошнани продолжила:
— Да пошлет Она мне сына.
— Да пошлет. — Абивард немного пришел в себя. — Жаль, что я не могу передать в руки моего отца его первого внука. Если этот ребенок станет наследником надела Век-Руд, то вообще замечательно. — Он подумал еще немного и понизил голос:
— А может, лучше бы это был не первый внук отца. Ты сказала Динак, что ждешь ребенка?
Рошнани кивнула:
— Я сказала ей сегодня утром. Сегодня я окончательно убедилась и могла уже сказать об этом. Она обняла меня. Но я понимаю, о чем ты: замечательно было бы, если бы первый внук стал бы к тому же наследником престола Царя Царей.
— Конечно, если бы отец был жив, то, скорее всего, Пероз, Царь Царей, был бы тоже жив, и Динак не стала бы женой Шарбараза, Царя Царей, — размышлял вслух Абивард. — Чем больше присматриваешься к жизни, тем она сложнее. — Он вновь заговорил тихо:
— Я рад, что она не завидует, что ты зачала, а она нет.
— Думаю, что она немножечко завидует, — сказала Рошнани, тоже переходя на шепот. — Но, кстати, она немножечко завидует и тому, что ты приходишь ко мне чаще, чем Царь Царей к ней.
— Завидует? Чаще? — Абивард понимал, что вопросы его несколько бессвязны, но ведь ему еще никогда не сообщали, что он станет отцом. Ни одна из служанок или случайных куртизанок, с которыми ему доводилось переспать, ничего подобного не заявляли, а уж это-то они не преминули бы сделать при малейшем подозрении, что он их обрюхатил: как сын дихгана, он был бы обязан обеспечить будущее своего ребенка. И ни одна из остальных его жен не забеременела до того, как он отправился в поход с Шарбаразом. Возможно, ему следовало бы обеспокоиться относительно силы своего семени.
— Да, да! — ответила Рошнани.
Похоже, все, что он говорил в этот вечер, забавляло ее. Она велела служанке принести кувшин вина и две чаши. Кувшин был невысокий и широкий, сделанный в Стране Тысячи Городов; когда Рошнани наклонила его и стала разливать вино, оно потекло медленной тягучей струей. Она сделала недовольное лицо:
— Мало того что оно сделано из фиников, здешний народ считает, что его нужно слизывать с ножа, как мед.
— Сейчас это не имеет никакого значения. — Абивард принял у нее одну из чаш и поднял ее:
— За нашего ребенка. Пошли Господь ему — и тебе — многих лет, здоровья и счастья. — Он выпил. Рошнани
<ПРОПУЩЕН ФРАГМЕНТ>
Но их усилий было явно недостаточно: видессийские саперы заделывали пробоины в каналах и прокладывали дороги с той же скоростью, с какой противник разрушал их.
— Переправимся через Тиб — и они в наших руках, — сказал Шарбараз.
— Так точно, величайший, — ответил Абивард, хотя не мог не вспомнить, что прошлым летом Шарбараз выказывал такую же уверенность, но события доказали, что уверенность эта была чрезмерной.
Но возможно, Смердис пришел к тому же выводу, что и его соперник. Когда войско Шарбараза стянулось к Тибу, неприятель выстроился в боевые порядки, желая помешать им пересечь крупный канал, отделяющий их от Тиба. Вперед у войска Смердиса были выдвинуты пешие лучники, которые нанесли такой урон силам Шарбараза, когда в прошлом году они с юга наступали на Машиз.
Старший Маниакис, задрав кверху свой выдающийся нос, оглядел ряды лучников.
— Если мы сблизимся с ними, их души пачками полетят на лед Скотоса, — сказал он.
— Разумеется, — ответил Шарбараз. — Мои копейщики того же мнения. Но мне не хотелось бы форсировать переправу на глазах у всех лучников, которых они могут выставить против нас.
«Учится», — подумал Абивард, испытывая почти радость. Прошлым летом Шарбараз избрал бы самый откровенный путь переправиться через канал и обрушиться на неприятеля, а о потерях подумал бы потом, если бы вообще подумал.
— Позволь высказать одно предложение, величайший, — попросил Маниакис-старший.
— Очень бы хотелось его выслушать, — сказал Шарбараз.
Видессийский военачальник говорил несколько минут. Когда он закончил, Шарбараз тихонько присвистнул:
— Надо же, какой план придумал! Да в тебе, наверное, живет демон. Неудивительно, что Макурану в войнах с Видессией везет гораздо реже, чем следовало бы.
— Ты слишком добр к старику, — сказал Маниакис-старший, значительно преувеличивая свой возраст. — Ты и сам моментально пришел бы к тому же решению, если бы только заметил холмик, на котором расположился вон тот городок.
— Ты хочешь, чтобы мы пересидели ночь и начали наступление рано утром, высокочтимый? — спросил Абивард Маниакиса.
— Да, в этом случае у нас больше надежды на успех, — сказал видессиец и улыбнулся Абиварду:
— Ты, высокочтимый, понимаешь, что к чему, уж это точно. Не стану жаловаться на сей счет, и пытаться не стану. — Он потеребил свою седую бороду. — М-м, если подумать, высокочтимый — недостойное тебя обращение, ведь ты брат супруги величайшего, но поверь, я ничуть не хотел тебя обидеть.
