— Все будет хорошо.
— Будет ли? — прошептал в ответ Фостий. Ему хотелось ей верить, но он с детства привык никому не доверять. Если она имела в виду именно то, что говорила, ей придется это доказать.
Она не успела ответить, как вернулся Сиагрий, застегивая верхнюю пуговицу ширинки, надевая пояс с мечом и насвистывая походную песенку, в которой похабных куплетов было больше, чем пристойных слов.
— И снова в путь, — объявил он, с кряхтеньем забравшись в седло.
Последние полтора дня они ехали по прибрежной низине. На полях работали крестьяне — пахали, сажали и обрезали виноградную лозу. Здесь приближение лета чувствовалось сильнее, потому что воздух был уже жарок и влажен. В этих краях раненое плечо Фостия ныло больше, чем в сухом климате плато.
Едва вдали показался Питиос, путешественники разом прищурились и прикрыли глаза ладонями, вглядываясь вперед. Еще по дороге Фостий гадал, какое он испытает чувство, увидев в гавани Питиоса лес мачт. Но если его не подвели глаза, то среди многочисленных рыбацких лодок он так и не увидел большие имперские торговые корабли, на которых перевозили солдат и лошадей.
Сиагрий подозрительно хмыкнул.
— Твой папаша задумал что-то хитрое, — бросил он Фостию, словно во всем был виноват именно он. — Может, корабли стоят сейчас в море, и причалят они ночью, чтобы застать людей врасплох, а может, он все-таки решил высадить солдат в Тавасе или Наколее.
— Макуранский маг Ливания должен был узнать, куда они направятся, — заметил Фостий.
— Не-а. — Сиагрий презрительно рубанул воздух рукой. — Ливаний нанял его, потому что его колдовство пудрит мозги видесским волшебникам, но, если магу не повезет, оно может обернуться и против него самого, так что когда-нибудь он сможет назвать себя счастливцем, если сумеет встать с постели. — Он смолк и пристально посмотрел на Фостия:
— А как ты узнал, что он из Макурана?
— По акценту, — невинно ответил Фостий. — А когда опознал акцент, то вспомнил макуранских послов, которых видел при дворе, — они тоже ходили в похожих халатах.
— А, тогда все в порядке. — Сиагрий расслабился. Фостий тоже задышал легче; если бы он сдуру назвал Артапана по имени, то сам сунул бы голову в капкан.
* * *
Часовые, слоняющиеся перед воротами Питиоса, оказались фанасиотами, которых более заботил их грозный вид, чем дисциплина. Когда Сиагрий поприветствовал часовых именем светлого пути, их угрюмые рожи украсились улыбками, и они пропустили путников в город, помахав им руками.
Питиос оказался меньше Наколеи; поскольку Фостий считал Наколею чем-то вроде большой деревни, он ожидал, что в Питиосе ему также покажется тесно. Но после нескольких месяцев, которые он почти безвылазно проторчал в крепости Эчмиадзина, даже Питиос показался ему достаточно просторным.
Сиагрий снял в припортовой таверне комнату на втором этаже, откуда можно было следить за морем и заметить имперские корабли прежде, чем они пристанут к берегу и высадят десант. Пока Сиагрий вдохновенно торговался с хозяином из-за комнаты, Оливрия молчала; Фостий так и не понял, принял ли ее хозяин за безбородого юношу или же догадался, что она женщина, но ему на это оказалось наплевать.
Когда мальчик-слуга принес в комнату третий соломенный тюфяк, там стало тесновато, но все равно просторнее, чем в каморке Фостия, которую он занимал один. Фостий сбросил с плеча лямки связанного спального мешка и, облегченно вздохнув, уронил его на выбранный для себя тюфяк.
Сиагрий высунулся в окно, чтобы разглядеть гавань вблизи, и покачал головой:
— Пусть меня трахнут сосновой шишкой, если я знаю, куда они запропастились. Они должны быть здесь, или я совсем утратил свой нюх.
Оливрия взяла ночной горшок, который задвинули в угол, когда принесли третий тюфяк, заглянула в него, скривилась и подошла к окну, словно намереваясь вылить его содержимое на улицу — и на любого ни о чем не подозревающего прохожего. Но вместо этого, оказавшись за спиной у Сиагрия, она высоко подняла горшок и обрушила его ему на голову.
Горшок был глиняный и тяжелый; она, несомненно, надеялась, что Сиагрий потеряет сознание и упадет. Но Сиагрий оказался крепче, чем она рассчитывала.
Он пошатнулся, застонал и повернулся к Оливрии. По его лицу текла кровь.
Фостий, разинув рот, ошеломленно наблюдал за происходящим, ощущая каждый удар своего сердца. После третьего удара он очнулся, схватил Сиагрия за плечо и изо всех сил ударил его в лицо левым кулаком. Сиагрий отшатнулся. Он пытался поднять руки, чтобы защититься, а может, и схватить Фостия, но двигался медленно, словно во сне. Фостий ударил его еще дважды. Глаза Сиагрия закатились, и он рухнул на пол.
Оливрия выхватила кинжал из-за его пояса и поднесла лезвие к шее Сиагрия.
Фостий перехватил ее запястье.
— Ты что, с ума сошел? — крикнула она.
— Нет. Мы заберем у него оружие и свяжем, — ответил он. — Но я ему должен достаточно много за это, — он коснулся своего заживающего плеча, — и не собираюсь резать ему глотку.
Оливрия поморщилась, но спорить не стала, а вместо этого принялась вырезать кинжалом полоски ткани из льняного тюфяка. Когда Фостий перевернул Сиагрия лицом вниз, чтобы связать ему за спиной руки, тот застонал и шевельнулся. Фостий ударил его еще раз, потом крепко завязал ему рот и тщательно связал лодыжки.
— Дай мне кинжал, — неожиданно попросил он. Оливрия сунула оружие ему в руку.
— Передумал?
— Нет. — Фостий разрезал кошелек Сиагрия. На ладонь высыпались шесть золотых и горсть серебра. Фостий пересыпал деньги в свой кошелек. — А теперь давай отсюда сматываться.
— Хорошо. Но если у тебя есть какой-нибудь план, то поторопись. Один благой бог знает, сколько он еще пролежит здесь спокойно, а за то, что мы с ним сделали, он нас хвалить не станет.
Фостий не сомневался, что это еще мягко сказано.
— Пошли, — сказал он. Они торопливо вышли. Когда они спустились в пустую общую комнату, сидящий там трактирщик приподнял бровь, но промолчал. Фостий подошел к нему, достал из кошелька золотой и положил монету на стойку.
— Вы не видели, как мы выходили. Вы были в задней комнате. И не видели нас. — Рука трактирщика накрыла монету.
— Разве кто-то что-то сказал? — спросил он, глядя мимо Фостия. — Здесь так пусто, что мне уже мерещатся голоса духов.
— Надеюсь, этого окажется достаточно, — сказал Фостий, когда они с Оливрией торопливо шагали к гавани.
— Я тоже, — отозвалась Оливрия. — Но будет лучше, если нам не придется это проверять. Надеюсь, хоть какой-нибудь план у тебя есть.
