было нечего, и он зашагал вдоль крепостной стены, опоясывающей город.
Тем временем, собеседница Ясина, оставшись одна, не спешила уходить. Кувшин ещё был более чем наполовину полон, и потому, она решила чуть-чуть задержаться. Кроме того, если Ясин привёл за собой «хвост» в виде соглядатаев Тайной Стражи, то следовало выждать. Сидя со скучающим видом Тармулан, внимательно прислушивалась к разговорам завсегдатаев харчевни.
Сегодня среди посетителей харчевни царило необычное возбуждение. Даже те, кому обычно было на всё наплевать, горячо обсуждали услышанные слухи и новости. Одни утверждали, что не произошло ничего страшного. Обычный набег степных дикарей, к каким здесь на границе уже привыкли. Другие, напротив, говорили о якобы готовящейся большой войне с теми степняками, что посмели противостоять империи. Третьи, божились, будто бы слышали о том, что во внутренних землях за Линьхэ начался мор, от которого всё тело покрывается струпьями.
Один из пьяниц, оторвав голову от стола, поднял к верху указующий перст, привлекая к себе всеобщее внимание, грозно изрёк, что всё это кары, ниспосланные богами на людей за их неправедное житьё. В следующее мгновение кликушествующий пророк обратно безвольно ткнулся носом в стол и захрапел.
Из разговора двух торговцев Тармулан узнала, что ворота города и крепости закрыты, а на башнях появились дополнительные дозорные. Один из них, привёзший на продажу лошадиные шкуры, сокрушался, что стража пускает внутрь только за дополнительную плату. О ночном происшествии в караван-сарае никто не упоминал.
Просидев некоторое время, молодая женщина встала из-за стола и упругой походкой направилась к двери, ведущей на кухню. Проходя мимо стойки, за которой суетился хозяин, она положила на неё несколько монет. В ответ харчевник благодарно кивнул.
На кухне царил дымный чад, от готовящихся здесь блюд, суетились повара и стряпухи. Пройдя её, молодая женщина оказалась на внутреннем дворе. Отсюда Тармулан поднялась по лестнице наверх на второй ярус дома, в комнату, где она остановилась. Достав из складок кушака, вырезанную в виде хитрой загогулины, палочку она просунула её в специальное отверстие и откинула внутреннюю щеколду, запиравшую дверь.
Внутри комната была убрана несколькими крашеными занавесями, развешенными по чисто выбеленным стенам. На полу лежал старый, вытертый ковёр, один из углов которого был изъеден мышами. У стены располагался низкий, застеленный войлоком узкий топчан. Рядом с ним стоял небольшой поставец с бронзовым светильником. Скинув верхний халат, молодая женщина улеглась на него. Запрокинув руки за голову, она задумчиво уставилась в потолок.
Человек, которого она наняла, когда-то был одним из соратников Дайсана. Теперь он попал в лапы Тайной Стражи. Но, это было ещё полбеды. Для них он был просто убийцей и вором. В крайнем случае его опознают как беглеца и мятежника. А вот то, что этим делом заинтересовались жрецы ченжеров, настораживало. Похоже, что Свистун не выдержал пыток и раскололся. Но пока ей не стоило беспокоиться, даже если он и выдаст её. Он не видел её лица, да и встречалась она с ним не в Кутюме.
Всё, что требовалось от Свистуна, так это по-тихому перерезать горло купцу, прибывшему из Аланя, и забрать у него небольшой деревянный пенал. Купец должен был получить его от местного жреца богини Уранами.
Свистун выследил торгаша, но того возле храма поджидали телохранители. Они проходили с ним до самого вечера, пока двое из них не отправились посетить местную баню, а остальных купец отправил приглядывать за «живым» товаром, оставив при себе только одного охранника. Тогда-то он оставил ей в условленном месте знак, что всё решится сегодня ночью.
В деревянном пенале, за которым охотилась Тармулан, должно было находиться послание одного из жрецов Братства Богини, которому удалось разыскать последнее местонахождение обоза восставших наёмников и следы Дайсана. Будучи в Хован-мяо, она случайно узнала об этом.
Один из караванщиков в пьяном угаре, проболтался, что сопровождал жреца из Цемеза, у которого было важное донесение. По его словам, жрец был тяжело болен, и всю дорогу бормотал о каких-то сокровищах, лежащих в какой-то обители и всё время, проклинал какого-то лунчира из вспомогательной конницы. То ли Шуцзы, то ли Шокси…
Слушая пьяный бред караванщика, Тармулан вспомнила свою юность и то, зачем она явилась сюда.
Когда имя Дайсана сына Роара прогремело на весь Тайгетар, она была очень горда тем, что является родственницей такого знаменитого человека. При встрече даже незнакомые люди смотрели с уважением и кланялись ей, а в замке её двоюродного деда сразу же появилось несколько знатных женихов желающих получить руку и сердце Тармулан. Среди них ходили слухи о несметных богатствах, которые захватил Дайсан.
Но вскоре всё изменилось. Редкие беглецы и израненные калеки, возвратившиеся в родные горы с равнин, рассказали о том, что война проиграна, а восстание подавлено. Дайсан с немногими уцелевшими спутниками скрылся от мести ченжеров где-то в полуночных степях. Слухи о сокровищах остались только слухами, и замок деда стал потихоньку пустеть. Старый Роар успел выдать Тармулан замуж за сына одного из мелких князьков из Лонгвара, после чего умер, оставив после себя многочисленные долги.
Покинув родовое гнездо, Тармулан переехала к мужу. В его доме она провела два самых постылых года своей жизни. Родня мужа считала, что единственным приданным Тармулан является её знатное происхождение, а больше у неё ничего нет, и ей не стоит задирать нос перед ними.
Свекровь же обвиняла её, что она недостаточно любит её сына, и потому у них до сих пор нет детей. Сам муж уделял ей мало внимания, по большей части занимаясь выяснением отношений с соседями, разговорами о вере и пирушками с друзьями.
Ей на память пришёл случай, когда она как-то раз зашла в подвал за вином и застала там своего непутёвого муженька со служанкой. Оскорблённая в своих чувствах, Тармулан швырнула в него кувшин с вином и заперлась в своей опочивальне, многозначительно пообещав супругу, что если он попытается дотронуться до неё, то она навсегда лишит его удовольствия близости с женщинами.
