Джейм подняла Киндри. Из носа лекаря струилась кровь, а этого наверняка не было бы, если бы он восстановил контроль над образом своей души. Миленькая же они парочка Норфов… а то и трио. Отброшенные скомканные погребальные одежды валялись на пороге, слепые личинки мух выползали из глаз и рта золоченой маски мертвеца. Плиты пола под тряпками стерты в порошок. Наемник, должно быть, вовремя зажмурился, и встряска не повредила ему. Он все еще пленник Отравы? И кстати, куда, именем Порога, они исчезли?
Ну, по крайней мере, их не видно на пути наверх.
Киндри запнулся у дверей главного зала, уставившись на кровавую бойню, устроенную последним безжалостным толчком энергии и Иштаром. Джейм оттащила лекаря.
— Ты подумаешь об этом позже. — Она и сама побелела под маской и коркой засохшей крови. Общине Жрецов понадобится много новых шаниров.
У дверей маленького каменного дома они задержались, с опаской оглядев террасу. Судя по разросшимся лужам, был дождь. Сейчас, однако, низкие тучи начали рассеиваться.
Джейм тихо выругалась:
— Если дымка предвестий поднимается, Гора Албан скоро уползет, если это уже не произошло. Не время медлить.
Но Киндри поймал ее руку:
— Подожди.
Тень от башни Ранет переместилась с той поры, как Джейм вошла в училище. Теперь она тянулась к юго-западу, пересекая их путь, а на севере не было солнца, которое помогало бы отбрасывать ее.
— Даже не говори, — сказала Джейм. — Ведьма Глуши умеет играть с тенями.
Темная лужа у балюстрады дрогнула. Из нее выползло что-то, ощупало края и вцепилась и щель между плитами. Из лужицы в дюйм глубиной показалась вялая глыба. Золотая вышивка мерцала на облепленных илом плечах серого платья. Нижняя половина исковерканного лица расплылась в белозубой ухмылке, окаймленной выщербленными окровавленными резцами.
Киндри покачнулся.
— Не смей падать в обморок! — резко прикрикнула на него Джейм. — Значит, домашний демон Ведьмы все-таки не уничтожен. И он все еще жаждет тебя. Но все может быть и хуже.
— К-как?
— За нами может стоять Отрава. — Она кинула взгляд через плечо. — Проклятие.
Она надеялась, что он остался внизу разбираться с предателем, — хотя с Иштаром можно сотворить не так уж и много, а убить его — слишком просто. Вряд ли жрец мог рассчитывать, что Отрава, в свои «лучшие» дни сдиравший ради забавы кожу с живых детей, дарует ему эту последнюю милость. А теперь эта призрачная фигура застыла за занавесью в конце комнаты, наблюдая за сестрой сквозь просветы между нитями.
«Лучший демон из всех, что ты знаешь?»
Киндри задохнулся.
Все еще усмехаясь, создание Ранет выволокло себя из лужи и поползло к ним. Маслянистая черная вода стекала с одежды, оставляя позади прерывистый след. Ног не было. Тень башни переместилась, давая твари прикрытие, и качнулась, словно закрывающиеся тяжелые ворота, к дверному проему, в котором стояли они.
— Быстро, — сказала Джейм. — Эта душа принадлежит капитану Рандира, сперва приписанной к Тентиру, позднее — к Готрегору. Как ее зовут? Ты жил здесь! Скажи!
— Я н-не знаю.
Джейм проглотила негодование. В конце концов, она тоже провела целую зиму в одних залах с этой несчастной женщиной, так и не узнав ее имени. А теперь еще и заставила Киндри чувствовать себя таким же глупым и беспомощным, как и она. Тем не менее не стоит оказываться между двух демонов. Когда тень приблизилась вплотную, девушка набрала в грудь побольше воздуха и втолкнула в нее Киндри.
Под башней Ранет было очень холодно. С их губ срывались белые облачка пара, столь быстрые у шанира, что он почти задыхался, да и у нее вряд ли медленнее. Вокруг сомкнулась жуткая темень, как во время солнечного затмения. Плеск шагов, даже рев водопада звучал здесь странно глухо и отдаленно. Джейм очень хотелось бы действительно оказаться как можно дальше. Ползущая фигура развернулась, чтобы последовать за ними, промокшее платье разбухло, а штанины, наоборот, растеклись, сделавшись плоскими. Тварь оставляла за собой зловонный черный след, да и вперед летел запашок не приятнее. Но она хотя бы не догонит их до того, как они достигнут дальней стороны тени.
На пути демона лежала еще одна лужа, уже покрывшаяся корочкой льда. Он плюхнулся в нее и с бульканьем погрузился, темная вода и расколотые льдинки сомкнулись над тварью.
Джейм и Киндри остановились. Пузырек, другой — и ничего.
— Он под мостовой! — догадалась Джейм. — Бежим!
Киндри бросил на нее взгляд, полный ужаса, повернулся и понесся. Девушка мчалась за ним, спотыкаясь, проваливаясь во встречные лужи, слишком торопясь, чтобы огибать их. Босые ступни шанира не разбивали утолщающегося льда, но ее сапоги уходили под воду — по щиколотку, по голень, по колено.
Пятнадцать футов до света, десять, пять…
Киндри вырвался.
Джейм прыгнула, нагоняя, и тяжело упала — полтела на холодной затуманенной брусчатке, пол — в ледяной воде. Что-то схватило ее за ногу. И потянуло. Когти скользили по обмороженным камням, не цепляясь за них. Киндри впился в запястья. Позади что-то всплыло на поверхность, благоухающее, как недельный труп, и тоненько захихикало:
— Т-тафай поиглаем, малыска…
Киндри почти разжал руки. Он, пораженный страхом, уставился на что-то. Ногу Джейм резко отпустили. Она полетела вперед, прямо на шанира, оба, запутавшись, повалились.
С той стороны лужи, в которой девушка едва не утонула, стоял Отрава. Он выудил демона и теперь брезгливо держал его за серый загривок на расстоянии вытянутой руки, корчащегося, хнычущего, воняющего. В другой руке был Костяной Нож. С величайшей осторожностью он начал распарывать швы форменной одежды. Стежки подались, полилась черная гниль. Скалящиеся зубы упали последними, на корнях была кровь, словно их только что выбили. Секунду они качались в грязной луже — и опустились на дно. Отрава подержал плащ, как трофейную шкуру, и кинул его к ногам Джейм.
Она поднялась и стояла на свету, так близко, что могла бы прикоснуться к брату-тени или он мог бы дотронуться до нее.
С той последней ночи в Тай-Тестигоне она не видела его так ясно. И никогда раньше не сознавала, как он похож на Торисена, особенно этими изящными линиями лица и рук. Но хотя его глаза отражали истинное серебро Норфов, почти светясь в этом полумраке, в их глубине не было ни сомнения Торисена в себе самом, ни его внутренней силы. Отрава всегда верил, что в конце он может искупить свое проклятие, что достойная смерть сотрет все пятна, даже такие черные, как его. Как часто она видела высокомерие этой веры в его ленивой, насмешливой улыбке.
