«Неудачный пример, – сделал вывод Кручек. – Очень сложный. И вызывает у зрителя отторжение. Коронный друнгарий за такой пример наградил бы орденом. Желай я убедить реттийцев в агрессивности гарпий, не нашел бы ничего лучшего. Хрупкий мир поэзии, оазис прелести живой – и в небе свора чудовищ, во главе с хищной атаманшей. Вот-вот рухнет на добычу – кромсать, рвать, уничтожать. Иллюзион молчит? Ага, молчит. Ну да, какая тут ценность? Завалит лабораторную, королевская стипендиатка, как пить дать завалит…»
И впрямь, уроды, сопровождавшие гарпию, не вызывали доверия. Барракуды, ядовитый шершнель, змей-старец, похожий на лейб-малефактора; дракон о семи головах… Удивляло, что гарпия справилась с многофигурной композицией. Как ей это удалось?
Ища решение, Кручек испытывал раздражение, смешанное с долей возбуждения. Стоны Марыси – тишайшие, едва уловимые – его отвлекали. В дальнем конце лаборатории захихикали, шушукаясь. Когда Марыся застонала в очередной раз, он догадался сместить зрение в «птичий сектор» – и ахнул.
Мана-фактура с легкостью разоблачала капитанскую дочку – так бывалый ловелас лишает одежды юницу, томную от сладких речей и поцелуев. Хитрая бестия, Марыська тайком успела создать вполне рабочую «пуповину» между собой и гарпией.
Теперь она делилась маной с Келеной.
В сущности, правила этого не запрещали. Если о вмешательстве преподавателя говорилось четко и однозначно, то обмен маной между учащимися рассматривался, как процесс из разряда полезных. Знаний он не отменял – бездельник и неуч оставался в дураках, хоть три ведра маны залей ему за шиворот.
Зарабатывая баллы, студент делал это честно.
Но перелить ману чужому человеку (миксантропу, поправился доцент) – процедура, крайне болезненная для начинающих доноров. Маг высшей квалификации, имея большой опыт трансманипуляций, мог снизить до минимума, а то и вовсе убрать побочные эффекты. Иное дело – первокурснички… Мысленно обругав Марысю дурой, Кручек твердо решил прекратить безобразие.
«Второй обморок на занятии? Ректор с меня три шкуры спустит и три чучела набьет. Извините, сударыни! Никто не требовал демонстрации сложных примеров. Гарпия вполне обошлась бы собственными резервами, найди она простое решение…»
Вглядевшись, он чуть не выругался вслух. Каналов было уже два. Тихоня-Яцек, успешно справившись с заданием, подключился к обмену. Закусив губу, чтоб не разреветься, мальчишка «подписывал в дело» колоссальный резерв, данный ему от природы.
Яцеку приходилось больней, чем Марысе.
Но тихоня крепился.
А в иллюзионе гарпии разразилась битва. Напитавшись дареной маной, свора во главе с крылатой хозяйкой рвала на части голема, частично похожего на поэта. От сходства тошнило. Остатки бурого месива, воплощенные в существе, сопротивлялись врагу с механическим упорством. То ли голем защищал от вторжения райский уголок, то ли являл собой некую аллегорию, рожденную буйной фантазией Келены.
«Ценность пиковая. Зафиксировано».
С какой радости иллюзион углядел в бойне пиковую ценность, доцент не знал. Не знал он и того, в чем проявился отмеченный пик. В извращенном воображении гарпии? В оригинальности драки? Нет, если она рискнет сочинять авантюрьетты, публика вознесет ее выше, чем это сделали бы крылья…
С другой стороны, прибор Жефа-Бомьера чутко реагировал на факты. Ошибка исключалась. Избранный Келеной пример, так или иначе, честно отработал два ценностных аспекта.
Остался третий.
…если она лжёт?!
Кручек огляделся. Курс старательно делал вид, что ничего не происходит. Рядовой практикум, ерунда. Студенты уставились на «творильни», прикидываясь, будто с головой ушли в работу. Но затылки, пунцовые уши, нервная дрожь рук – все утверждало обратное. Большинство ждало, чем кончится дело. Языки чесались, предвкушая сладость сплетен.
Яцек и Марыся держали каналы, подпитывая резерв Келены – опустошаясь, гарпия вновь становилась полнехонька. Еле слышно, чтобы не вызвать гнев куратора, Хулио Остерляйнен крыл последними словами шайку-лейку – гарпию, «капитаншу», сопляка… Виртуоз брани, кастигарий превзошел сам себя. От его проклятий стенки «пуповин» уплотнялись. Полипы, мешающие свободе маноизлияния, рассасывались – или втягивались в псевдоплоть «сосудов».
Боль отступала, уменьшалась, но не исчезала.
Через лабораторию камнем, пущенным из пращи, пролетел миниатюрный флакончик. Ловко поймав его, Хулио выдернул пробку и второпях передал флакон Марысе. Девица отпила часть содержимого, скорчила жуткую гримасу – и поделилась зельем с изнемогающим Яцеком. От дальнего стола им кивал Теодор Равлик. Усач с удовольствием наблюдал, как краски возвращаются на бледные лица доноров.
Чем угостил сокурсников ученик Олора Дымношея, доцент не имел ни малейшего понятия. Оставалось надеяться, что не ядом.
– Стоп!
* * *
Властным пассом Кручек обрубил каналы «пуповин», закольцевав каждый на донора. Операция прошла с блеском. Боль исчезла, помощники-добровольцы вздохнули с облегчением – и зарделись от стыда. Им уже виделась гарпия, летящая вниз головой в бездну незачёта. И они сами – на краю обрыва, с лопнувшими веревками в руках.
Совесть – пристрастный судья.
– Всему курсу – продолжать работу. Кто закончил, повторите для закрепления. Сударыня, – доцент приблизился к Келене, – избранный вами пример впечатляет. Я, правда, не все смог оценить по достоинству… Но речь о другом. Третий аспект я желаю увидеть в вашем, и только вашем исполнении. Соразмеряйте цель и возможности. Плох тот маг, кто бьется лбом в Квадрат Опоры. Вы меня поняли?
Гарпия кивнула. Возбужденная, раскрасневшаяся, девчонка среди равных, она трижды за минуту успела изменить цвет оперения. Ты ведь завтра все забудешь, думал Кручек, глядя на нее. Нет, не забудешь. Отложишь ядрышко про запас, очистив от боли, счастья, потрясения… Так важно ли, что случилось в лаборатории? Если завтра расправится со вчера? – ободрав перья, уничтожив якорь…
Важно, отозвалась гарпия, застыв в ожидании. Потому что случилось. У нас на глазах, с нами, ради нас – случилось. Остальное – не для меня. В полет не берут лишнюю тяжесть. Но рано или поздно мне, усталой, понадобится место для отдыха. Подставишь ладонь?
Мы – очень разные, вздохнул доцент. Очень-очень. Мне не перелететь через эту пропасть. Я толстый и тяжелый. Я упаду.
Пропасть? – удивилась гарпия. – Где?
– Начинайте.
– Какая ценность осталась у меня, мастер?
Двусмысленность вопроса ввергла его в смущение.
