— Я тебе доверяю, — сказала она ласково. — Есть хочешь? Могу на кухню сбегать…
— Нет, — сказал Аннуби. Зашуршала одежда — прорицатель встал. — Сегодня я ужинаю с царем. Идем, Моргана, спустимся вместе.
Глава 13
День за днем пролетела весна, и наступило лето. Гуще стала зелень на склонах холмов, где паслись коровы и овцы, в долинах начали подниматься хлеба. Болота вокруг Тора огласило пение жаворонков и перекличка дроздов. Среди боярышника и вязов бродили олени в пантах, черноногие лисы подстерегали в папоротнике куропаток и фазанов, кабанихи украдкой выгоняли на лесные дорожки визжащий молодняк, в ручьях прыгала пятнистая форель, щука гуляла в глубоких бочагах.
Талиесин ждал Хариту в храме Спасителя-Бога.
Чтобы не сидеть без дела, он помогал странствующим монахам восстанавливать церковь. Столбы уже заменили, как и плетеные из лозняка стены, которые затем заново обмазали смесью соломы с глиной и побелили. Оставалось обновить крышу, чем и занимались теперь Давид с Талиесином — ходили на болото, резали сухой прошлогодний тростник, вязали снопы.
Работа была не тяжелая, и Талиесин успевал думать обо всем на свете: рассуждать об отдельных местах Давидовой философии или сочинять песни, которые он порой исполнял вслух к большому удовольствию обоих священников. Однако в конце концов мысли его всегда возвращались к кимрам, к тому, как те обживаются на новых местах. Харита все не приезжала, и надежда таяла с каждым днем, испарялась, как испаряются в зной капли серебристой росы.
— Вообще-то, — сказал он Давиду однажды утром, — я не собирался дожидаться так долго. Я нужен своим сородичам. Я сказал, что буду ждать… но я не могу больше. — Он взглянул на Тор, мглистый в утреннем свете, на стены и башни, бесформенным силуэтом застывшие на бело-золотом небе. — Она знает, что я жду, почему же она не едет?
— Может быть, все так, как она сказала, — мягко отвечал священник; он уже давно приметил растущее беспокойство Талиесина. — А возможно, есть другая причина.
— Моргана, — мрачно пробормотал Талиесин.
— Нет, я хотел сказать, может, ей не разрешают приехать.
— Зря я ей доверился. Надо было идти самому. Ладно, такую ошибку легко исправить. — Талиесин резко встал.
Давид взял его за плечо и усадил обратно.
— Сиди. Мы не знаем, в чем там дело. Давай я съезжу, разберусь…
Талиесин колебался.
— Поедем вместе.
— …вернусь и все тебе расскажу.
Талиесин все еще колебался.
— Да не собираюсь я ее отбивать, друид полоумный!
Талиесин покраснел.
— Ладно, я столько прождал, могу подождать еще немного.
Он оседлал коня и подвел священнику.
— Скоро вернусь, — пообещал тот, садясь в седло, и взмахнул поводьями.
Харита стояла у окна возле сидевшего на нем кречета и гладила его перышки, когда увидела, что к Тору по дамбе приближается всадник. Сердце ее забилось. Она следила за вороным, пока того не заслонил склон холма. Конь скакал галопом, и она поняла, что Талиесин приехал за ней.
«Нельзя, чтобы его видел Аваллах», — думала она, выбегая во двор перехватить юношу до того, как он войдет. Однако на вороном сидел не Талиесин.
— Давид, — воскликнула девушка, подбегая, — почему ты на коне Талиесина? Я сказала, что пошлю ему весточку. Зачем он вернулся?
— Госпожа моя, он никуда не уезжал! — в изумлении воскликнул священник.
— Как так? Я послала конюха Ранена с поручением. Я сказала ему…
Давид мягко покачал головой.
— Быть может, ты посылала Ранена, но доставила послание Моргана.
— Опять Моргана! Что она выдумала?
— Она сказала Талиесину, что ты не придешь. Он не захотел принять отказ из ее уст и ждет в храме, пока ты не скажешь ему все сама.
— Но меня держат взаперти, — торопливо объяснила она. — Аваллах против нашего союза, он не выпускает меня из замка. Я надеялась смягчить его сердце, но… — Она умоляюще взглянула на священника. — Он совсем пал духом?
— Нет, — успокоил Давид. — Ты же его знаешь.
— И все же я должна немедленно к нему ехать.
— Как? Если надо уговорить Аваллаха, я попробую за тебя попросить.
Харита покачала головой.
— Он непреклонен. Я это поняла.
— Отец любит тебя, Харита. Я вас помирю.
— Стал бы он из любви держать меня под замком? — По лицу священника она поняла, что права. — Думаю, не стал бы. Они с Морганой сговорились против меня, им дела нет до моего счастья. Со временем, — продолжала она, — отец может смягчиться, однако нехорошо, что меня тут держат против моей воли.
— Понимаю.
— Поможешь ли ты мне?
— Чем могу, но открыто и без обмана.
— Этого я и прошу, — сказала она. — Иди к нему и говори о чем хочешь, чтобы у меня было время собрать вещи.
— Ты хочешь ехать прямо сейчас?
— Да. Или я уеду сейчас, или уже не уеду никогда, — сказала она. — Побудешь у него и возвращайся в храм той же дорогой. Я буду ждать тебя за воротами. Не бойся, никто не увидит, что я уехала с тобой.
Священник кивнул и пошел во дворец. Харита прямиком побежала в свою комнату, взяла сундучок миртового дерева, поставила его на кровать и открыла, чтобы начать укладывать вещи, да так и застыла, глядя на откинутую крышку. «Нет, — решила она, — если я возьму свои вещи с собой, отец подумает, что я не намерена возвращаться. Нельзя убивать надежду или давать ему повод для ненависти».
Она взглянула на кречета, сидевшего на жердочке у окна.
— Идем, ясный мой, хоть ты будешь меня сопровождать, — сказала она, обматывая руку мягкой кожаной полоской. Потом взяла сокола и вышла из комнаты.
Талиесин увидел их издалека и бегом пустился навстречу, прямо по ручью, чтобы снять Хариту с конского крупа. Он обнял ее, закружил в объятиях, брызгая во все стороны водой. А перестав кружиться, поцеловал ее. Она зарылась лицом в его шею.
— Ой, Талиесин, мне так жаль. Моргана…
— Знаю, — выговорил он, снова ее целуя. — Но я сам виноват… И потом, теперь это неважно. Мы вместе!
Харита высвободилась.
— Я пришла сюда сама и если поеду с тобой, то тоже сама.
— Аваллах по-прежнему против нас?
Харита кивнула.
— Он неприступен. Со временем он может перемениться, но я не могу ждать так долго. Я приняла решение, Талиесин, если, конечно, ты по-прежнему этого хочешь.
Талиесин прижал ее к груди, потом взял за руку и повел к шалашу.
— Нам нельзя оставаться здесь, — сказал он. — Когда твое исчезновение заметят, тебя станут искать. К моим родичам тоже нельзя — туда отправятся в первую очередь.
— Куда же нам идти?
Тут вмешался Давид, который слез с лошади и стоял, глядя на них:
— Если хотите, я могу помочь.
— Ты знаешь, где нам укрыться?
— Да, — отвечал священник, — как вы знаете, я родом из Диведа, что за Хабренским заливом.
— Мы проходили Дивед по пути сюда, — заметил Талиесин. — Помню его.
— Да, конечно. Так вот, на северо-запад от старой крепости Иска есть небольшое поселение — когда-то там стоял вспомогательный гарнизон Города Легионов.
— А как зовется поселение?
— Маридун, — отвечал Давид. — Гарнизона давно нет, но стены остались. Жителей, конечно, меньше, чем в прежние времена, но город стоит у дороги, туда съезжаются торговать, а народ добрый и дружелюбный. У меня там родичи.
— Знаю это место. — Талиесин повернулся к Харите. — Я не повезу тебя туда, куда тебе не захочется, но, если ты не против, едем в Маридун и будем жить там, пока Аваллах не сменит гнев на милость.
Харита ответила:
— Я уже сказала, что еду с тобой. Отныне там, где ты, — и мой дом.
— Тогда в путь. — Талиесин повернулся к Давиду. — Обвенчаешь нас? Нам надо пожениться до исхода дня.
— Конечно. Сейчас я совершу над вами обряд, а потом буду всемерно уговаривать Аваллаха.
— Спасибо, брат. — Талиесин широко улыбнулся. — Сейчас мы изгнанники, радость моя, но, когда вернемся, будет пир на весь мир. Обещаю!
