меня с недоверием и нахмурился. Неужели ему и вправду не приходило в голову спорить с Мансуром?
– Он собрал нас под своим крылом и сделал все, чтобы моя жизнь и жизни каждого из нашей общины прошли не зря. Мансур поклялся освободить Аждарху. Ради этого я готов служить ему до последнего вдоха.
Одержимый встретил одержимого! Вся община жила единой целью – освободить от оков великого змеиного царя, служившего последнему каану Нарама. И Мансур виртуозно сыграл на этой одержимости.
– Так я и не прошу тебя предавать Мансура и идеалы вашего культа. Это мои люди сейчас рыщут в поисках твоей зазнобы и ее дочери. Я – одна из вас. И я так же, как и вы, стремлюсь освободить Аждарху. Прошу лишь об одном: накормить Аждарху столько же, сколько кормил Мансур. Я – его дочь и хочу быть для вас достойной своего отца. Он назвал меня следующим кааном Нарама. Разве могу я прятаться за спинами других?
Герш с сомнением вгляделся мне в глаза и ухмыльнулся.
– Красивые слова, Амаль Мансур, но под ними кроется ваша истинная цель. Хотите привязать Аждарху к себе?
Я хмыкнула и ухмыльнулась так же, как он.
– Ты все правильно истолковал. Мансур… скажем так, я не одобряю его кровавые методы и не хочу, чтобы Аждарха служил только ему. Отец слишком долго вынашивал идею возрождения Нарама и в горячке может навредить невинным людям. Я хочу контролировать змеиного царя так же, как и он, чтобы не допустить ненужного кровопролития.
Герш долго молчал, переваривая услышанное. Он колебался, я видела это.
– Я не могу… его приказ…
– Ты же не хочешь, чтобы Мансур узнал, что из общины сбежала ведьма, которой известно об Аждархе? – мягко поинтересовалась я, отметив, как сильно побледнел волхат.
– Я… я сам скажу ему, но сначала мы снова обыщем лес.
– Обыскивайте, а я тем временем отправлюсь к отцу и сообщу, что вы сами прогнали ее.
Герш задохнулся от возмущения.
– Так что? Через десять дней повторяем ритуал? – допытывалась я, растянув губы в милой улыбке. – И я даю вам время, чтобы отыскать беглянку. Мансур ничего не узнает, и ты по-прежнему останешься у него на хорошем счету. Уверена, верным соратникам он пожалует высокие должности в новом правительстве.
Герш сглотнул и уставился на меня с неприязнью. Еще один из тех, кто меня возненавидел. Всего лишь еще один.
– Вы недостойны своего великого отца, – наконец процедил он.
– В семье не без урода, – ответила я и беззастенчиво хохотнула.
Слепая вера Герша в Мансура забавляла меня до глубины души. Их великий глава подложил любимую женщину под другого мужчину, чтобы выдать своего ребенка за байстрючку воеводы, а после двадцать лет наблюдал за тем, как его дочь унижают. Воистину великие деяния! Хоть и во имя великой цели.
– Я буду ждать вас через десять дней. Можете взять с собой кого-то из своих прихлебал. После ритуала вам будет хуже, чем сегодня, но тащить вас на руках я больше не стану. Мне противно прикасаться к той, кто не доверяет собственному отцу.
– Можешь считать меня недостойной Мансура, наглой интриганкой, да хоть демоном из преисподней. Тебе нужен Аждарха, и мне нужен Аждарха. Мы на одной стороне. Хоть ты пока в это и не веришь.
И ведь он не верил. А я попросту не хотела крови. Больше никто не вынудит меня пролить ее больше, чем нужно. Пусть ненавидят и плюют мне вслед. Это я как-нибудь переживу.
* * *
Я рухнула на мраморный пол и больно ушибла правый бок. Мокрая одежда липла к коже, а холодный пот струйками стекал по спине. Сама не знаю, как сумела добраться до своих покоев в Адраме. Огненный коридор, по которому я едва переставляла ноги, показался бесконечно длинным и жарким, словно сама преисподняя.
– Эй, ты чего? – Голос Иглы, в котором мимолетно скользнуло беспокойство, помог мне удержаться в сознании. Комната кружилась и даже прыгала перед глазами, а пол вдруг показался периной, на которой хорошо бы прикорнуть хоть на минуточку. – Эти одержимые никогда мне не нравились. И ритуалы у них такие же ублюдские, как они сами.
С этими словами Игла с кряхтением помогла мне подняться и взвалила мою руку себе на плечо.
– Ты же вроде худая. Откуда столько веса? Костей в тебе, что ли, больше, чем нужно? – бубнила она, подтаскивая меня к кровати.
– Во мне много злости. Она тяжелая, – огрызнулась я.
– Ну тогда я попросту неподъемная. Злости во мне хоть отбавляй.
Игла со вздохом облегчения сгрузила меня на кровать и даже, ругаясь сквозь зубы, помогла разуться. А после устремилась к комоду и резко выдвинула ящик с лекарствами. Баночки жалобно звякнули, падая и перекатываясь. Игла схватила один из пузырьков и велела выпить. Знакомый вкус бодрящей настойки Гаяна отдался на языке едва уловимым привкусом кинзы. Я сморщилась, но осушила пузырек до дна.
Игла бесцеремонно уселась на кровать и подобрала под себя ноги. Благо, хотя бы догадалась сбросить сапоги.
– Я побывала в Даире и побродила по улицам. Сумела отыскать парочку прикормленных Мансуром попрошаек и выяснила, что город гудит от двух новостей. Первая: чуть меньше чем через месяц в Даир прибудет цесаревич. Он и проведет церемонию вступления в должность воеводы. Твой братец займет свое место уже законно.
– А почему прибудет цесаревич, а не император? – изумилась я.
– Поговаривают, тот совсем плох. Никогда еще старик-император не отправлял вместо себя сына. Он жаден до власти и ни с кем ее не делит. Значит, попросту не способен приехать сам. Нам было бы на руку, если бы он скопытился по дороге. Желательно, со всеми своими детишками.
– А вторая новость?
– Айдан впечатлился смертью дружка-наместника и отправил в Вароссу десяток своих воинов. Как пить дать он уверен, что это твоих рук дело, и надеется поймать тебя там.
Сказав это, Игла посмотрела на меня чуть ли не… восторженно! Я не хотела, чтобы она знала о выходке, которую мы провернули вместе с Эрдэнэ и кадаром, но, как назло, она навестила меня утром и застала… то, что застала. Сидя на полу, я напивалась, как последний пьянчуга, только бы забыть о прошедшей ночи, об убийствах прислуги и беркутов Михеля, о продажной девке, скачущей на наместнике, о его перерезанном горле и моей позорной слабости. Я терла руки и рыдала, как белуга. Уж не знаю, слышали ли солдаты за дверьми мой сдавленный вой, но никто, кроме Иглы, в покои не сунулся. И тогда я все ей