И он снова меня поцеловал, да так, что я едва не задохнулась. Деваться мне было некуда, а потому я разлепила непослушные губы, выдохнула:
— Как скажешь, Ерша.
Кольцо его рук сразу разжалось.
— Пойдем, жена.
Голос у него был страсть какой довольный. Мне вдруг стало смешно. Нет, ну точно дите малое — я самую малость отступила назад, а он уже и рад, точно крепость взял, да немалую.
На следующее утро я уже жила в горнице Ерши как его жена. Покой оказался большим, в два раза больше того, где проживали мы с Аранией. Тут даже имелась перегородка, что отделяла закуток, шедший от печки. Окон было целых три, и над крайним я укрепила березовую ветвь, принесенную из покоев королевишны.
В светелку Арании Ерша по моей просьбе отнес другой оберег, взятый от храма Киримети.
Всем жильцам и их женам было объявлено, что я Триша, да не та — не родственница Арании, а приехавшая из дальней деревни дочь умершего на королевской службе жильца Добуты Варятича. Жильцовские женки кланялись мне теперь низко, в пояс. И кликали с почтением, по отчеству — Триша Добутовна. Думаю, что больше из-за мужа, чем из-за отца.
Те четверо жильцов, что побывали в покое королевишны, молчали, храня мою тайну.
Рассказать правду Арании Ерша мне не позволил, сказав, что время для этого ещё не пришло. Из-за этого первые дни пришлось просидеть в горнице безвылазно, спешно сметывая новые платья — потому что старые, подаренные Морисланой, Арания могла узнать. Ради такого дела Ерша сам сходил на Девичий ряд и набрал для меня отрезов, принеся их в охапке, как поленья.
А ещё он купил ожерелье и серьги зеленого камня, того самого, что с Урьих гор. Принес, сунул мне в руку и пробормотал, что к моим зеленым глазам они точно подойдут.
После чего тут же убежал по своим делам.
Сестре моей Арании объявили, что я спешно уехала домой, в родную деревню, забрав свои вещи. Та удивилась, но поскольку новость объявил ей не кто-нибудь, а сам король, вызвав сестрицу к себе, приняла всё молча.
Насчет того, что произошло в покоях королевишны, муж велел молчать. Я и так не стала бы трепать языком — у травниц многие тайны хранятся как за семью замками, никогда на белый свет не выходя. Но понять, почему Ерша и король так желают скрыть от людей измену цорсельцев, не могла.
Как-то раз, измучившись мыслями, я спросила мужа об этом прямо. Случилось это вечером, когда Ерша вернулся после своих дел и уже хлебал холодные летние щи, скинув рубаху и примостившись за столом в одних штанах.
Ответом на мой вопрос стал усталый взгляд, а потом и вздох.
— И чего тебе неймется, Триша? Или в постели тебя мало утомляю, вот тебе и лезут разные думки в голову?
— Что ты! — Вскинулась я.
— Сиди. — Осадил он. — Так и быть, скажу. Нужны нам цорсельцы. Как пугало для верчей. Помнишь, что Терен говорил Зоряне?
Я кивнула. Как не помнить — прислужник Ерисланы грозил королевишне тем, что короля сместят.
— Негоже королевству Положскому опять на верчества распадаться, как в былые времена. — Ерша нахмурил брови. — Врагов у нас немало, поодиночке от них не отбиться. Стало быть, нужно верчей чем-то в страхе держать. И опять-таки — зрение к королевичу вернулось.
Об этом я уже знала, поэтому молча кивнула.
— Но видит он не слишком хорошо. И посадить его на трон будет делом нелегким. Матушку твою убили, а она была единственной, кто в ту ночь во дворце все видел своими глазами. Парафена память потеряла, да и кто она — прислужница, нянька… Морислане верчи поверили бы сразу, выйди она перед ними и поклянись страшной клятвой, что королевич жив, что в ту ночь он спасся. Поэтому, думаю, её и убили.
Светлых дней тебе в чертоге норвинской Трарин, матушка, подумала я. Обида на мать у меня давно прошла, развеявшись дымом по ветру. Умом я понимала, что Морислана меня когда-то пожалела, не бросив в лесу, как это положено у норвинов. А вместо того пристроив в надежные руки.
Правда, она и это обставила, как милость, и сумела выторговать за меня горшок приворотного. И тут все дело к пользе своей обратила, не зря норвины называли её мудрой.
— Поэтому королю пришлось обратится к ведьмам из Ведьмастерия, чтобы те рассказали верчам о выжившем королевиче. И поклялись. Ведьмы взамен попросили себе места у трона, чтобы находится при короле неотлучно. И чтобы советами их не брезговали. Не хотелось королю на это соглашаться, но пришлось. Однако даже после этого трон под королевичем будет шататься — слишком много лет его прятали, чтобы от убийц уберечь и верчей его немочью не испугать. А потому сомнения, истинный ли он, останутся навсегда.
Ерша замолчал и добрал из миски последние ложки щей. Смел со стола крошки, упавшие с ломтя хлеба, неспешно забросил их в рот.
У меня потеплело на сердце — до того родные были у Ерши повадки, бережливые. Ох и разумно я поступила тогда, когда оженила его на себе.
А выйди я замуж за Согерда, сейчас бы в тереме с его маменькой лаялась. Да любовалась, как прыщавый верчев сын с золотого блюда золотой ложицей сладкую кашу хлебает, лицо перекосив. И думать о таком не хочется.
Ерша, конечно, и без меня бы не пропал. Рано или поздно оженила бы его на себе какая-нибудь разумница. Сначала опоив приворотным.
Пока я в тех думках плавала, Ерша глянул в упор, спросил:
— Ты устала, что ли, Триша? Вон глаза какие — прижмуренные, как будто спишь наяву.
— Ты от беседы не увиливай. — Я тряхнула головой, села попрямей. — С королевичем-то понятно, возвращать его будут. А с Зоряной что будет? И почему из-за этого измену цорсельскую скрывают?
Ерша отставил миску, глянул на меня через стол, уперев по своему обычаю одну руку в колено ноги.
— Зоряна выйдет замуж за цорсельца и отправится в Зайт. Муж её, цорсельский королевич, станет для наших верчей пугалом. Чтоб знали — как только помрет королевич Градень, Зоряна вернется в Чистоград. Да не одна, а с супругом, и по праву потребует себе трон. Пусть верчи чувствуют за своей спиной дыхание Цорселя, чтобы оно гнало их туда, куда нужно нам и Положью. А правда про цорсельцев замарает и саму Зоряну, и всю королевскую семью.
Чего мы допустить никак не можем.
Он выдохнул, вскочил с лавки, обошел стол.
— А теперь хватит о делах королевских беседовать. Я устал, ты притомилась — самое время почивать.
Он сгреб меня в охапку и понес, не слушая, что я ему говорю. А говорила я важное, о том, что надо бы съездить нам вдвоем в деревню к бабке Мироне, навестить её.
К Мироне мы, конечно, съездили. Как только Ерша отвез в Зеленый Дол королевское семейство — жару летнюю в лесах положских пересидеть…
