Ознакомительная версия.
Голос аввы был недовольным и ленивым. Архидиакон хотел и дальше притворяться спящим, как вдруг непонятная тревога заставила его открыть глаза.
– Дамиан, оглянись, – устало сказал авва и показал рукой на столб, к которому был привязан певчий. И тут Дамиан понял, что его беспокоило с того момента, как он проснулся – он не слышал дыхания послушника! Неужели, умер? Это было бы подло с его стороны…
Архидиакон вскочил и увидел, что у столба просто никого нет. Колдун. Это колдун, он приходил ночью, он забрал с собой своего выкормыша! Ноги подогнулись, и Дамиан опустился обратно на постель.
Кристалл!
Но авва уже поднялся и подошел к столу, накрыв кристалл ладонью.
– Слава Богу, на этот раз он не забрал его с собой, – пробормотал игумен, – нет, Дамиан, ты в последнее время перестал радовать меня своим умом и предусмотрительностью.
– Это колдун, – угрюмо ответил Дамиан.
Авва посмотрел на него сверху вниз, словно на неразумное дитя, подошел к столбу и поднял с пола разрезанные ножом веревки. А потом толкнул вперед незапертую дверь.
– Да ты совсем ум потерял, – покачал он головой, – это не колдун, мой милый. Это – Златояр. Только у Златояра есть люди, которые могут бесшумно открыть дверь, и потихоньку снять наружную охрану. Выйди, посмотри, может быть, твои дружники еще живы?
Отец-настоятель с силой захлопнул двери и сел за стол, снова накрыв кристалл ладонью:
– Я думаю, не стоит тратить силы на то, чтобы изловить щенка. Пусть его. Зачем нам ссорится с князем по пустякам?
– По пустякам? – взорвался вдруг Дамиан, – авва, ты меня удивляешь! Да завтра половина послушников поснимают кресты и разбегутся из обители в разные стороны!
– Нет, Дамиан. Не разбегутся. Чем они будут жить? Этот юноша никогда не останется голодным, а кому нужны никчемные, ничего не умеющие монахи? Нет, они не разбегутся.
– Я поеду к князю, – мрачно ответил на это Дамиан.
– Ну, съезди. Постучись в запертые ворота – тебе их даже не откроют. Я пока буду собираться.
– Авва… Дай мне кристалл. Скоро взойдет солнце, и я буду говорить с князем совсем по-другому.
– Нет, Дамиан. Это глупо и недальновидно. Я давал согласие только на Пельский торг, и лишь потому, что никто из поселян не понесет в Новгород весть о том, какая сила нам принадлежит.
Внутри у архидиакона и так кипело раздражение, а этот высокомерный отказ и вовсе вывел его из себя.
– Авва, дай мне кристалл, – повторил он угрожающе, – он принадлежит не только тебе. Или ты хочешь, чтобы я забрал его силой?
Игумен вскинул глаза, и нехороший огонек в них заставил архидиакона поморщиться.
– Ты угрожаешь мне, Дамиан? – с улыбкой спросил авва.
– Нас двое здесь, – вздохнул архидиакон, – давай не будем выносить сор из избы. Дай мне кристалл, и…
Дверь с шумом распахнулась, и, пригнувшись под притолоку, в избу зашел брат Авда. Дамиану оглянулся к двери: ему показалось, что Авда нарочно стоял под дверью, подслушивая их разговор. И его шумных шагов по лестнице на крыльцо тоже никто не слышал.
– Там наши на снегу лежат, – сказал он и внимательно посмотрел на лица отцов обители.
– Авда, выйди вон. Займись дружниками, – сухо бросил ему архидиакон.
Но неожиданно Авда не выполнил приказа, захлопнул дверь и выпрямил плечи, словно встал на страже у входа.
– Авда, ты слышал меня? Выйди вон! – Дамиан оскалился и приподнялся.
Дружник не шелохнулся. Его клобук, как всегда задвинутый на затылок, обнажал белый лоб и тенью падал на щеки, и Дамиан снова поразился, как его лицо похоже на выбеленный временем череп. Мертвец. Еще один мертвец! И щеки его никогда не румянит мороз, и руки его холодны и тверды, и, наверное, в груди его не бьется сердце. Мертвецы! Кругом одни мертвецы!
Ему вдруг захотелось вырваться из избы, к людям, к свежему зимнему воздуху! Или Лусской торг весь населен мертвецами? И хлопают дверьми, и набирают воду из колодцев мертвецы?
Это истерика, непозволительная истерика. Дамиан взял себя в руки и оценил ситуацию трезво. В противостоянии его и аввы Авда всегда займет сторону игумена. Не надо обольщаться и убеждать себя в его преданности. Что ж, надо признать верх за отцом-настоятелем. А остальные дружники? Кого послушают они?
Они послушают Авду – сказал ему внутренний голос. Ворон ворону глаз не выклюет. Все они – вороны, только и ждущие момента, когда можно будет начать клевать Дамиана.
Дамиан поднялся и начал одеваться.
– Поедешь со мной к князю, – бросил он дружнику, – постучимся в ворота, которых нам никто не откроет.
* * *
Лешек долго бродил по терему в поисках выхода – в отличие от братии, дружина князя ложилась и просыпалась поздно, терем спал, и во дворе никого не было видно, кроме одной девчушки у колодца. Он прихватил у входа чей-то полушубок – день обещал быть морозным. Хорошо, что он не снял сапоги в доме у Невзора – сейчас бы ему пришлось намного трудней.
Калитка закрывалась изнутри на засов, так же, как в монастыре. Ее охраняли – в башенке над воротами горели свечи. Но, судя по всему, охранники спали на посту, иначе бы свечи давно погасили – солнце заглядывало во двор князя и играло на снегу радужными искрами. Лешек вышел на берег Выги, никем не замеченный. Коня он взять без разрешения не посмел.
К торгу вели два пути: один по льду Выги, другой – через лес, пересекая Луссу. Лешек всмотрелся в даль ледяной дороги, и увидел всадников, спешащих ему навстречу: наверняка, это Дамиан, едет к князю требовать назад своего пленника. Интересно, он взял с собой кристалл? Лешек благоразумно свернул на лесную дорогу и зашагал вперед. Никому не придет в голову его искать, всем очевидно, что он прячется в княжеском тереме. Но на всякий случай, он всегда сможет свернуть в лес, и не слишком наследить при этом.
Три версты Лешек прошел, не запыхавшись, не более чем за полчаса. У него не было никакого плана, по дороге он ничего придумать так и не сумел и надеялся на удачу. Удача – знак судьбы, если он прав – ему повезет. Удача сопутствовала ему всю дорогу, с тех пор, как он вышел за ворота монастыря, и изменила только у Невзора. А Лешек не сомневался в том, что прав.
Народу на улицах села было немало – в субботу здесь собирался торг, не только сельчане, но и окрестные жители приезжали торговать. Лешек пробрался к постоялому двору сквозь толпу – его никто не заметит. В таком шуме и толчее, да еще и поменяв свой полушубок на чужой, он пройдет куда захочет, и ни один монах ничего не заподозрит.
Изба, где ночевали авва с Дамианом, стояла сразу за постоялым двором, и поблизости монахов не наблюдалось, хотя у коновязи стояли две лошади, и снег у входа был примят: Лешек вспомнил неподвижные тела оглушенных дружников, пошарил вокруг и выдернул из снега копье. Что ж, это лучше, чем ничего. Он крадучись поднялся на крыльцо, прислушался, но никаких голосов за дверью не услышал. Он приоткрыл двери и тут же наткнулся глазами на авву, сидящего за столом с ложкой в руках – игумен завтракал в одиночестве. Лешек, привыкший видеть его на праздничных службах, в сверкающей ризе и камилавке, на секунду замер: перед ним сидел сгорбленный старик, неопрятный и серый, со всклокоченной бородой и круглой лысиной на макушке – в нем не было ни величия, ни внушающей уважение уверенности, ни присущей авве неспешности в словах и движениях. Ел игумен торопливо и жадно, будто боялся, что кто-то застанет его за этим занятием.
Ознакомительная версия.
