Ознакомительная версия.
– Хорошо, что Джина меня сейчас не видит… – пробормотал я, смерив себя недовольным взглядом, и отошел от окна в стене, ведущей в зазеркальный мир.
Затем последовали минуты блаженства в медицинском регенерационном кресле. Мы становимся рабами современной жизни, а продвинутая медицина является одним из столпов нашей цивилизации. Впрочем, как и все в нашей жизни, медицина – это обычная приманка на ловушке современности, задача которой, как и у остальной цивилизационной шелухи, привязать к себе человека. Ведь и медицину мы начинаем ценить опять же только в одном случае – когда ее лишены. Вот так, очень ненавязчиво, мы и растворяемся в этом мире…
Когда кресло пикнуло, сигнализируя о том, что мой организм приведен в норму, я уже почти уснул. Встав, добредя до ванной комнаты и с удовольствием еще разок почистив зубы, я дополз до кровати, упал в нее, как в озеро блаженства, и крепко заснул. До самого утра меня никто так и не побеспокоил.
– Это финиш. Вот и приплыли… – протянул я, горестно глядя в зачетку.
Из воспоминаний бывшего студента, ныне мичмана флота по кличке Студент, проходящего срочную службу на атомной подводной лодкеУтренний офис для огромного количества современных людей – привычное и обыденное явление. Я же, к своему величайшему счастью и к сочувственному сожалению серьезных родственников, никогда долго не работал на одном месте. Вернее, не так – мое рабочее место никогда постоянно не находилось на одном и том же месте, простите за тавтологию. Обычно с утра у меня находится масса важных дел вне стен офиса, и в контору к ребятам я подтягиваюсь ближе к обеду. А тут, в связи с монгольскими событиями, пришлось появиться на рабочем месте с раннего утра – за это я был вознагражден помятым видом заспанных и похмельных физиономий одноклассников.
– Не спать! – сразу заорал я, переступив порог офиса и увидев полусонных приятелей-предпринимателей.
– Тим… – только и смог страдальчески выдавить из себя Саня, мучимый похмельем.
– Какой ты резвый, как молодой козлик… – недовольно буркнул Дима, тоже не очень радостный от своего утреннего самочувствия.
– Физкультурой надо заниматься, вести подвижный образ жизни, – энергично шагая по офисной комнате, начал читать я лекцию. – С утра зарядку делать, обливаться холодной водицей…
– Вот мы тебя и обольем холодненьким, – лениво попробовал Дмитрий мне пригрозить, но, увидев мою бодрую готовность, выражаясь языком политзаключенных, к любому кипежу, кроме голодовки, сбавил обороты: – Но не сейчас, хватит того, что о нас зулусский барон думает. Еще и перед монгольской делегацией опозоримся…
– Тим, ну не мельтеши перед глазами, а? – взмолился Саня, страдальчески скривив похмельное лицо, и я сжалился, усевшись на умирающий стул.
– Если монголы не придут, то для него достойное место уже, надеюсь, найдено? – спросил я Диму, мотнув головой в сторону центра офисной комнаты, где со вчерашнего дня так и осталось лежать драконье седло, которое мои одноклассники не рискнули даже передвинуть куда-нибудь.
– Не надо о грустном, – взмолился Саня, страдальчески возведя глаза к потолку.
– Это тебе сейчас грустно, – начал успокаивать я друга. – А дальше всего пару лет будет все грустнее и грустнее, зато потом – очень смешно станет, когда будешь на свое сегодняшнее фото смотреть. Обещаю! Кстати, неплохо бы сейчас сфотографироваться, обнажив торс. Ах да, извиняюсь, забыл – у вас же нет торсов, одни пуза…
Так мы препирались еще минут двадцать, и к десяти часам, уж не знаю, при помощи кофе, разговоров или невзначай появившегося на столе пива, похмелье ребяток отпустило и они стали выглядеть значительно веселее.
Ровно в десять утра дверь офиса открылась и на пороге, прервав нашу развернувшуюся полемику о том, как должен выглядеть живот современного мужчины и что означает слово «пресс», появился монгольский детектив. Едигей застыл на пороге, уставившись на седло, лежащее на полу в центре офисной комнаты, и на его лице, хоть и напоминающем вырезанную из камня маску, поочередно промелькнули выражения сначала удивления, потом ужаса, а под конец истинного восхищения.
– В жизни оно еще прекраснее, чем на картинке мобильника, – восхищенно сказал монгол, не отрывая взгляда от кожаной сбруи. – И вызывает ужас, как настоящая реликвия Чингисхана!
– Э-э-э… – выдавил из себя я и не нашел ничего лучшего, чем с умным видом ляпнуть: – Да!
– Тим-джисталкер! Я рад, что по книге судеб было суждено пересечься нашим путям, – витиевато выразился монгольский детектив и склонил голову, прижав ладонь к груди.
Приятели-предприниматели замерли в восхищенном удивлении, внимая гладкой речи сына степи, и я тоже поклонился, приложив руку к груди.
– Пришлось лететь в Монголию и пройтись с просьбой по всему своему роду, облететь сотни стойбищ – но я привез деньги! – гордо сказал Едигей, вызвав у меня неконтролируемый приступ стыда. Вчера я вовсе не хотел так осложнять жизнь симпатичному монголу – не иначе вредное седло тут приложилось. – Но эта вещь стоила того!
– Не ожидал, восхищен предприимчивостью, – пробормотал я смущенно.
После этого Едигей гордо посмотрел на меня, оглянулся и махнул рукой. В комнату начали заходить монголы. Сначала я ничего не понял – каждый вносил небольшой тяжелый мешочек, клал его на пол и выходил из комнаты, уступая свое место следующему монголу. Между входящими и выходящими узкоглазыми ребятами я не видел никакой разницы, как между клонированными овечками. Через пять минут рядом с седлом возвышалась куча кожаных мешков, каждый из которых был размером примерно с заварочный чайник. Когда процедура вноса мешочков закончилась, мы с Едигеем посмотрели друг другу в глаза. Мой взгляд выражал абсолютное недоумение, а взгляд монгола был полон гордости за отлично выполненную работу. Мне эта сцена больше всего напомнила древнюю легенду о камнях и Чингисхане, только роль булыжников сейчас играли кожаные мешочки, а Едигей, в отличие от Тимучина, радостно лыбился и с этими аксессуарами разговаривать не желал.
– И что это? – первым нарушил молчание я.
– Где? – удивился Едигей.
– Только что – что это было? – Я закипел то ли от собственной глупости, то ли от сюрреализма создавшейся ситуации.
– Где? – еще сильнее удивился монгол и почему-то принялся оглядываться.
– Вот это – что?! – не выдержав, почти проорал я, показывая пальцами на гору мешков, которая была выше огромного драконьего седла.
– А! – моментально успокоился Едигей и гордо произнес: – Это сто тысяч еврази!
Ознакомительная версия.
