— Больше я к тебе не приду, — бросила она. — После сегодняшней ночи в этом не будет нужды.
В одежде, которой снабдил ее Лони, — черных облегающих штанах, белой рубашке и кожаном, идеально подогнанном жилете, — Магьер было гораздо проще двигаться, чем в длинном, с пышными складками платье. В добавление к этому эльф предложил позвать служанку, и та расчесала волосы Магьер и кожаным ремешком стянула их на затылке в тугой конский хвост. Такая прическа оказалась намного удобнее, чем коса.
В предложении Лони не было и следа фамильярности, скорее уж это был его посильный вклад в то, что Магьер собиралась сделать для Миишки, поступок даже не друга, а союзника. Одевшись, Магьер по привычке хотела спрятать амулеты под рубашку, но передумала и оставила их на виду. Быть может, топаз предупредит ее о приближении врага.
Солнце только что зашло, когда Магьер шла по улицам Миишки, возвращаясь домой. Кожаный доспех ждал ее в «Морском льве». Если не считать этого, она была целиком и полностью готова ко всему, что ей предстояло встретить. Когда-нибудь она все же сумеет смириться со своим прошлым, с прошлым, которое так долго и прочно старалась забыть.
На окнах всех домов, мимо которых проходила Магьер, висели связки чеснока. Сколько раз до того доводилось ей идти через деревни, все окна в которых были увешаны подобными связками, порой даже вместе с цветками и листьями чеснока.
Чего же она ищет — искупления или прощения? Перед кем или от кого? И почему ей, в отличие от Лисила, даже не пришло в голову бежать?
Улица была пуста и безлюдна. В те годы, когда Магьер на пару с Лисилом изображала «охотницу на вампиров», перед их «представлением» тоже пустели улицы. Те, у кого не хватило духу участвовать в сражении, не скрывая страха, прятались в своих домах. Магьер не могла их за это винить. Дойдя до «Морского льва», она свернула за угол таверны и направилась к двери черного хода. Дверь была распахнула настежь, и из проема лился неяркий свет.
На кухонном столе лежало, неестественно вытянувшись, тело Брендена. Мертвого омыли, одели в чистое — зеленую рубашку, темные неброские штаны и ярко начищенные сапоги. Высокий ворот рубашки прикрывал его горло. Около стола сидел на табурете Лисил, вымачивал арбалетные болты в ведре с коричневой водой. Двигался он медленно, точно каждое движение причиняло ему нестерпимую боль. Повязки на груди растянулись и заметно обвисли.
— Тебе надо лежать, — с порога сказала Магьер.
Лисил выдавил усмешку:
— Даже спорить с тобой не стал бы, но у нас впереди очень долгая ночь.
Магьер подошла ближе, остановилась у стола, глядя на закрытые глаза Брендена.
— Он как будто заснул, — сказала она, — точно чистил картошку для дружеской пирушки и так утомился, что решил вздремнуть прямо на столе.
Ей некогда было оплакать Брендена, как того требуют обычаи, но и пройти мимо кузнеца, погруженного в вечный сон, оказалось невозможно.
— Знаю, — отозвался Лисил. — Вместе со мной тут работало около десятка горожан, и я все старался не замечать, что он лежит совсем рядом, но потом они разошлись по местам, и какое-то время мы были наедине — я и Бренден. Помнится, я даже говорил с ним, упрекал, что он тут дрыхнет, а дел по горло. Глупо, да?
Магьер коснулась ладонью окоченевшего плеча Брендена.
— Вовсе нет. Знаешь, я ведь даже не поблагодарила его за то, что он вынес меня из туннеля.
— Он и не ждал благодарности, во всяком случае, не от нас.
Все горшки и кастрюли на кухне были в беспорядке. Одни уже пустые, а другие с чесночной водой. Магьер вздохнула:
— Мне нужно надеть доспех. Мы готовы?
— Думаю, что да. Кстати, под конюшней, что напротив нашего дома, оказался потайной погреб. Мы спрятали туда Розу и других детишек — сколько уместилось.
— Что ж, отлично, а ты сам где будешь?
— С Карлином и нашими, с позволения сказать, лучниками. Когда начнется драка, нужно будет давать им направление.
Магьер широко раскрыла глаза:
— Лисил, да ведь ты едва на ногах держишься!
— Вытерплю как-нибудь. Калеб дал мне пожевать какой-то вонючей коры, которая снимает боль. Вкус у нее еще омерзительней, чем запах, но несколько часов я как-нибудь продержусь.
Здравый смысл упорно твердил Магьер, что надо незаметно подкрасться к Лисилу, оглушить его и спрятать в конюшне вместе с Розой и другими детишками. И тем не менее полуэльф был прав. Кто-то должен будет давать направление горе-лучникам, а еще — поднимать боевой дух, если что-то пойдет не так. Наверняка ведь, завидев Рашеда, половина горожан тут же пустится наутек.
Лисил держится так хладнокровно, и потом, он уже так много сил вложил в подготовку к сражению.
— Будь осторожен, — просто сказала она.
— Ты тоже.
* * *
Проснувшись, Рашед сразу ощутил, что солнце зашло уже давно. Он ощущал под собой неуютно твердый пол трюма. Рашед повернулся на бок и сел. В трюме он был один.
— Тиша! — Мгновенно проснувшись, он вскочил на ноги. И уже громче позвал: — Тиша!
Выбравшись через люк на палубу шхуны, Рашед попытался мыслью найти Тишу. Он никогда не умел находить мыслями себе подобных, кроме, разве что, своего брата Парко, но все же попытался. Ответом ему был только глухой шум поглощенного своей жизнью леса.
Забыв об осторожности, Рашед одним прыжком соскочил на берег и закричал во все горло, уже не заботясь о том, что его могут услышать:
— Тиша!
— Она ушла, — прозвучал совсем близко бесплотный шепот.
Рядом с Рашедом возник из воздуха Эдван. Хотя Рашед и испытывал безотчетную жалость к призраку, он терпеть не мог, когда обстоятельства принуждали его беседовать с покойным мужем Тиши. Сейчас, однако, тревога оказалась сильнее личных предпочтений.
— Куда? — спросил он отрывисто.
— В город, защищать тебя, — прошипел Эдван с неприкрытой ненавистью. Губы на почти отрубленной голове призрака искривились в ужасающей горькой ухмылке.
Точно ледяная молния пронзила Рашеда. Он не сообразил, что это — самый обыкновенный страх.
— Почему ты не остановил ее? — гневно спросил он.
— Остановил? Я? — Призрачное лицо Эдвана окаменело, но не из-за недостатка чувств, а из-за переполнявшей его ненависти. — Она слушает только тебя, видит только тебя, и нужен ей только ты. Разве видел ты, чтоб ее хоть на минутку опечалил уход Крысеныша?
Рашед хотел огрызнуться, но смолчал, проникшись вдруг состраданием к призраку. Он с самого начала сожалел о том, что Кориш велел отрубить голову беззащитному парню, однако сейчас подобные сантименты были не ко времени, главное — спасти Тишу.
