Робин Маккинли - Меч королевы

Робин Маккинли – автор многих бестселлеров в жанре фэнтези и обладательница многих наград и литературных премий. Роман «Меч королевы» в 1983 году получил премию Джона Ньюбери – награду ассоциации детских библиотек США.

Робин Маккинли по праву называют продолжательницей лучших традиций фэнтези, заложенных такими титанами, как К.С. Льюис, Дж Р.Р. Толкиен и Урсула Ле Руин.

Она хмуро разглядывала стакан с апельсиновым соком. Подумать только, ведь поначалу, сразу по приезде, ее переполнял восторг от мысли, что можно пить свежий апельсиновый сок каждый день. Неужели с тех пор прошло всего три месяца? Но она ведь сама настраивала себя на то, чтобы побольше восторгаться. Этой стране предстояло стать ее домом, и ей страшно хотелось полюбить его, проявить благодарность – вести себя хорошо, чтобы брат ею гордился, а сэр Чарльз и леди Амелия не пожалели о своей щедрости.

По словам леди Амелии, сады – лучшие сады в стране – росли всего в нескольких днях пути на юго-запад от форта, и большая часть апельсинов, которые она видела дома, до своего переезда сюда, происходила, скорее всего, именно из этих садов. Плоскую пустынную равнину за Резиденцией оживляли лишь несколько пятен жесткой травы да низкорослые кусты песчаного оттенка, вскоре исчезавшие у подножия черных и медно-коричневых гор. Глядя на них, трудно было поверить в апельсиновые рощи.

Но свежий апельсиновый сок здесь подавали каждый день.

По утрам она первой спускалась к столу, и леди Амелия с сэром Чарльзом ласково поддразнивали ее по поводу здорового аппетита юности. Но не голод выгонял ее из постели в такую рань. Она проводила дни в праздности и потому всю ночь не могла заснуть и к рассвету с нетерпением ждала прихода горничной. Та приносила чашку чая и раздвигала занавески на высоких окнах. К этому времени она часто уже успевала встать и, одетая, сидела у окна, глядя на горы. Окно спальни выходило на ту же сторону, что и утренняя столовая. Слуги любили ее, поскольку она редко задавала им лишнюю работу. Но чтобы леди вставала в такую рань да еще и самостоятельно одевалась? Безусловно, это считали безобидным чудачеством. Конечно, многое можно было списать на происхождение из обедневшего рода, но теперь-то она жила в прекрасном доме, а хозяин с хозяйкой, за отсутствием собственных детей, потакали ей во всем. Могла бы приложить чуть больше усилий и приноровиться к столь приятному существованию.

Она честно пыталась. Она знала, какие мысли скрываются за взглядами слуг, – ей доводилось иметь дело со слугами. Но она приспосабливалась к новой жизни настолько, насколько позволял ее энергичный дух. Ведь могла бы визжать, молотить кулаками в стены или перелезть через низкий подоконник в своей комнате, спуститься на землю по шпалерам плюща (особого плюща, устойчивого к пустынной жаре, специально выведенного и ежедневно тщательно поливаемого сэром Чарльзом) и убежать в горы. Но она изо всех сил старалась быть паинькой. Поэтому всего лишь первой спускалась к завтраку.

Сэр Чарльз и леди Амелия относились к ней исключительно ласково, и, проведя несколько недель в новом доме, она от души полюбила их. Великодушие этой четы поистине не знало границ. Когда год назад умер отец, Ричард, совсем молодой военный адъютант, оказался обременен незамужней сестрой и майоратом. Он изложил сэру Чарльзу свои трудности и попросил совета. (Крайне унизительно было выслушивать это все от Ричарда, желавшего убедиться, что сестра понимает, насколько она обязана этим прекрасным людям.) Сэр Чарльз с женой сказали, что будут счастливы предложить ей жить у них. Ричард на радостях не стал долго думать об уместности такого подарка судьбы, а тут же написал ей, мол, «давай сюда». Он не добавил открытым текстом «и веди себя прилично», но это подразумевалось само собой.

Выбора у нее не оставалось. Отец еще пять лет назад, когда умерла мама, объяснил, что приданого ей не видать. Те немногие деньги, что у них были, однозначно отходили старшему сыну.

– Не то чтобы Дикки стал обходиться с тобой плохо, – добавил отец с легкой улыбкой, – но, по-моему, при твоем характере лучше узнавать неприятные обстоятельства как можно раньше, чтобы успеть смириться с неизбежным. Зависеть от брата тебе понравится еще меньше, чем зависеть от меня.

Отец побарабанил пальцами по столу. Невысказанная мысль безмолвно легла между ними и не нуждалась в словах: замужество ей не грозит. Она была гордая. А не была бы сама, за нее гордились бы родители. Но дурнушки-бесприданницы голубых кровей не очень ценятся на брачном рынке – особенно когда голубизна крови подпорчена сомнительной прабабушкой с материнской стороны. В чем именно заключалась сомнительность, Харри толком не знала. В детстве она была, как водится у малышей, слишком занята собой, так что спрашивать в голову не приходило. Не испытывала она такого желания и позже, проникшись безразличием к равнодушному обществу.

Долгое путешествие морем на восток на борту «Сесилии» не баловало ее обилием событий. Харри практически сразу освоилась на воде и подружилась с дамой средних лет, также путешествовавшей в одиночку. Та не задавала личных вопросов, свободно одалживала юной спутнице книги и обсуждала с ней прочитанное. Девушка позволила сознанию отключиться и читала романы, нежилась на солнце, прогуливалась по палубам и не думала ни о прошлом, ни о будущем.

Они без приключений пристали в Стзаре, и, ступив на берег, Харри обнаружила, что земля под ногами странно покачивается. Ричард получил месячный отпуск, чтобы встретить сестру и проводить на север к новому дому. Он выглядел моложе, чем она ожидала. Брат отбыл за море три года назад и с тех пор дома не появлялся. При встрече он держался ласково, но настороженно, – похоже, у них осталось мало общего. «Чему удивляться, – подумала она с грустью, – с тех пор, как мы целыми днями играли вместе, много воды утекло. А это было еще до того, как Дикки отослали в школу. Теперь, когда ему надо думать о карьере, я стала для него обузой. Но как здорово было бы с ним дружить». Когда сестра насела на него в надежде получить хоть какое-то представление о том, чего ей следует ждать от новой жизни, он пожал плечами и ответил:

– Увидишь. Люди здесь как на Островах. А с местными тебе особо не придется иметь дело. Кроме, разве что, слуг, но с ними все в порядке. Не беспокойся об этом. – И посмотрел на нее так встревоженно, что она не знала, рассмеяться или встряхнуть его.

– Ну, расскажи же наконец, что тебя так беспокоит.

Вариации на темы этой беседы возникали несколько раз в первые дни их совместного путешествия. И всегда надолго прерывались на этом вопросе.

Наконец, словно не в силах больше это выносить, он взорвался:

– Ты не сможешь вести себя так, как дома, понимаешь?!

– Но что ты имеешь в виду?

Она пока мало думала о местных слугах или о собственном положении. И очевидно, Ричард, неплохо зная ее, догадывался об этом. Она писала ему по нескольку раз в год, но он редко отвечал. Иногда, например, получив от него шесть торопливо накорябанных строчек под Рождество, она мечтала, чтобы он писал письма посодержательней, но не особенно расстраивалась. Однако сейчас это волновало ее, она чувствовала, что имеет дело с незнакомцем – незнакомцем, который, возможно, знает о ней и ее привычном образе жизни слишком много.

Она глядела на него, моргая, и пыталась собраться с мыслями. Будущее и пугало, и манило ее, а кроме Ричарда, ей не на кого было опереться. Воспоминание о похоронах отца, где она, единственный член семьи, стояла рядом со священником, было по-прежнему свежо и болезненно. А горстка знакомых ей всю жизнь слуг и арендаторов теперь осталась так далеко. Думать о новой жизни не хотелось. Вот бы иметь время войти в нее постепенно. Притвориться бы туристом…

– Дикки… Дик, что ты имеешь в виду?

Видимо, Ричард прочел в ее лице тоску по дому пополам с изумлением. И ответил ей с несчастным видом:

– Ну… э… это не твой дом, ты ж понимаешь.

– Разумеется, понимаю! – воскликнула она. – Я благодарна Гринафам за готовность при… принять меня к себе. – И осторожно добавила: – Ты же мне все объяснил в последнем письме.

Он кивнул.

– Думаешь, я не знаю, как себя вести? – не выдержала она наконец.

И, получив в награду очередную длинную паузу, почувствовала, как кровь приливает к лицу.

– Ну, не то чтобы не знаешь… – выдавил наконец Ричард. Она поморщилась, и он начал: – Ан…

– Харри, – твердо сказала она. – Все равно Харри.

Судя по недовольному виду брата, она только что подтвердила его худшие опасения на свой счет, но уж в этом вопросе уступать не собиралась. Ричард понял, что по части имени сестра непреклонна, и вроде бы смирился. Во всяком случае, не попытался продолжить спор, но отодвинулся на сиденье в свой угол и уставился в окно.