Флик осторожно приподнялся на одно колено и всмотрелся в окружающий мрак, затем резко обернулся, скорее угадав, чем ощутив чужое присутствие за спиной. Из клубящегося тумана и пара возник громадный черный силуэт, закутанный в просторный плащ и движущийся к нему, словно ангел смерти, пришедший за своей жертвой. Окаменев от ужаса, Флик уставился на него и вскоре подпрыгнул, узнав вызывающего благоговейный трепет незнакомца. Темный странник все же нашел его. То был Алланон.
Глава 28
В безоблачном темно-синем небе только рождалась ослепительно яркая заря, когда последняя группа беженцев из островного города Керн прошла ворота великой Внешней Стены и вступила в Тирсис. Сырой непроницаемый туман и плотные темные грозовые облака, так много дней затягивавшие небо над Каллахорном, бесследно исчезли. Равнины оставались влажными, и еще не высохли бессчетные лужи, которые почти не в силах была впитать насыщенная влагой почва, но безостановочные дожди прекратились, сменившись чистым небом и солнцем, приносящими этим утром свежесть и бодрость. Жители Керна прибывали разрозненными группами уже несколько часов, усталые, напуганные происшедшим и с ужасом ожидающие дальнейших событий. Их дома превратились в пепелище, хотя некоторые из них еще не понимали, что после неожиданного нападения на их лагерь северяне предали весь брошенный город огню.
Успешная эвакуация жителей обреченного города казалась настоящим чудом; хотя дома их и превратились в руины, они сами спасли свои жизни и на некоторое время оказались в безопасности. Северяне не заметили этого массового исхода, их внимание было временно отвлечено отрядом отчаянных солдат Легиона, атаковавших их главный лагерь и вынудивших врага стянуть к центру даже самые отдаленные посты. Когда же враг догадался, что атака служила лишь ложным ходом, рассчитанным на создание временного смятения, город уже опустел, а его обитатели плыли вниз по быстрому течению Мермидона, вне досягаемости разъяренного противника.
Одним из последних в город-крепость вошел Менион Лих, израненный и обессилевший. За время десятимильного марша от Мермидона до Тирсиса раны на его ногах открылись вновь, но он отказался от предложенных носилок. Собрав последние капли силы, он тяжело поднялся по широкой галерее, ведущей к воротам Внешней Стены, поддерживаемый под руку Ширль, которая отказывалась оставить его одного даже на время сна, и опираясь другой рукой на плечо столь же уставшего Януса Сенпре.
Молодой командир Легиона уцелел в этом страшном ночном сражении и спасся с осажденного острова на том же маленьком плоту, что и Менион с Ширль. Пережитое вместе испытание сблизило их, и по дороге на юг они искренне, хотя и вполголоса, обсуждали роспуск Граничного Легиона. Они полностью сходились в том мнении, что если Тирсис надеется выстоять против мощи такого огромного войска, как армия Севера, то ему необходима помощь Легиона. Более того, после исчезновения Балинора в городе не осталось таких умелых и опытных полководцев, которые смогли бы руководить обороной. Необходимо было срочно разыскать принца и передать ему командование, несмотря даже на то, что брат его, несомненно, воспротивится этому, как воспротивился бы он и воссозданию легендарной боевой группы, которую так бессмысленно распустил.
Ни горец, ни командир Легиона не понимали в этот момент, сколь трудна предстоящая им задача, хотя и подозревали, что Балинор был схвачен, стоило ему войти в Тирсис. Тем не менее, их наполняла уверенность, что Тирсис нельзя разрушить так же легко, как Керн. В этот раз они дадут достойный бой.
Сразу же за городскими воротами маленькую группу беженцев встретил отряд дворцовой стражи в черных мундирах, передав им теплые приветствия от Короля и сразу же предложив посетить его дворец. Когда Янус Сенпре отметил, что насколько он слышал, Король смертельно болен и прикован к постели, капитан стражи торопливо, хотя и несколько запоздало, признал, что предложение исходит от принца Паланса. Для Мениона не могло быть более радостной новости — он жаждал поскорее оказаться во дворце и хорошенько осмотреться. Он уже не чувствовал ни усталости, ни боли, хотя каждый из его спутников по— прежнему готов был поддержать его. Капитан отряда отдал приказ страже у Внутренней Стены, и вскоре к гостям города подкатил торжественно расписанный экипаж, чтобы доставить их во дворец. Менион с Ширль забрались внутрь, но Янус Сенпре отклонил предложение, объяснив, что сперва предпочел бы взглянуть, как устроены его солдаты в полупустых казармах Легиона. На прощание он с обезоруживающей улыбкой пообещал, что позднее обязательно присоединится к ним.
Когда экипаж тронулся в направлении Внутренней Стены, молодой командир с непроницаемым лицом отдал Мениону краткий салют. Затем, в сопровождении взлохмаченного Фандреза и нескольких офицеров, он целеустремленно направился к казармам Легиона. Сидящий в экипаже Менион слабо улыбнулся и взял Ширль за руку.
Экипаж проехал ворота во Внутренней Стене и медленно двинулся по забитой людьми Тирсианской Дороге. В этот день жители города— крепости поднялись рано, спеша приветствовать беженцев из павшего города, радушно предлагая кров и пищу как старым друзьям, так и незнакомцам. Каждому хотелось поподробнее узнать об огромной армии вторжения, надвигающейся сейчас на их родной город. На шумных улицах в неуверенности толпились тысячи взволнованных и испуганных горожан, оживленно переговариваясь и с любопытством наблюдая за экипажем с эскортом королевской стражи, медленно проезжающим мимо. Некоторые люди изумленно указывали на них или махали руками, узнав стройную девушку за окном кареты, хотя темно-рыжие волосы и скрывали ее бледное усталое лицо. Менион, сидевший рядом с ней, вновь начал морщиться от боли, резкими волнами накатывающей на его стертые ноги. Он был счастлив, что теперь ему некоторое время никуда не надо идти.
Огромный город проплывал мимо короткими вспышками зданий и галерей, заполненных пестрыми толпами мужчин, женщин и детей всех возрастов, и шумными волнами катился прочь. Горец глубоко вздохнул и откинулся на подушки сиденья, не выпуская руки Ширль; глаза его на миг сомкнулись, а усталые мысли медленно погрузились в серый туман, клубящийся в его голове. Шум городских толп быстро отдалился, превратившись в тихое жужжание, успокаивающее, убаюкивающее, навевающее спокойный сон.
Он уже довольно крепко спал, когда его быстро привело в себя легкое потряхивание за плечо, и перед его открывшимися глазами предстал далекий дворец — экипаж выезжал на широкую проезжую часть Сендикского моста. Юноша оценивающе взглянул с высоты на залитые солнцем парки и сады, разбитые под мостом, чьи площадки, укрытые в тени деревьев, пестрели бессчетными разноцветными пятнами ухоженных клумб. Здесь царило лето и спокойствие, словно эта часть города никак не была связана с беспокойным миром создавших ее людей.
На другом конце моста перед ними распахнулись дворцовые ворота. Менион удивленно посмотрел вперед. Вдоль их пути тянулись ряды солдат дворцовой стражи, облаченных в безукоризненно черные мундиры с эмблемой сокола, неподвижно замерших навытяжку. Трубачи у ворот провозгласили о прибытии высоких гостей. Горец был изумлен. Их встречали с торжественными церемониями, которых удостаивались лишь величайшие из правителей Четырех земель; немногие сохранившиеся на Юге монархии строго следили за этим ритуалом. Торжественность происходящего военного парада ясно указывала на то, что Паланс Буканнах готов не только игнорировать обстоятельства их прибытия, но и не к месту вспоминать почетные древние традиции.
— Он, должно быть, безумен — совершенно безумен! — взорвался разгневанный южанин. — Что, по его мнению, здесь происходит? Нас осаждает вражеская армия, а он выводит войска на торжественный парад!
— Менион, веди себя с ним спокойнее. Если мы хотим чем-то помочь Балинору, нам придется запастись терпением. — Ширль коснулась его плеча и с улыбкой бросила на него быстрый предостерегающий взгляд. — Помни еще, что он меня любит. Раньше он был хорошим человеком, и до сих пор остается Балинору братом, как бы он ни был обманут.
