– Она очень добра.
– А как ведет себя с королем? Чем они занимаются вместе?
Девушка покраснела.
– Нет-нет, я не прошу тебя сплетничать, глупая девочка! Меня интересует, о чем они разговаривают.
– Леди Джиа, я знаю очень немного: когда они оказываются вместе, меня обычно отсылают.
«Ну, в одном можно не сомневаться: Рисана умеет держать своих слуг в ежовых рукавицах». Только и Джиа не из простушек – у нее оставались в запасе другие ловушки.
– Я слышала, что король Куни никогда не смеется в присутствии леди Рисаны.
– Это неправда! – возмутилась девушка. – Я слышала, как король играл на коксовой лютне, а госпожа пела. У нее красивый голос. Если песня веселая, она смеется, и король Куни еще громче, а бывает, что песня грустная, и тогда она плачет, то есть они вместе плачут.
– А правда ли, что леди Рисана не очень хорошо танцует?
– О нет, вовсе нет. Она надевает платье с очень длинными рукавами и распускает волосы, а потом кружится и наклоняется, подпрыгивает в воздух, и спина ее при этом изгибается как лук. Рукава и волосы плывут в воздухе, оставляя изящные дуги, словно три радуги на небе, или три реки, или три шелковые ленты на ветру…
Джиа отпустила девушку.
Она лежала без сна и ворочалась с боку на бок. Рядом крепко спал Куни и, как всегда, храпел. Джиа успела забыть об этой его привычке, – Ото Крин спал беззвучно.
Она представила мужа и Рисану вместе, и, вопреки всему, ее охватила ярость. Когда они поженились, у них с Куни сразу возникло полное понимание: шутили и радовались вместе, – однако Джиа никогда не пела и не помнила, чтобы они когда-то плакали, как, по рассказам служанки, они делали с Рисаной. Она не танцевала и никогда бы не могла танцевать, как Рисана. Внезапно Джиа ощутила присутствие призрака исчезнувшей юности. Рыжеволосая девушка, когда-то вдохновившая будущего короля одуванчиком, исчезла.
Перед ее мысленным взором пронеслись видения: Рисана теряет нерожденного ребенка; Рисана больше не может забеременеть; Рисана лишается благоволения короля. Джиа знала, как сделать эти видения реальностью: когда изучала рецепты лекарственных трав, чтобы забеременеть, ей довелось столкнуться с растениями, приводящими к прямо противоположному эффекту. Как часто бывает в природе, субстанции, дающие обратные результаты, нередко оказываются связанными между собой, и лишь тонкая грань разделяет яд и лекарство.
Джиа содрогнулась от отвращения к себе. Ей очень хотелось бы надеяться, что это лишь мгновенная слабость, и она дала себе слово: какое бы отчаяние ее ни охватило, никогда не позволять себе переходить эту грань, чтобы не отдать себя на волю волн, не потерять собственную душу.
Она встала, подошла к туалетному столику и вытащила стопку писем, которые в течение всех этих лет ей писал Куни. Не включая светильник, Джиа начала их перебирать, и пальцы скользили по гладкой поверхности бумаги, вспоминали изгибы невидимых букв. Как бы ни был занят, Куни всегда находил время, чтобы ей написать.
Джиа вытерла слезы. Она мать его старшего сына, наследника престола. Она всегда будет оставаться его первой любовью, женщиной, согласившейся разделить с ним все невзгоды, когда он был обычным бездельником и только она верила, что ему суждено величие. Она не могла всерьез винить Куни за то, что взял себе вторую жену: ведь сама ему это предложила, чтобы закрепить его успехи, – жертва, о которой жалеть не должна.
Возможно, Сото права: глупо делать из любви фетиш, не соглашаясь с тем, что любовь подобна еде и каждое блюдо имеет свой собственный вкус. А в сердце наверняка найдется место для нескольких таких блюд.
Однако она должна попросить Куни дать имя их сыну, ведь Тото-тика уже исполнилось четыре года, а это возраст разума. Пришло время закрепить свое положение и приготовиться к дворцовым интригам, которые обязательно начнутся.
– Как насчет Тиму? – спросил Куни.
– Добрый Правитель? – перевела Джиа с классического ано.
Она задумалась. Имя царственное и правильное, в нем содержится аллюзия на поэму Кона Фиджи:
Добрый правитель правит незаметно.
Однако она рассчитывала на нечто более определенное, что говорило бы о лукавом отце и энергичной матери. Она собралась возразить, но в последний момент вспомнила вторую строку поэмы:
Он чтит своих подданных, как собственную мать.
Джиа улыбнулась: Куни нашел наилучший способ выразить свои чувства – и сказала:
– Превосходный выбор! С этого момента Тото-тика будут называть «принц Тиму».
– Может, нам следует дать имя и нашей дочери? – с улыбкой предложил Куни. – Она хоть еще и маленькая, но мне кажется, девочка уже весьма разумна и даже умнее брата. Как, к примеру, Тэра, Прогоняющая Скорбь? И хотя мы знаем, что ее жизнь, как и наша, может быть полной радости и горя, подъемов и падений, возможно, ей удастся прогнать скорбь и заставить всех смеяться, как всегда пытались делать ее родители.
– Конечно, – согласилась Джиа. – «Принцесса Тэра» – это здорово, так тому и быть.
И в ее сердце воцарились радость и спокойствие.
Мата вернулся на Большой остров и узнал, что его королевство на грани распада. Пума Йемму сделал невозможной безопасную доставку зерна в любую точку Кокру. Куни обосновался в Дзуди, и поползли слухи, что он готов в любой момент атаковать Чарузу. Истории о победах маршала Мазоти пугали людей Мата, которые верили, что она способна вызывать солдат с небес.
Мата не впал в отчаяние, а, наоборот, воспринял новости с радостью. С тех самых пор, как империя прекратила свое существование, жизнь стала скучной, потеряла вкус. Мокри был достойным противником, но не умел мыслить большими категориями, а Куни Гару оказался врагом, который требует к себе самого пристального внимания.
Чем безнадежнее становилась ситуация, тем спокойнее себя чувствовал Мата, не сомневаясь, что победит Куни, как побеждал всех своих врагов: при помощи силы и чести, – и для этой цели призвал пять тысяч лучших всадников и реквизировал пятнадцать тысяч лошадей.
Отправившись на север, чтобы разобраться с Римой, большую часть армии Дасу маршал Мазоти оставила в Дзуди. Пятьдесят тысяч солдат и десятки тысяч лошадей слишком много для города и лагеря, разбитого на равнине Порин. Ее армия была даже больше, чем объединенные силы Танно Намена и Киндо Мараны на Волчьей Лапе. Кого Йелу, как всегда педантичный и внимательный, обеспечивал бесперебойную доставку продовольствия.
В полдень разведывательные воздушные корабли возвратились в Дзуди с известием, что Мата Цзинду с пятью тысячами воинов скачет в сторону Дзуди и скоро будет у ворот города, в то время как большая часть армии гегемона, возвращавшегося с Волчьей Лапы, все еще высаживалась в Нокиде, на северном побережье полуострова Итанти. Мата и пять тысяч солдат скакали без остановки три дня и в результате потеряли многих лошадей.
Солдаты Куни выстроились ровными рядами перед воротами Дзуди, и, наблюдая за ними с городских стен, он отметил, что их не пугает перспектива сражения с легендарным гегемоном.
Пехота выстроилась в фаланги, первые ряды которых заняли копейщики, – именно они должны были выбить всадников из седел. За ними встали лучники, приготовившись направить свои стрелы во врага еще до того, как он сможет приблизиться. А фланги прикрывала кавалерия, готовая обойти войско Мата Цзинду, отрезав ему таким образом путь к отступлению.
Армия Куни превосходила войско Мата в соотношении десять к одному.
– Ты выступишь перед солдатами? – спросил Тан Каруконо.
Куни покачал головой и отвернулся от аккуратных рядов солдат, стоявших перед стенами.
– Тебя что-то тревожит, лорд Гару? Ты считаешь, что мы недостаточно хорошо подготовились?
