Эскорт троллей повел его через обширный лагерь, состоящий из всевозможных палаток и каменных хижин, сооруженных на широком утесе, окруженном цепью низких скальных хребтов. Взглянув на далекий горизонт, он понял, что утес расположен высоко над теми голыми равнинами, которые они пересекли прошлой ночью. Лагерь казался совершенно пустынным, голоса, которые раньше слышал в палатке Шеа, стихли. Ночные костры превратились в груды углей, все палатки и хижины были пусты. Испуганного пленника внезапно пронзил ледяной удар — ему показалось, что его ведут на казнь. Ни Панамона, ни Кельцета нигде не было видно. Флик, Менион Лих и остальные его друзья были сейчас где-то на Юге и не догадывались о его судьбе. Он остался один и готовился к смерти. Страх настолько сковал его, что он даже не помышлял о бегстве. Он, как кукла, шагал за ведущими его троллями, петляющими по безмолвному лагерю. Прямо впереди высился небольшой вал, отмечающий границу поселения; вскоре они оставили позади палатки и хижины и оказались на широкой открытой площадке. Шеа в изумлении огляделся вокруг.
Широким полукругом, лицом к валу сидели дюжины троллей, которые на миг повернули к нему головы, когда его вывели на площадку. У основания вала сидели три тролля; они различались размером и, хотя Шеа не был в этом уверен, видимо, возрастом. Каждый из них держал в руке ярко окрашенный посох с черным флажком. По одну сторону внутри широкого круга сидел Панамон Крил. Его необычно задумчивое выражение лица не изменилось даже при виде Шеа. Общее внимание сосредоточилось на массивной фигуре Кельцета, неподвижно сидящего в центре круга своих безмолвствующих сородичей, со сложенными на груди руками глядящего на троих троллей с посохами. Когда Шеа ввели в круг и усадили рядом с задумчивым Панамоном, тот даже не обернулся. Настал долгий миг полной тишины. То было самое странное зрелище, какое только доводилось видеть Шеа. Затем один из троих троллей, сидящих во главе полукруга, торжественно поднялся и легко стукнул своим посохом по земле. Собравшиеся дружно встали, резко повернулись к востоку и хором произнесли несколько коротких фраз на своем языке. Затем все молча уселись на место.
— Представляешь? Они молились.
Это были первые слова, произнесенные Панамоном, и Шеа с удивлением взглянул на него. Он быстро повернулся к вору, но тот глядел на Кельцета. Поднялся еще один из трех троллей, главенствующих на странном собрании, и что-то кратко сказал внимательным слушателям, несколько раз указав на Панамона и Шеа. Юноша в ожидании повернулся к своему спутнику.
— Это испытание, Шеа, — неожиданно бесстрастным тоном произнес вор. — Правда, не для нас с тобой. Нас поведут к Горе Черепа, что лежит за Лезвием Ножа — в королевство Повелителя Колдунов, и там‡ не знаю, что там будет. Не думаю, что они знают, кто мы такие. Повелитель Колдунов приказал отправлять к нему всех чужеземцев, и мы не исключение. Надежда еще есть.
— А испытание?.. — с сомнением заговорил Шеа.
— Для Кельцета. Он предпочел предстать перед судом своего народа, чем отправляться к Броне. Это древний обычай — у тролля всегда есть такое право. Но его застали вместе с нами, а тролли сейчас воюют с нашим народом. Всякий тролль, встреченный вместе с человеком, объявляется сейчас предателем. Исключений не бывает.
Шеа бросил невольный взгляд на Кельцета. Массивный тролль, неподвижный как скала, сидел в середине затихшего круга, а голос тролля с посохом все звучал. Они ошиблись, радостно подумал Шеа. Кельцет не предал их; он не стал их выдавать. Но почему тогда он так легко позволил взять их в плен, хотя знал, что при этом подвергает опасности и свою жизнь?
— Что с ним сделают, если решат, что он предатель? — повинуясь внезапному порыву, спросил.
На губах вора появилась легкая усмешка.
— Я знаю, о чем ты думаешь. — В его насмешливом голосе звучала ирония. — В этом испытании он рискует всем. Если его сочтут виновным, он тут же будет сброшен с ближайшего утеса.
Он выразительно помолчал и вдруг прямо взглянул на юношу.
— Я тоже его не понимаю.
Они снова погрузились в молчание, и тролль завершил свою обстоятельную речь и сел. Затем к трем троллям, которые, как теперь понял Шеа, были судьями, подошел еще один, встал перед ними и коротко что-то сказал. За ним последовало еще несколько, и каждый коротко отвечал на задаваемые судьями вопросы. Шеа не понимал происходящего, но полагал, что эти тролли принимали участие в патруле, который захватил их прошлой ночью. Обсуждение тянулось бесконечно долго, но Кельцет ни разу даже не шевельнулся.
Шеа разглядывал добродушного гиганта, не в силах понять, почему тот выбрал такое развитие событий. И Шеа, и Панамон уже давно уверились в том, что Кельцет не обычный изгнанник из своего племени, преследуемый из-за своей немоты. Не был он и простым вором и бродягой, каким пытался представить его Панамон. В его удивительно спокойных глазах горел разум. Он обладал знаниями о Мече Шаннары, Повелителе Колдунов и даже о самом Шеа, которые никогда никому не раскрывал. Прошлое гиганта было надежно скрыто от них. Он такой же, как Алланон, вдруг подумал Шеа. Оба они каким-то образом владели разгадкой тайны Меча Шаннары. Это было странное сравнение, и юноша неуверенно покачал головой, сомневаясь в разумности своей мысли. Но времени думать больше не было.
Допрос свидетелей завершился, и трое судей потребовали от обвиняемого встать и сказать слово в свою защиту. Настал нескончаемо долгий и мучительный момент полной тишины; судьи, собравшиеся тролли, Панамон Крил и Шеа, затаив дыхание, ожидали действий Кельцета. Однако громадный скальный тролль по-прежнему сидел неподвижно, словно погруженный в глубокие раздумья. Шеа охватило неудержимое стремление дико закричать во весь голос, только бы нарушить невыносимую тишину, но крик застрял у него в горле. Затем без предупреждения Кельцет встал.
Он распрямил свою широкую спину и внезапно показался им больше, чем просто смертным. В его осанке читалась гордость; он взглянул на ожидающих его слов судей. Ни на секунду не отводя от них взгляда, он сунул руку под широкий кожаный пояс, который постоянно носил на талии, и извлек оттуда большой медальон из черного металла на цепи. Мгновение он держал его в руке перед глазами у судей, в явном изумлении подавшихся вперед. Шеа удалось заметить, что в центре медальона начертан крест; затем гигант торжественно поднял цепь над головой и медленно надел на свою мощную шею.
— Животворящие боги‡ поверить не могу! — потрясенно выдавил Панамон.
Ошеломленные судьи поднялись. Кельцет медленно повернулся, демонстрируя медальон всей толпе пораженных троллей, и они с громкими криками повскакивали на ноги, безумно размахивая руками и указывая на стоящего в центре круга гиганта. Шеа тоже глядел на него, совершенно сбитый с толку.
— Панамон, что происходит? — наконец воскликнул он.
Его слова утонули в громогласном реве восторженной толпы, и Панамон Крил вдруг тоже вскочил на ноги, сильно хлопнув рукой по плечу Шеа.
— Поверить не могу, — с нескрываемым восторгом повторил вор. — Столько месяцев я даже не подозревал. Так вот что он скрывал от нас все это время, друг мой! Вот почему он без боя сдался в плен. Но это еще не все.
— Так ты можешь объяснить, что случилось, или нет? — горячо воскликнул Шеа.
— Медальон, Шеа — крест в круге! — радостно вскричал тот. — Это Черный Ирикс, высочайшая награда, величайшая честь, какой только может удостоиться при жизни тролль! Если за твою жизнь совет троллей выдаст три таких медальона, это невероятно. Получить эту награду может только тот, кто является живым воплощением всего того, что почитает и к чему стремится народ троллей. Ни один смертный не может быть ближе к богу. Когда-то в прошлом Кельцет заслужил эту честь — а мы даже не подозревали!
— Но как же то, что его видели с нами?.. — Юноша не закончил свой вопрос.
— Носящий Ирикс никогда не предаст свой народ, — жестко отрезал Панамон. — Такая честь предполагает безграничное доверие герою. Он никогда не нарушит законов своего народа — считается, что он не способен даже помыслить об этом. Они убеждены, что злоупотребление этим доверием повлечет за собой страшные мучения после смерти. Ни один тролль не осмелится на это.
