Настала ночь, и он приказал удвоить стражу на всей стене и предложил своим товарищам поужинать.
Укрывшись среди деревьев на вершине невысокого скального хребта в нескольких милях западнее Тирсиса, небольшой отряд наблюдал за полем, где отгремела страшная битва. Близился вечер. Они молча смотрели, как к тылам армии Севера подползают огромные осадные башни, готовые на рассвете штурмовать город-крепость.
— Мы должны передать им весточку, — тихо прошептал Джен Лин Сандор. — Балинор должен знать, что наша армия уже выступила.
Флик ожидающе взглянул на перевязанную фигуру Эвентина. Король разглядывал осажденный город, его странные глаза пылали.
— Я уверен, армия уже выступила, — почти неслышно проговорил эльфийский король. — Брин выехал уже три дня назад. Если завтра он не вернется, я поеду сам.
Его друг понимающе положил руку на здоровое плечо короля.
— Вы сейчас не в силах путешествовать, Эвентин. Ваш брат не подведет вас. Балинор — закаленный боец, а стены Тирсиса за всю их историю еще ни разу не подводили город. Легион продержится.
Настала долгая тишина. Флик смотрел на темный город и гадал, что сталось с его друзьями. Должно быть, Менион сейчас тоже в городе. Горец не мог знать, что приключилось с Фликом и какова была судьба Эвентина. Тем более не знал он, где сейчас непредсказуемый Алланон, который безо всякой на то причины исчез, как только юноша вернулся к нему с отрядом эльфов. Хотя с момента своего появления в Тенистом Доле друид намеренно умалчивал о множестве вещей, он по крайней мере никогда не пропадал без объяснения. Возможно, он поговорил с Эвентином‡
— Город окружен и осажден, — донесся из сгущающегося сумрака голос Эвентина. — Пробраться сквозь их ряды, даже чтобы передать весть Балинору, будет почти невозможно. Но ты прав, Джен Лин — он должен знать, что мы помним о нем.
— У нас нет таких сил, чтобы сейчас прорваться в Тирсис или даже напасть на тылы северян, — задумчиво проговорил его друг. — Но‡ Он бросил быстрый взгляд на темные громады осадных башен, одиноко стоящих внизу на равнинах.
— Небольшой знак, — многозначительно проговорил король.
Еще не настала полночь, когда Балинора срочно вызвали в сторожевую башню над городскими воротами. Вскоре он, онемев, уже стоял на укреплениях стены, рядом с Генделем, Менионом, Дарином и Даэлем, и смотрел с высоты на хаос, охвативший полусонный вражеский лагерь. В задних рядах громадной армии яростным костром пылала средняя из трех осадных башен, освещая равнины на мили вокруг. Обезумевшие северяне бешено суетились вокруг соседних башен, отчаянно пытаясь уберечь их от бушующего пламени. Было ясно, что северян что-то застало врасплох. Балинор взглянул на своих товарищей и сухо усмехнулся. Значит, помощь уже близко.
Рассвет третьего утра сопровождался подавленной тишиной, подобно савану нависшей над землями Каллахорна и армиями Севера и Юга. Стих громогласный рокот барабанов карликов, глухой стук сапог идущего в атаку войска, и яростные боевые крики. Далеко на востоке поднималось слепящее алое солнце, и его тусклые лучи заливали умирающую ночь кровью. Над покрывшейся росой землей клубился мутный туман. Ни единого шороха, ни единого движения. На стенах Тирсиса в нервном ожидании стояли солдаты Граничного Легиона, безуспешно всматриваясь в скрывающий врагов сумрак.
Балинор командовал обороной центральной части Внешней Стены. Справа от него отдавал приказы Гиннисон, слева — Мессалайн. Янус Сенпре по-прежнему руководил городским гарнизоном и резервами. Менион, Гендель и братья-эльфы молча стояли рядом с Балинором и дрожали от рассветного холода. Они плохо отдохнули за ночь, но ощущали странную собранность и спокойствие. За последние двое суток они без единого слова жалобы свыклись с происходящим. На глазах у них гибли тысячи, и их собственные жизни начинали казаться незначительными по сравнению с ужасным кровопролитием, идущим на этой древней земле — но в то же время бесценными. Равнина под стенами города была вспахана, земля изменила цвет от пролитой крови. И в грядущие дни следовало ожидать только новых и новых битв, до тех пор, пока не будет до конца уничтожена одна из сражающихся армий. Защитники Тирсиса забыли моральную суть слова «выживание»; война стала механическим рефлексом, оправдывающим все, что только совершали люди.
Кроваво-красный свет утреннего солнца стал ярче, и на равнинах вновь показались силуэты людей и лошадей, узор безупречно выстроенных полков, тянущийся через все поле вчерашней битвы, от утесов до обугленных каркасов двух разрушенных осадных башен. Они не двигались, они не шумели; они просто ждали. Гендель узнал происходящее и торопливо зашептал что-то Балинору. Командующий Легионом тут же разослал гонцов к своим командирам, предупреждая их о готовящемся маневре, требуя удерживать своих солдат на позициях.
Менион уже хотел спросить его, что происходит, но тут на утесе под самыми городскими воротами что-то двинулось. Из сумрака медленно вышел одинокий воин в латах, высокий, гордый, и встал перед огромной стеной. В руке он держал простое красное полотнище на длинном древке. Медленно, решительно воткнул он древко в землю, затем торжественно отступил назад, повернулся и зашагал прочь, к своему войску. Вновь настала полная тишина. По равнинам скорбно разнесся протяжный, низкий, печальный стон далекого рога — раз, другой, третий. Затем тишина.
— Смертная стража, — нарушил молчание хриплый шепот Генделя. — Это значит, что нам можно не ждать пощады. Они намерены убить здесь всех.
Внезапно тишину разорвал яростный грохот военных барабанов карликов, и все разом пришло в движение. Небо затмили тысячи выпущенных карликами стрел, устремившись к укреплениям городских стен. Из рядов наступающих северян вверх полетели копья, пики и булавы. Из окутывающей равнины мглы возникла громада уцелевшей осадной башни; она постанывала и трещала под своим чудовищным весом, а сотни вражеских солдат тянули и толкали исполинского монстра вверх по только что сооруженному мосту к Внешней Стене. Из города по суетящимся фигуркам открыли огонь лучники Граничного Легиона, а основные полки легионеров стояли на своих позициях и ждали приказов Балинора.
Могучий полководец выжидал, пока массивная осадная башня не приблизится к стене на двадцать пять ярдов. Враги уже пытались штурмовать неприступный барьер с помощью веревок с крючьями и лестниц, отвесную стену усеивали десятки фигурок, тщетно карабкающихся к вершине. Внезапно с укреплений начали выплескивать котлы с маслом, обливающим и людей, и машины, и впитывающимся в землю под самыми стенами. За маслом последовали горящие факелы, и вскоре весь фронт наступающих северян охватило пламя. Осадная башня и окружающие ее воины просто исчезли в поднимающемся к небу черном дыму, скрывающем от легионеров панораму боя, но не вопли ужаса и боли. Солдаты, пытавшиеся взобраться на Внешнюю Стену, оказались в ловушке. Лишь немногим из них удалось добраться до ее вершины, откуда их немедленно сбросили вниз, а большинство просто сорвалось или задохнулось в густом дыму, и с криками полетело в огонь.
В считанные минуты атака захлебнулась, и вся армия Севера совершенно скрылась из вида. Люди на укреплениях бдительно всматривались в клубящийся дым, тщетно пытаясь предугадать, какова будет следующая атака. Балинор взглянул на своих товарищей и с сомнением покачал головой.
— Это была настоящая глупость. Они не могли не понимать, что их ожидает — но все-таки пошли на штурм. Неужели они безумны?
— Возможно, они пытались смутить нас‡— тихо проговорил Гендель. — Или хотели укрыться за дымовой завесой. Которую мы им так любезно предоставили.
— Такие жертвы, и только ради дымовой завесы? — недоверчиво воскликнул Менион.
— В таком случае у них на уме что-то весьма определенное — то, что просто не может не сработать, — заявил Балинор. — Следите за тем, что там происходит. Я спущусь к воротам.
