После пробного заплыва вокруг бальной залы он первым делом укусил морскую собаку за хвост. Разумеется, в шутку. Однако эта шутка моментально привела к драке, поскольку морской пес обладал несколько обидчивым характером. Спасаясь, Ровер бежал со всех ног. О да, ему понадобилось все его проворство!
Вот это была погоня! Из окна в окно, сквозь темные коридоры и вокруг колонн, наружу, вверх, вокруг куполов… Пока, наконец, сам морской пес не выдохся, и его дурной характер тоже, и тогда псы уселись рядышком на верхушке самого высокого купола близ флагштока. Сотканное из алых и зеленых водорослей и усыпанное жемчугом знамя морского царя плыло над ними.
– Как тебя зовут? – спросил морской пес после паузы, во время которой он никак не мог перевести дыхание. – Ровер? – переспросил он. – Так это же мое имя! Я первый получил его, поэтому тебя не могут так звать!
– Откуда ты знаешь, что ты первый?
– Ну как же! Я же вижу, что ты еще щенок, тогда как я был заколдован сотни и сотни лет назад. Полагаю, я – самый первый из всех собак-Роверов.
Мой первый хозяин был истинным ровером – бродягой, морским скитальцем, чей корабль бороздил северные воды. Это был большущий корабль – очень длинный, с алыми парусами и резным носом в виде дракона. И мой хозяин любил его и звал Алый Червь{64}.
А я любил хозяина, хотя и был всего лишь щенком. Хозяин едва замечал меня, поскольку я недостаточно вырос, чтобы ходить на охоту, а в плаванье он собак не брал. Но однажды я отправился в море, не спросясь.
Он прощался с женой. Дул свежий ветер, и люди скатывали Алого Червя в воду. Вокруг шеи дракона кипела белая пена, и я внезапно почувствовал, что могу больше никогда не увидеть хозяина, если не отправлюсь вместе с ним. Кое-как я вскарабкался на борт и спрятался за бочкой с водой. И прежде чем меня нашли, мы были уже далеко в море.
Тогда-то меня и прозвали Ровером – когда вытаскивали на свет за хвост. «Вот так морской бродяга!» – сказал один. «И странная же у него судьба: никогда не вернуться домой», – сказал другой, с чудными глазами. И действительно, я так и не вернулся домой. И я так и не вырос нисколько, хотя теперь я гораздо старше – и мудрее, разумеется.
В тот раз у нас случился морской бой. Я взбежал на нос, а вокруг падали стрелы и мечи звенели о щиты. Люди Черного Лебедя взяли нас на абордаж и швырнули за борт всех людей моего хозяина. Он был последним. Он стоял рядом с драконьей головой, затем бросился в море во всей броне, и я бросился вслед за ним. Он пошел ко дну быстрее, чем я, и его подхватили под водой русалки{65}.
Я попросил их поскорее вынести его на землю, ибо многие будут плакать, не вернись он домой. Они улыбнулись и взвились с ним вверх и унесли его прочь. И теперь некоторые говорят, что они вынесли его на берег, а другие качают головами, когда я их спрашиваю об этом. На русалок нельзя положиться: они хранят свои секреты так, что превосходят в этом даже устриц.
Я часто думаю, что на самом-то деле, вероятно, они похоронили его в белом песке: далеко-далеко отсюда все еще можно видеть кусок Алого Червя, потопленного людьми Черного Лебедя. Во всяком случае, он был там, когда я в последний раз проплывал мимо. Вокруг рос лес водорослей и покрывал его целиком, за исключением головы дракона – на ней каким-то чудом не обосновались даже полипы. И вот под ней-то я и увидел насыпь из белого песка.
Я покинул те места очень давно. Мало-помалу я превратился в морского пса – в то время старейшие обитательницы моря неплохо колдовали, и одна из них была добра ко мне. Это она преподнесла меня в качестве подарка морскому царю, деду правящего ныне, и с тех пор я всегда нахожусь во дворце или поблизости от него.
Вот тебе вся моя история. Случилось это сотни лет назад. С тех пор я повидал много верхних и нижних морей, но никогда больше не был дома.
Ну, а теперь расскажи о себе! Я полагаю, ты никоим образом не с Северного моря – прежде мы звали его Английским морем – и не знаешь никаких древних мест на Оркнейских островах{66} или поблизости от них?
Наш Ровер вынужден был сознаться, что никогда прежде и не слыхивал ни о чем таком, кроме как просто о «море», да и об этом-то весьма немного.
– Но зато я был на Луне, – сказал он и поведал своему новому другу все, что, как он надеялся, тот сможет понять.
Морскому псу ужасно понравился рассказ Ровера, и он поверил по крайней мере половине услышанного.
– Веселенькая байка, – промолвил он. – Лучшая из всех, что я слышал за долгое время. Я видел Луну – знаешь, я иногда поднимаюсь на поверхность, – но я и представить себе не мог на ней ничего подобного. Но черт! Каков наглец этот небесный щенок! Три Ровера! Два – и то слишком, но уж три… И я ни на минуту не поверю, что он старше меня. Да я сильно удивлюсь, если ему стукнуло хотя бы сто лет…
И весьма вероятно, что он был абсолютно прав. Как вы, очевидно, успели заметить, лунный пес многое сильно преувеличивал.
– Во всяком случае, – продолжал морской пес, – он сам дал себе имя. Мое же было мне дано.
– Так же, как мое – мне, – сказал наш песик.
– Да, но без всякого смысла, и прежде чем ты мог так или иначе его заслужить. Мне нравится идея Человека-на-Луне. Я тоже буду звать тебя Роверандомом. И, будь я на твоем месте, я бы так это и оставил: похоже, совершенно неизвестно, куда тебя еще может занести… Ну, пошли ужинать!
Ужин у них был рыбный. Однако Роверандом к этому скоро привык. Такая еда, судя по всему, устраивала его перепончатые лапы.
После ужина он вдруг вспомнил, зачем, собственно, явился на дно морское, и отправился искать Артаксеркса.
Он нашел его, когда тот выдувал пузыри на потеху морской детворе и превращал их в настоящие мячи.
– Пожалуйста, мистер Артаксеркс, не мог бы я побеспокоить вас, чтобы вы превратили меня… – начал было Ровер.
– О! Убирайся! – произнес волшебник. – Ты что, не видишь, что ли? Мне некогда. Я занят. Не сейчас.
Таким образом Артаксеркс весьма часто обращался с теми, кого считал незначительным. Он достаточно хорошо понимал, чего хочет Ровер, однако ничуть не торопился.
Итак, бедный Роверандом уплыл несолоно хлебавши и отправился в постель (точнее, в скопление водорослей на высокой скале в саду).
Случилось так, что именно в это самое время под скалой отдыхал старый кит. И если кто-нибудь вам скажет, что киты не спускаются на дно и не остаются там подремать несколько часиков, можете позволить себе не беспокоиться: старый Юин во всех отношениях был китом исключительным.
– Ну? – спросил он. – Как дела? Я вижу, ты все еще величиной с игрушку. Что, Артаксеркс не может сделать что-нибудь – или не хочет?
– Я думаю, он может, – сказал Роверандом. – Поглядите-ка на мой новый вид! Но каждый раз, как я пытаюсь подойти к вопросу величины, он твердит, что занят и что у него нет времени на долгие объяснения.
– Хм! – произнес кит и свалил хвостом подводное дерево, при этом Роверандома чуть не смыло со скалы.
– Сомневаюсь, чтобы ПАМ добился успеха в этих краях. Впрочем, это не моя забота. С тобой все будет в порядке, рано или поздно. А пока здесь есть масса нового, что ты можешь увидеть завтра. Спи. Спокойной ночи!
И он уплыл в темноту.
Доклад, сделанный им по возвращении в бухту, поверг старого Псаматоса в еще большую ярость.
Все огни во дворце погасли. Ни лучика от луны или звезд не пробивалось сквозь темную толщу воды, зеленый цвет которой все мрачнел и мрачнел, покуда не перешел в черноту без единого проблеска. Разве что проплывет неторопливо сквозь водоросли большая светящаяся рыба…
Сон Роверандома был глубок в ту ночь и на следующую, а также и все последующие ночи. И весь следующий день, а также следующий за ним он все высматривал и высматривал волшебника – и нигде не мог найти его. Он уже начинал чувствовать себя вполне морским псом и подумывать, а не для того ли он попал сюда, чтобы остаться здесь навечно, когда как-то раз утром морской пес сказал ему:
– Ну его к черту, этого волшебника! Не приставай ты к нему! Оставь его в покое хотя бы сегодня. Давай лучше уплывем куда-нибудь, по-настоящему далеко!
И они уплыли. И это «по-настоящему далекое» плавание обернулось для них путешествием на много и много дней.
За это время псы покрыли огромное расстояние; ведь вы должны помнить, что они были созданиями заколдованными и мало кто из обычных обитателей моря смог бы за ними угнаться.
Устав от обрывов и гор на дне и от соревнований в скорости на средней высоте, они поднимались выше, выше и выше, на мили и мили, прямо сквозь толщу воды. Но когда бы они ни достигали поверхности, кругом не было видно никакой земли.
…Море вокруг было гладким, спокойным и серым. Внезапно оно подернулось рябью, и темные заплаты запестрели на нем под слабым дуновением холодного ветра – ветра рассвета. В мгновение ока солнце, издав клич, проглянуло из-за обода моря, такое красное, словно выпило горячего вина, и, стремглав вспрыгнув в воздух, отправилось в свое ежедневное путешествие. Кромки волн окрасились в золото, а тени меж ними – в темную прозелень.
