— Я не знаю, каково современное состояние дороги, ми… Сабриэль, — ответил Тачстоун. Голос его смягчился. — Как рассказал Моггет, в Королевстве царит анархия. Возможно, каких-то городов и деревень уже не существует. Могут встретиться бандиты, обитатели Смерти, Свободная магия, кто угодно…
— Не думайте об этом, — сказала Сабриэль. — Какой дорогой вы бы пошли?
— Я пошел бы через Ньюстоув, рыбацкую деревню, — сказал Тачстоун, указывая на побережье. — Мы скакали бы на север по Шоурвэй, меняя лошадей на почтовых станциях. Четыре дня до Каллиба, там день отдыха. Затем по внутренней дороге через Онсет Пасс, шесть дней до Ондена. День отдыха в Ондене, затем четыре дня до Орхайра. Оттуда два дня до западных ворот Билайзера.
— Даже если не отдыхать, то получается восемнадцать дней на лошадях и по крайней мере, шесть недель пешком. Слишком долго. А нет ли какого-нибудь другого пути?
— Корабль или лодка из Ньюстоува, — вступил в разговор Моггет, резко ударив лапой по карте. — Если мы таковой найдем, и если кто-нибудь из вас сможет им управлять.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
К северу от четвертого корабля обнаружилась лестница. Магия и хитрость того, кто ее делал, замаскировали ее, и она выглядела всего лишь чуть более темными пятнами на поверхности известняковой стены. И за этими пятнами была дверь на лестницу.
Они решили взбираться по этой лестнице на следующий день утром, чтобы дать себе еще один день Отдыха. Сабриэль не терпелось двинуться в путь, потому что она чувствовала, как опасность, грозящая отцу, увеличивается с каждым днем. Но она была достаточно разумна, чтобы понять, что для восстановления сил нужно время. Ведь Тачстоуну тоже нужен отдых, думала она. Она попыталась выжать из него побольше сведений, но ему явно не хотелось раскрывать рот, а когда он начинал говорить, Сабриэль начинал злить его извиняющийся тон.
После того как дверь на лестницу была найдена, Сабриэль уселась на траву и начала читать магию Хартии. «Книга Мертвых» осталась упакованной в клеенку. Но Сабриэль все время ощущала ее присутствие.
Тачстоун стоял у борта корабля и упражнялся с мечом. Он разминался и делал какие-то акробатические упражнения.
Моггет наблюдал за ним с земли, сверкая своими зелеными глазами так, будто смотрел на мышь.
Обед, как и беседа за едой, были неудачными. Вкус сушеной говядины с кресс-салатом, сорванным у ручья, не могли улучшить однообразные ответы Тачстоуна. Он даже вернулся к «миледи», несмотря на запреты Сабриэль. От Моггета не приходилось ждать помощи, потому что он сам упрямо называл ее Аборсен.
После еды все обратились к своим занятиям. Сабриэль взяла книгу. Тачстоун занялся упражнениями, а Моггет — наблюдением.
Спустя некоторое время Сабриэль попыталась поговорить с Моггетом, но он, казалось, заразился от Тачстоуна неразговорчивостью, хотя и без его раболепства. К вечеру все трое разгребли угольки от сгоревшего костра и улеглись спать.
Среди ночи Сабриэль проснулась. Не поднимаясь, она увидела, что костер снова разгорелся и около костра, глядя на его пламя, сидит Тачстоун. У него было измученное лицо, лицо больного человека.
— Что с вами? Вы в порядке? — спросила Сабриэль, облокотившись на руку.
— Не совсем. Я вспомнил то, чего не должен был бы вспоминать, и не помню того, о чем должен был бы помнить.
Сабриэль не ответила. Тачстоун говорил, обращаясь к костру, а не к ней.
— Пожалуйста, засните, миледи, — Тачстоун снова вернулся к тону слуги. — Я разбужу вас.
Сабриэль открыла было рот для ехидного ответа, но промолчала и нырнула под одеяло. Думай только о том, как спасти отца, сказала она себе. Самое главное — спасение Аборсена. Перестань огорчаться из-за проблем Тачстоуна или капризов Моггета. Спасти Аборсена. Спасти Аборсена, спасти…
— Подъем! — прямо в ухо сказал ей Моггет. Она перевернулась на другой бок, но кот перепрыгнул через нее и закричал в другое ухо: — Подъем!
— Да я уже проснулась, — пробормотала Сабриэль. Она села, завернувшись в одеяло, чувствуя предрассветный холод на лице и на руках.
Было еще очень темно, светило неверное пламя костра, и сверху, над ямой, возникли слабые отблески рассвета. Тачстоун уже сварил овсянку. Он умылся и побрился кинжалом, порезав кожу на щеке.
— Доброе утро, — сказал он. — Через пять минут, миледи, все будет готово.
Сабриэль сердито глянула на него, взяла рубашку и брюки и пошла искать укромное местечко среди кустов у ручья.
Ледяная вода окончательно разбудила Сабриэль. Чистая, проснувшаяся и бодрая она вернулась к костру и съела свою порцию овсянки. Затем поел Тачстоун, а Сабриэль тем временем прилаживала доспехи, меч и колокольчики. Моггет лежал у костра и грел свой белый живот. Уже не в первый раз Сабриэль подумала, а нуждается ли кот в еде. Он явно любил поесть, но казалось, ел для удовольствия, а не по необходимости.
Тачстоун, продолжая исполнять роль слуги, вымыл миску и ложку, загасил огонь, но, когда он решил взять себе рюкзак, Сабриэль остановила его.
— Нет, Тачстоун. Это мой рюкзак, Я понесу его сама. Спасибо.
Он, поколебавшись, отдал Сабриэль рюкзак и хотел помочь ей надеть его, но она продела руки в лямки прежде, чем он успел приподнять мешок.
Через полчаса после того, как они преодолели треть подъема по лестнице, Сабриэль раскаялась в своем решении тащить рюкзак. Она все-таки недостаточно окрепла после крушения Бумажного Крыла, а лестница была слишком крутой, и Сабриэль с трудом преодолевала ее спиральные повороты.
— Может быть, возьмете мой рюкзак, — вынуждена была сказать Сабриэль, когда они остановились около какой-то ниши на повороте. Тачстоун кивнул и взял рюкзак.
— Тогда я пойду впереди, — добавила Сабриэль и, подняв свою свечу, шагнула на следующую ступеньку.
— Нет, — сказал Тачстоун. — Там есть охрана и охранники. Я знаю, с какими словами нужно проходить мимо них. Может быть, они и пропустят вас, как Аборсена, но я в этом не уверен.
— Похоже, к вам возвращается память, — сказала Сабриэль, слегка раздраженная тем, что Тачстоун ей противоречит. — Скажите, вы имели в виду эту лестницу, когда рассказывали, как Королева попала в засаду?
— Нет, — коротко ответил Тачстоун, поколебавшись, он добавил: — Та лестница была в Билайзере.
С этими словами он повернулся и двинулся вверх. Сабриэль последовала за ним, Моггет замыкал шествие. Без рюкзака Сабриэль чувствовала себя гораздо свободней. Наблюдая за Тачстоуном, она видела, что он иногда приостанавливался и произносил несколько слов. В этот момент ощущалось легкое прикосновение магии Хартии, более сильной, чем внизу, в туннеле, и, возможно, более смертоносной. Ощущалось и присутствие Смерти: эта лестница в давние времена была свидетельницей многих убийств.
В конце концов они добрались до большой комнаты с двустворчатыми дверями в одной из стен. Сквозь многочисленные маленькие круглые отверстия в потолке лился свет.
— Вот и дверь наружу, — сказал Тачстоун. Он задул свою свечу, взял из рук Сабриэль огарок и сунул обе свечки в передний карман своего килта. Сабриэль хотела пошутить по поводу горячего воска, который может кое-что повредить, но раздумала. Тачстоун, похоже, не обладал чувством юмора.
— Как же она открывается? — Сабриэль указала на дверь, в которой не было ни ручки, ни замка, ни ключа.
Тачстоун помолчал, а потом расхохотался.
— Не помню! Пройти всю лестницу, вспомнить все пароли и сигналы, и все напрасно! Напрасно!
— Но вы по крайней мере привели нас наверх. Я бы до сих пор сидела у ручья и смотрела на небо, если бы вы не появились.
— Вы бы нашли путь наружу. Или Моггет нашел бы, — печально сказал Тачстоун. — Дубина! Да так и оставаться мне деревяшкой…
— Тачстоун, — прошипел Моггет, — заткнись! Ты нам очень нужен, понял?
— Да, — ответил Тачстоун. Его возбуждение немного улеглось. — Извини, Моггет. Извините, миледи.
— Пожалуйста, пожалуйста, просто Сабриэль, — устало сказала девушка. — Я ведь только что закончила школу, мне всего лишь восемнадцать лет! Какая я миледи!
